Билл обернулся и посмотрел на меня с улыбкой.
— Очень вежливо. Хочешь ответить?
— Нет! Да! Нет!
Мы продолжали следить за экраном, и там появлялись новые строки:
ЗИГГИ: Привет, Техноботаник.
ТИНА: Добро пожаловать, Техноботаник.
И весь оставшийся вечер мы с Биллом по-журавлиному вытягивали шеи у компьютера, по очереди бегали на кухню за кофе и продолжали наш разговор. Очень странный, очень напыщенный, но такой затягивающий разговор.
— И сколько тут таких каналов? — спросила я наконец.
— Сотни, тысячи.
— И там люди со всего мира?
Билл поднялся, зевнул, потягиваясь, потер подбородок там, где прежде был налеплен пластырь, и отключил модем.
— А-га-а… И там не только всякие умники.
И с тем ушел. А я опять осталась одна с мерцающим экраном компьютера. И в мозгу тоже мерцало. Это что же получается, Умник Билл в курсе, что я его называю Умником? А если знает, то откуда? Или это у меня паранойя?
Я не рассчитывала, что когда-нибудь получу весточку от Лайма, и была права. Никаких посланий в компьютере, сколько бы я туда ни наведывалась, и никаких записей на автоответчике, сколько бы я его ни проверяла. Мы с Кайли уже придумали для него прозвище — Макраме-мужчина. Оказалось, что с ней он тоже завязывал узелки на презервативах, и мы позволили себе такую маленькую месть.
Вот он, тайный страх каждого мужчины. Обнаружить, что его детородный орган и/или сексуальные предпочтения оказываются предметом обсуждения хихикающих дамочек. Ну и пусть. Если он повел себя в полном соответствии со стереотипом, то и мы поступим точно так же. По крайней мере, я. Кайли было как-то неловко смешивать его с грязью. Но я старше, у меня больше причин для цинизма, так что наплевать.
И все же, дабы доказать себе, что я не совсем поросла мхом, я решила устроить встречу Билла и Хилари.
Мы болтались по Интернету, выискивая, чем бы сегодня заняться, и споря, кому из нас сидеть в крутящемся кресле. И как бы между прочим я заметила:
— Тут как-то вечером Билл заглядывал. После паузы:
— М-мда?
— Он такой славный.
— М-м.
— Не интересуешься? Снова пауза.
— А может, выключим? — сказала Хилари наконец. И сбежала на кухню, чтобы поставить чайник. Поиск ложечек она превратила в сцену, достойную Стивена Спилберга, и все выясняла, какой я хочу чай — в Джодиных травяных пакетиках или нормальный. И еще перемыла все, что было в раковине.
Наконец она появилась с двумя чашками, села на диван и сказала:
— Вообще-то у меня кое-что наметилось.
— Да что ты, — я была рада за нее. По-настоящему рада. — И кто же?
— Я кое-кого встретила в группе.
— В какой группе? — спросила я.
— Да ты знаешь.
— Хил, ты в тысячу разных групп ходишь.
— В «Женском кружке».
В голове у меня нарисовался мысленный образ: чувственный современный парень с золотистым загаром и на велосипеде. Красивый. Легко сходится с женщинами. Понимает их, и все в таком духе. На этот раз Хилари повезло. Но тут она сделала глубокий вдох и выпалила:
— Вообще-то это женщина.
Что?
Если годами наблюдаешь, как на глазах у всех Джоди с Диди хватают друг друга за джинсовые задницы, то считаешь, будто у тебя уже иммунитет к шоку. Но это же совсем другое. Это Хилари. Библиотекарь. Носит синие джемперы. Любит мужчин.
— Конечно, надо было тебе сразу сказать, — произнесла она, когда я села и тупо уставилась в стенку. — Это уже длится какое-то время.
— Ты серьезно?
— Конечно, а ты что думала?
— Извини.
Я чувствовала себя примерно так же, как в тот день, когда поддала головой футбольный мяч Дэниэла Хоукера и чуть не получила сотрясение мозга.
— Что ж, по-моему, здорово, — промямлила я.
— Правда?
— Ну да. Конечно, здорово. И мне даже удалось спросить с понимающей улыбкой:
— А я могу с нею познакомиться?
— Ну, Джоди подумывала тут насчет пикника.
— Ох, вегетарианский пикник с чечевицей…
— Вот-вот. Прогулка с репкой.
Я деланно засмеялась. Но что-то было не так, и обе мы это знали. Обычно, если у Хилари или у меня появлялся новый парень, мы устраивали друг другу допрос примерно до второй или третьей чашки кофе. И мы были беспощадны друг к другу. И вот я ступила в зону политкорректности. Оказалась на ничейной земле — и это с человеком, с которым мы вместе мазали губы шоколадным блеском.
