Ознакомительная версия.
А он, кстати, что-то мне такое приятное говорил… Что я уникальная, невероятная, что я – огонь! Очередной пьяный гон. Так, холодный душ, много оливкового мыла и таблетка для бодрости. И минус хороший человек. Твою мать! Жалко-то как!
Знаете, а я люблю свои недостатки. Они придают легкую безуминку, перчинку. Вот, например, матюги. Вам кажется, что я ругаюсь как сапожница, а для меня – это особый вид искусства. Сложить их в такую фразу, чтобы вышло смешно и не пошло. Я ведь с детства в газетах ошивалась, а там совсем не по-французски изъясняются.
Моя первая редакторша Ирина Анатольевна сидела в громадном кабинете в клубах дыма дешевых сигарет с ароматом вишни. Она говорила: «Ничего невозможного нет! Поставь этого м%дака к стенке и задери ему юбку!»
Я пила портвейн «777» с членами редколлегии и училась грамотно писать. По утрам на моем столе частенько лежало пьяное тело Олега из соседнего кабинета, который за неимением собственной квартиры жил прямо в редакции. Где и как он умудрялся купаться, для меня загадка.
«Избегай витиеватых фраз, это раздражает читателя, – говорила редакторша. – Простота языка – результат ясности мысли!» С тех пор я изъясняюсь просто. Вместо: «Ну почему у меня никак не получается вдеть эту нитку в иголку» я говорю сакраментальное: «Бл%дь!»
Правда, вокруг так много совершенно нормальных приличных людей, что я иногда смущаюсь. А они так пальчиком тебе между грудей – тык: «Нехорошо ведешь себя, Ирочка, аморально!»
А я предпочитаю, чтобы все по-честному было. В жизни ведь не всегда смешно. Бывает еще стыдно, страшно, противно… Люди убивают друг друга, дети болеют раком, жены изменяют мужьям, а Синди Кроуфорд какает, прикиньте. И это все – проявления жизни. Экскременты, кстати, в первую очередь.
Смотря как к этому относиться. Мне, например, нравится все: и красота, и уродство. Все интересно! Все особенно! Каждый усик на лице бомжа, каждая капелька пота Гарика Сукачева…
В том же дерьме кто-то видит лишь зловонную кучу, которая будет смыта в канализацию. А кто-то – совершенно чудесный продукт жизнедеятельности красивого человека, который удобрит землю, где вырастут подсолнухи. Или плесень: для кого-то – гниль, а для кого-то – пенициллин. Поэзия!
И еще. Я вот боюсь не маньяков и дефолта. Мне страшно стать очень умной и скучной. Все знать и ничему не удивляться. А вы чего боитесь?
Она умерла через пару часов после нашего разговора. Маленькая темноволосая женщина, водитель троллейбуса. Долго и трогательно рассказывала мне о сыне, одиннадцатилетнем мальчишке, с которым приключилась страшная история. Пацан тогда чудом остался жив. Сел в междугородний автобус, чтобы поехать к тетке в Воронеж. А тот часа в три ночи сломался. Людям пришлось идти пешком по трассе. Никто не обратил внимания на щуплого пацана с рюкзачком. Никто не знает, как получилось, что мальчик заблудился в лесу и двое суток бродил по зеленой глуши. Это было осенью, в сентябре-октябре. Он вышел на дорогу случайно. Ноги были стерты в кровь. Голодный, замерзший пацан волновался лишь об одном: «Как там мама, она, наверное, плачет?»
– Я подрабатывала сторожем в ночную смену, – не моргая, смотрит на меня его мать. – Надо было поехать вместе на следующий день. Но он очень хотел… Я посадила его в автобус, предупредила водителя… Но всем наплевать на чужих детей.
Я записывала историю для рубрики «Происшествия» в нашей газете. Мама мальчика все говорила и говорила. О старшем сыне, который в армии, о неудачном браке… Кажется, я уже миллион раз слышала эту историю. Несчастная одинокая женщина, которая взбивает сметану ногами, чтобы ощутить хоть какую-то твердость. Периодически на ее глазах появлялись слезы, я понимала, что ей просто надо выговориться. Я терпеливо слушала. Мне нравятся люди, которые даже с отрезанной ногой не забывают улыбаться и смотреть на небо. Не опускают руки. Не завидуют. Никого не винят. Просто иногда плачут на плече у незнакомого человека.
Я взяла у женщины фотографии из семейного альбома. Я принесла их через три дня. Ровно три дня, как обещала. Дверь открыла незнакомка в черном. Выглянули еще люди в траурных одеждах. «Умерла она. Сердце не выдержало. А вы кто? Журналистка? Вот, может, из-за вас и умерла. Ходите здесь, выспрашиваете. Душу бередите».
Я ехала в лифте и рыдала. В руках были фотографии вмиг осиротевшего мальчишки. Тогда я решила больше никогда ничего не писать. Приехала в редакцию с мутным взглядом, собрала вещи… Зашла к главному:
– Увольняюсь. Что писать надо?
