Впрочем, так поступают сегодня в оккупированном Ираке и американские солдаты, пытаясь морально подавить поверженного врага (сексуальное насилие в багдадской тюрьме Абу Грейб). Обращение к архетипу, столь популярное в американской массовой культуре, приносит свои плоды. Однако подобное обращение отнюдь не безопасно: в недавние времена этим широко пользовались вожди третьего рейха, возрождая культ германских мифологических героев.
Добрыня Никитич ясно осознает, что физическое надругательство обратит его в некое женоподобное существо, подлежащее общему осмеянию и презрению, и навсегда лишит возможности стать настоящим витязем и предводителем. Он вступает в бой не только за свою честь, но и честь своего славянского рода, осознавшего собственное достоинство и собственную правду. Его победа над иноземным врагом, вором и насильником, есть победа национальная, есть победа во имя грядущей независимости Русской земли.
Соратником Добрыни Никитича на поприще змееборчества предстает другой былинный богатырь Алеша Попович. Причины, по которым он мстит Змею Горынычу как завоевателю родной Матери-Земли, скорее всего, сокрыты в его волшебном происхождении.
По существу, основной текст былины про Алешу Поповича и Змея Горыныча сводится к скоморошескому воспроизведению скальдического нида — своеобразного поношения врага, обвиняемого в содомском грехе. Алеша Попович знаком с законами скандинавского тинга, которые первоначально действуют и на завоеванной славянской территории — Русской земле. Согласно этим законам, обидчик должен понести суровое наказание в том случае, если «сравнивает другого с кобылой, или называет его сукой, или сравнивает его с самкой любого вида животного». Славянский богатырь преднамеренно оскорбляет Змея Горыныча, жадно пожирающего на княжеском пиру сахарные яства: «У моего батюшки у родимого кобыла была она обжорлива, она сено ела и на жопу села!» Ни много, ни мало славянский богатырь обвиняет Змея Горыныча в пассивном мужеложестве, сравнивая того с кобылой. Змей темнеет, как осенняя ночь, и швыряет за печной столб булатный нож: вызов принят. Как известно, в ходе поединка Змей Горыныч погибает. Отрубив змеиную голову, Алеша Попович не случайно бросает ее на теремный двор Владимира Красное Солнышко. Этим поступком он предлагает киевскому князю окончательно определиться, на чьей стороне верховная власть — иноземных варягов или своих могучих богатырей.
Эпическая песнь сохраняет для нас несколько отчеств Алеши Поповича. Он называется сыном то попа Левонтия, то епископа Феодора. Как бы то ни было, «поповское» отчество означает духовное происхождение былинного героя. Между тем, сказитель называет еще одно отчество змееборца — Чудородович. Ни в ростовских, ни в рязанских, ни в каких других землях попа или епископа с именем Чудород нет и быть не может, потому что чудород означает чудодей, кудесник, волхв. Как представляется, именно Чудород есть исконное имя отца нашего богатыря, и только последующая христианизация примеряет к Алеше иные, созвучные по духу (Попович) или букве (Феодорович), отчества.
Былина содержит доказательства того, что Алеша Чудородович — сын волхва, быть может, того самого Соловья, который был объявлен разбойником по религиозным основаниям. Этот славянский богатырь никогда не побеждает своего врага силою, но всегда хитростью-премудростью. Чтобы притупить бдительность Змея Горыныча и нанести смертельный удар, он то нацепляет на ноги «поршни кабан-зверя» (символика Перуна), то обманом заставляет супостата оглянуться назад, то неожиданно выскакивает из-под лошадиной гривы. Накануне поединка он обращается к небесной силе, заклиная собраться грозовой туче и пролиться дождю. Искусство волхвования — главное, что отличает его от других ратоборцев.
Такова дружина киевского князя, составленная из трех разных сил, действующих в пространстве и времени. Илья Муромец олицетворяет сильную варягорусскую власть, обращенную не только на защиту Русской земли, но, прежде всего, на утверждение новой, православной веры. Его антиподом является Алеша Попович, представляющий славянскую языческую мощь, которая имеет колоссальное влияние в силу своего автохтонного происхождения. Промежуточное положение занимает славянский богатырь Добрыня Никитич, поддерживающий как религиозные новации варягорусов, так и народное сопротивление новым пришельцам, не желающим считаться с местными славянскими обычаями. С такой дружиной у Владимира Красное Солнышко есть только один выбор. Либо он покидает землю, покоренную его предками, и всю жизнь скитается по морям-окиянам в поисках богатства и славы. Либо создает сильное независимое государство, объединенное общими религиозными ценностями.
