Светка появилась у них в седьмом классе и поселилась в соседнем подъезде с Викой. И хотя дружили они по-соседски, и были одноклассницами, Мила Светку недолюбливала. Причина была проста: у нее было смазливое личико, которое нравилось мальчишкам, и хорошая фигурка, на которой ладно сидели дефицитные шмотки из папашиного универмага. Рядом с ней Мила очень проигрывала. А через пару лет Светка вообще расцвела и превратилась в красавицу, на которую все заглядывались. Поэтому дружбу Мила со Светкой не поддерживала. Светку могли бы отдать в спецшколу, могли нанять ей репетиторов, но… Станислава Кирилловна считала это неглавным. Главное — это удачно выйти замуж, считала пожизненная домохозяйка. И что немаловажно — вовремя. «Пока красота не завяла», — делилась она своими соображениями с матерью Милы. — А учеба, все эти книжки и занятия красоте не способствуют»…
Не удивительно, что после окончания школы молодая девушка нигде не стремилась учиться. И это в Москве, где столько вузов на любой вкус! «Пусть мужчины учатся или дурнушки, — вдалбливала такую мысль своей дочери мать. — А нашей красавице только одна дорога — замуж».
О работе вообще не было речи. Светлана трижды в неделю ходила с бассейн, регулярно посещала вместе с матерью престижный салон-парикмахерскую. Вместе с родителями часто бывала на выступлениях популярных певцов и артистов в концертном зале «Россия», театре Эстрады. Станислава Кирилловна понимала, что с дочкой надо бывать на людях…
Как-то однажды, придя с работы, отец Светланы принес пригласительный билет на студенческий новогодний бал в московский институт международных отношений. Скромная бумажка-приглашение случайно оказалась для Светланы счастливым лотерейным билетом и пропуском в ту жизнь, о которой мечтала для своей дочери Станислава Кирилловна…
Милу, которая молча слушала мать, невольно кольнула досада. Неприятно было слышать о чьей-то удаче, когда в твоей жизни ничего не ладится…
— И представляешь, — засмеялась Ирина Михайловна, — ей так хотелось похвастаться, так хотелось… Но когда мы с ней прощались, у нее было такое лицо, словно ей жалко стало, что она выдала какой-то секрет…
— И что еще кто-нибудь познакомится с выпускником МГИМО и тоже, как ее дочь, вдруг выйдет замуж за дипломата? — наконец, подключилась к разговору обозленная Мила.
— Во-во, точно, — поддержала ее мать.
— Вот сволочь, — процедила сквозь зубы молодая женщина, — только чтоб у ее Светки все в ажуре было, — и добавила уже более спокойно, — можешь не волноваться, мамуль, дипломатов на всех все равно не хватит…
— А это мы посмотрим, — сказала мать, — чем это мы хуже других?
Теперь у Ирины Михайловны появилась идея-фикс. И воплощать в жизнь ее она взялась, с азартом и пылом еще даже большим, чем когда пыталась определить свою непутевую дочь на учебу. Программа-максимум — выдать дочь замуж за дипломата. Программа-минимум — познакомить дочь именно со студентом МГИМО.
Казалось бы, чего проще было со способностями Ирины Михайловны достать пригласительный билетик на вечер в какой-то институт… Ирина Михайловна вначале так тоже думала. Но, как оказалось, она очень глубоко заблуждалась. Институт был не «какой-то», а очень престижный, единственный на всю страну, где учились, в основном, дети советской элиты. После нескольких и вежливых, и назойливых звонков в институт (ей даже голос приходилось менять) Ирина Михайловна поняла, что билета ей не заполучить. Ей вежливо и уклончиво отвечали, что «количество билетов весьма ограничено» или, что «билеты распространяются по усмотрению администрации института».
Конечно, Ирина Михайловна понимала, что многое в жизни решают родственные связи и знакомства. Она сама часто поступала по принципу: «ты мне — я тебе», к которому подталкивала мораль сплошь состоящего из дефицита общества, которое, тем не менее, рекламировало равные для всех права и возможности. Но были, однако сферы, где на всех этих равных возможностей не хватало. И это ужасно раздражало. Это были явно не ее «сферы». Со своим семилетним образованием, естественно, она не была знакома с такой наукой как обществоведение. Однако, более всего женщину, отнюдь не знакомую с теоретическими выкладками политэкономии развитого социализма, раздражали тезисы, звучавшие со всех сторон: «от каждого по способности — каждому по его труду» или «кто не работает — тот не ест».