Коллегам потребовалось месяца три, чтобы убедить меня в том, что я ни при чем. Что женщина сама позвонила в редакцию, чтобы рассказать свою историю. Сама позвала меня в гости. Я НИ ПРИ ЧЕМ! Но почему-то я до сих пор не могу забыть ее глаза.
Двое суток я сижу дома и тупо смотрю в окно. Я вижу старые крыши центра Москвы, на них – кричащих что-то строителей-таджиков. Я вспоминаю, как пятнадцать лет назад отдыхала с мамой в Самарканде и Бухаре, ела огромные сочные помидоры и сладкие белые дыни. Мальчик Алишер из соседнего аула потом еще год писал мне письма с ошибками. Это такое чудо – рукописные письма с рисунками и сердечками! Не электронные послания, не звонок по мобильнику и смс-ки. Настоящие круглые буквы на разлинованных страницах тетради!
Недавно мне захотелось ощутить это снова. Я предложила Максу общаться с помощью записок. Мы писали друг другу: «Пойдем пить чай» и «Позвони маме», а потом тыкали блокнотом в лицо. А потом мы сочиняли длинные письма. С рассказами о детстве и описанием наших чувств друг к другу. Я, пожалуй, сохраню эти письма. Когда еще доведется взять в руки шариковую ручку?
* * *
Я перебираю в памяти приятные воспоминания, а затем набираю любимый номер. Надо все рассказать. Ложь, конечно, дает преимущества, поскольку ты владеешь информацией, а он – нет, но в то же время она разрушает карму.
– Прости, Макс, я тебе изменила. (Кстати, Простимакс – хорошее название для лекарства!)
– Этого не может быть!!! Ты снова шутишь? С кем?
– Это уже неважно. Просто я решила быть честной.
– Надеюсь, не с кем-то из моих друзей?
– Не волнуйся, ты его не знаешь. Я и сама (хи!) плохо помню, как он выглядел. Мы катались на качелях, пили шампанское из бутылки. И мне просто захотелось ласки.
– Хочешь сказать, в этом виноват я? Я не был достаточно ласков?
– Ты не был. Но ты не виноват. Просто мы не созданы друг для друга. И вообще, только подумай, когда мне будет сорок, тебе исполнится всего 35! У меня начнется климакс, а ты начнешь заглядываться на молоденьких телочек. Я буду нервничать и выносить тебе мозг.
– Да брось! Это тебе по паспорту 31. А по жизни – не больше 22. Сама прекрасно знаешь. Но все равно спасибо за честность. Прощай.
С этими словами Макс бросает трубку и отключает телефон. Я знаю, что звонить бесполезно, но все равно набираю его номер. «Простимакс! Простимакс! Простимакс!»
На лобовом стекле его тачки я вывожу сердечко розовой помадой, а внутри пишу «Х%й». На всякий случай, вдруг не простит.
* * *
Каждый день я надеваю одни и те же очки, иду по одной и той же улице… Один и тот же охранник у соседнего банка говорит мне неизменное: «Здрасте». Одна и та же рыжая собака у метро одинаково виляет хвостом. На работе сажусь в привычное кресло и пишу одинаковые тексты для одной и той же читательницы, чей портрет висит у меня на стене.
Одни и те же люди страдают от одиночества и неразделенной любви. Я даю им одинаковые советы, как все изменить. В одних и тех же клубах одни и те же друзья сидят за одними и теми же столиками. Как всегда пьяные. Любимый мужчина каждое утро готовит один и тот же чай, а потом чмокает меня на прощание. Каждый день я думаю, что меня все это задолбало. И каждый день пытаюсь что-то изменить: образ жизни, мужчину, работу или хотя бы цвет волос.
И самое странное, что каждый человек думает примерно то же. Потому что мы все одинаковые.
Гадалка жила на окраине города, а мы как раз проезжали мимо.
Подружки хором защебетали: «Давай, всего 100 рублей, узнаешь будущее. Ничего плохого она не скажет…» Я поддалась. Никогда не была у гадалки.
Тетка оказалась армянкой лет сорока. Не поднимая глаз, она налила в чашку горячий кофе, открыла потрепанную книженцию со странными знаками и взяла меня за руку. «Мужчину всей своей жизни встретишь… его зовут на букву „В“. Он темноволосый, высокий и разведен. Но ты должна проявить настойчивость, счастье само в руки не упадет…» Она говорила еще что-то, а я уже перебирала в уме всех знакомых Володь, Валер, Викторов…
Тема про суженого засела в моей голове на несколько лет. Встретив нового мужчину, я первым делом спрашивала, как его зовут: если не на «В», тут же теряла интерес. А если он оказывался Ваней, Владом или Валей, начинала «проявлять настойчивость». Со стороны это выглядело смешно, но я придумала один простой способ – говорить парню в лоб: «Ты мужчина всей моей жизни, мне гадалка сказала». Мужиков это срубало напрочь. Если б вам такое сказали, вы бы тоже заинтересовались – а вдруг правда?
Ознакомительная версия.