* * *
Древнюю Русь порой именуют Скандовизантией. Действительно, сочетание скандинавского и византийского начал придает славянской истории своеобразие и неповторимость. Она даже получает название русской, хотя этот эпитет имеет скорее религиозную, чем национальную окраску. Главную примиряющую роль здесь играет выбор веры, осуществленный Владимиром Красное Солнышко. Тем не менее, по мысли протоиерея Александра Шмемана, православие «долго было иностранной религией, и даже вдвойне иностранной: греческой и княжеской — то есть находившей себе опору в варяжской дружине, составлявшей государственное ядро Руси».
Основа русской цивилизации, которую составляет вера и язык, изначально является противоречивой, двойственной. Русское религиозное сознание и поныне сохраняет двоеверие. Поэтому единым скрепляющим началом, способным удержать русскую цивилизацию от распада, становится сильная национальная власть
Примечательно, что накануне катастрофы 1917 года наблюдается невероятный всплеск русского самосознания. Именно тогда создается легенда о трех богатырях. В конечном счете, эта эпоха имеет своим символом конную статую императора Александра III, которая выражает идею русского богатырства. Перед нами предстает не царь, но подлинный Илья Муромец, выехавший потягаться силою за Русь. Позднее низвергнутый со своего пьедестала, он оказывается единственным памятником, куда в годы блокады попадает немецкий снаряд, но не причиняет никакого вреда — такова чудесная сила, заключенная в удивительном монументе.
Сходная жизнестойкость наблюдается и в русской литературной традиции советского периода, где, конечно, уже нет места ни Илье Муромцу, ни Добрыне Никитичу в силу ярко выраженного религиозного и социального признака. Зато ее главным эпическим героем становится Алеша Попович, славящийся своей веселостью и находчивостью, но главное — способностью выжить в самых тяжелых обстоятельствах. В первую очередь, этот богатырь встречается на дорогах Великой Отечественной войны под именем Василия Теркина.
«Книга про бойца» — это монументальное эпическое полотно, созданное Александром Твардовским по «горячим следам». Поначалу поэт представляет своего героя фигурой лубочной, но великая народная трагедия переменяет его замысел. Он творит не сказочного богатыря, но подлинного эпического героя, которому смерть в бою не писана — «еще пуля не нашлась». Василий Теркин исповедует неколебимые нравственные принципы. По его убеждению, нельзя выжить без острой шутки-прибаутки, отвергая сущую правду, какой бы горькой она ни была. В бою не чужд опаски, он никогда не ходит прямоезжей дорогой, как Илья Муромец, а всегда идет в обход. «Вы — вперед, а я — в обход», — говорит товарищам Василий Теркин, отправляясь захватывать немецкий блиндаж в одиночку. Опять же в одиночку, на поединке, побеждает он своего врага, используя хитрость-премудрость — ударяет противника незаряженной гранатой.
Но сближает нашего героя с Алешей Поповичем, прежде всего, единая вера — единый культ Матери-Земли. «Мать-земля моя родная, я твою изведал власть!» — восклицает Василий Теркин, указуя на основной источник своей духовной мощи — кровную связь с родной землей. Святая высота войны за родную Мать-Землю придает образу Василия Теркина незабываемые эпические черты — черты «русского чудо-человека».
Таким же «русским чудо-человеком» предстает и герой повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича», воевавший на летописной реке Ловать, а затем очутившийся в лагерной преисподней. Перед нами предстает тот же Алеша Попович, тот же Василий Теркин, только в другой экстремальной ситуации — как бы «на том свете». Наш герой также никогда не ходит прямоезжей дорогой. Он жив той хитростью-премудростью, что заставляет идти в обход — припрятывать хлебную пайку в матрас или тайком добывать толь для обогрева. Он и на воле собирается жить в обход — красить под трафарет ковры, где тройка в красивой упряжи везет некоего богатыря. Причина, по которой Шухов так действует, заключается в том, что «прямую дорогу людям загородили» — загородили новые богоборческие властители, умело использующие противоречия русского религиозного сознания в своих целях.