— И что, — произнесла я наконец, — если это женщина — это уже что-то более личное?
— Ну, это новое. Что-то совершенно новое. Что бы ты хотела узнать?
— Главный вопрос: это теперь что, до конца жизни?
— С тем же успехом я могу спросить, считала ли ты, что Лайм — это до конца жизни, — заметила Хилари.
— Нет. Я не про то. В смысле — быть розовой. Ты розовая?
— Нет, — быстро ответила она и тут же поправилась. — Не знаю. Может быть. Но она мне нравится. Просто она мне нравится.
— Расскажешь, как это вышло?
И Хилари моментально стала вся по-девичьи смущенная и довольная — словно у нее спросили о потенциальном ухажере. Хотя, если учесть, что речь шла о женщине, то вот так вздергивать носик и накручивать прядь волос на палец довольно странно. Впрочем, неважно.
— Для некоторых упражнений нам надо было разбиваться на пары.
— А, понятно.
Хилари передернула плечом.
— Она всегда выбирала меня. Ее зовут Натали. Как-то вечером мы выпили сто сорок семь коктейлей в «Паддингтоне».
— И она тебя обставила, или как?
— Конечно, она меня обставила. Ты же знаешь, у меня со всеми сначала так.
Тут она подхватила газету и углубилась в раздел недвижимости — верный знак того, что разговор окончен. Я заподозрила, что вот это и называется — объявить о своей гомосексуальности. Я, Виктория Шепуорт, женщина девяностых, впервые в жизни стала свидетельницей того, как человек объявил о своей гомосексуальности. Я зачем-то начала взбивать диванные подушки. Клянусь, в жизни подушек не взбивала. Это что, такая реакция?
— Конечно, я могу пообедать с Биллом, если там еще кто-нибудь будет, — немного помолчав, сказала Хилари. — Ну, понимаешь. Только не надо мне ничего организовывать.
— Ох…
— Но все-таки спасибо.
— Ладно… А Джоди знает?
— Разумеется.
И я почувствовала себя уязвленной.
— Ты что, думала, я как-то не так отреагирую?
— Нет. Но всему свое время, верно? Ты была занята, и я была занята. Это совсем не то, как если бы мы с Джоди и Диди от тебя что-то скрывали.
— Если не считать того, что вы и скрыли.
— Вик, что ты так бесишься?
И вот о чем Хилари думала, хотя и не говорила этого вслух: она ведь ждала, как я за нее обрадуюсь. И поскольку сказать нам больше было нечего — потому что я рта не решалась открыть из опасения ее обидеть, — мы сменили тему, отыскали в газете какой-то фильм и отправились в кино.
Знаете, как это бывает: некоторые фильмы запоминаешь только по тому, какое тогда было настроение или с кем ты его смотрела. Я сразу могла сказать, что сейчас именно такой случай. Мы покупали билеты, а я думала об одном: этот фильм я смотрю в тот день, когда Хилари сообщила мне, что она лесбиянка.
Весь сеанс я ловила себя на мыслях: имеет ли это теперь для Хилари хоть какое-нибудь значение? И не коробит ли ее обнаженное мужское тело, мелькающее на экране? И во что превратятся наши совместные походы в кино? Что, больше никаких картин с голыми мужчинами? Или она думает, этот фильм я выбрала специально — показать свое превосходство?
Но когда зажегся свет, она была все той же Хилари. Несомненно. Стонала из-за стоимости билетов, из-за того, какой же Роберт Карлайл все-таки коротышка и как она никогда не наедается попкорном.
Будь я хорошей подругой, я бы надеялась, что эта Натали, или как там ее зовут, окажется Единственной. Или, по крайней мере, Той Самой. Но что поделать — я никогда не была достаточно сознательной. Леон Мерсер, студент-радикал, вам бы это подтвердил. Я была девчонкой, которая запустила руку в Фонд рабочих-социалистов, чтобы купить себе шоколадку. А теперь я — женщина, лучшая подруга которой объявила о своей гомосексуальности, и я молюсь, чтобы все поскорее стало как прежде.
Я только-только сделала новое открытие в Интернете: оказывается, там сохраняется список сайтов, куда ты наведывался. Проведя большую часть воскресного утра он-лайн (как круто — вворачивать словечки вроде «он-лайн»), я этот список проверила.
Таро
Людей-Кошек
Таро
Райдер-Уэйт
Спросите Мистическую Молли
Страничка И-Цзин
Восхитительно. Существует триллион всевозможных сайтов, с использованием самых продвинутых технологий, доступных женщинам и животным, но все, что меня занимает, — это детские гадания, которыми я развлекаюсь, сидя на горе подушек в своем вертящемся кресле. А с другой стороны, для чего тогда вообще нужен Интернет?