— Еще как ест… Дай бог всякому, — говорила она, всегда представляя почему-то перед собой именно гладкую и ухоженную, даже и не помышляющую работать на благо социализма, мадам-домохозяйку Станиславу Кирилловну.
Ирина Михайловна очень бы удивилась и, возможно, даже ужаснулась, если бы узнала, как вообще невозможно в тот институт поступить простому абитуриенту… Помимо элиты — детей членов правительства, дипломатов, журналистов-международников, помимо детей «начальников» союзных республик, которые шли по спецразнарядке (не все же москвичам только!), вожделенные места на студенческой скамье занимали опять же отпрыски членов правительств стран социалистического содружества и развивающихся стран, пожелавших учиться в самом престижном вузе СССР. Ломоносова туда не приняли бы точно…
Если бы все это знала Ирина Михайловна, она бы и связываться с этим злополучным институтом не стала. Но… К счастью, она не знала этого ничего. И со свойственной ей настырностью продолжала прозванивать своих знакомых. И вызвонила-таки. Нашелся человек, у которого в этом вузе родственница работала в институтской библиотеке… За пару дефицитных коробок «Зефира в шоколаде» и приглашение беспрепятственно посещать кинотеатр, когда там демонстрировались особо популярные зарубежные и отечественные фильмы, на просмотр которых выстраивались огромные очереди, Ирина Михайловна получила заветный пригласительный билет для дочери.…
Кстати, библиотекарша, которую Ирина Михайловна сразу включила в список своих долгосрочных знакомых, поведала ей кое-что интересное. Оказывается, на эти вечера специально приглашали девушек-москвичек, сознательно распространяя часть билетов в женских коллективах.
— Ведь здесь учатся в основном парни, — рассказала библиотекарша. — Среди них — не только москвичи. И представляете, вот этим — иногородним с первого курса преподаватели сразу начинают говорить: «Если хотите работать по специальности, женитесь на москвичках. Потому что министерство иностранных дел находится в Москве. Если вы уедете к себе домой после института, мы ничем не сможем вам помочь»…
Ирина Михайловна, становясь посвященной во все эти тайны, слушала библиотекаршу с благодарностью и замиранием сердца. Теперь ей было ясно, как попала на институтский вечер дочь Станиславы Кирилловны…
Да, в централизованном государстве «равных возможностей для всех» какой-то симпатичной продавщице универмага или работнице центрального телеграфа вдруг случайно мог выпасть такой вот счастливый билетик для знакомства… А там уж — как повезет. Но, получалось, что однажды им уже все-таки повезло, именно потому, что они родились в Москве. Был ли пригласительный билет, который по какой-то разнарядке попал к директору большого столичного универмага в единственном числе, или директор осчастливил еще пару своих молоденьких продавщиц, история умалчивает… Но получалось, что Светке повезло трижды. Первый раз — когда она родилась в столице. Второй — когда билет оказался у ее отца — директора крупного столичного универмага. И третий — удачное знакомство, которое увенчалось замужеством.
Когда Мила отправлялась на вечер в престижный институт, в душе она комплексовала, хотя и не хотела показывать этого матери.
Вначале вечера она, вообще, была одинока и неприкаянна. Потом огляделась. Девушек было много, но далеко не все они были красавицами. Это ее немного приободрило. Потом начался капустник, во время которого Мила немного расслабилась. После капустника начались всевозможные розыгрыши, вручение подарков, танцы. Она внимательно вглядывалась в лица молодых людей. Да, все они весьма выгодно отличались от ее бывших богемных сокурсников. Они были хорошо и опрятно одеты, многие красиво причесаны, некоторые вообще выглядели надменными пижонами. В общем: этакие мальчики-мажоры… Мила вышла в туалет, поправила прическу, перевела дух. Выйдя, немного побродила по коридорам, как бы впитывая в себя воздух этого заведения. Он, этот воздух, ей нравился. Чего она никогда не могла сказать, например, об атмосфере театра, которая ей всегда была чужда.
Она вернулась в зал, где вовсю шло веселье, и вдруг поняла, что она внутренне не готова еще к веселью, каким-то знакомствам и переменам, возможно, в силу того, что слишком долго пребывала в депрессии… Это сковывало ее поступки. Но атмосфера ей понравилась. И она подумала о том, что надо прийти сюда еще. Только в другом умонастроении и состоянии духа. Она даже где-то почувствовала себя немного Золушкой, покидающей бал, когда дежурный на выходе спросил: «Что ж так рано уходите?»
