*
Никиту освободили из СИЗО 27 июля, в девять часов утра. Он пробыл в заключении после второго суда более двух месяцев. Верховный суд
Российской Федерации удовлетворил кассационную жалобу адвоката, отменив приговор областного суда в связи с ничтожностью проступков незаконно осужденного гражданина.
Ему вернули паспорт с вложенной в боковой карман обложки сотенной бумажкой (надо же, не позарились), а также кожаное, посеченное ветром и пылью пальто и меховую кепку. Посмотрев на прощание на
Никиту из узкой своей комнаты, заваленной тюками, сотрудница тюрьмы, кастелянша, нашла ветхий, но еще целый рюкзак, и освобожденный уложил в него свои книги, которые также разрешили вынести с территории. Ноут-бук, купленный друзьями, остался собственностью тюрьмы. Что ж, надо помогать службе ГУИН, она бедная, и все же старается облегчить жизнь своим арестантам чем и как может.
– Благодарю вас, добрые люди! – сказал, уходя, вполне искренне
Никита охране.
Те осклабились с пониманием: никогда ведь не знаешь, кто где завтра может оказаться. Может быть, и они за свои грехи еще получат возмездие… да все равно приятно услышать сердечное слово.
Никита брел по городу, шатаясь, как пьяный, от избытка свежего, сладкого воздуха. Из сквериков пахло спекшейся банной листвой берез, день начинался жаркий.
Мимо Никиты, цокая тяжелыми квадратными каблуками (мода!), торопились на учебу или работу девушки и, стукая копытами, шли лошади с девушками же в седлах (тоже мода!), медленно двигались, попав в пробку, запыленные машины, большей частью иномарки, с черными стеклами.
Дети во дворах, визжа, запускали разноцветные воздушные шары, нарядно одетые девочки в коротких юбках, посмеиваясь и кокетничая перед мальчиками, ели мороженое. Интересно бы знать, где сейчас бывшая жена? Вернулась к майору? Или мается без пристанища? У нее, кажется, сестра живет в пригороде, возле аэропорта, в собственном доме. Не пропадет бывшая жена.
Конечно, лучше бы не пропала…
А вот катится прямо на Никиту синяя машина, он знает эти машины – у них дверь с решеткой позади… Не передумали же они, не за ним же послали? Никита рывком отскочил в сторону, тяжелый рюкзак с книгами едва не повалил его на огороженные железным заборчиком цветы. Но милиция медленно проехала мимо…
Душно-то как! А почему он не снял свое горячее от солнца кожаное пальто? Словно до сих пор не очнулся от тюрьмы.
Поставил на землю рюкзак, освободился от пальто и, вновь надев книжный груз с лямками, перекинул тяжелую одежду через левую руку, а в правую взял мохнатую кепку. “Ну и видик у меня! Только вот вопрос: а куда идти? В академгородок, к Хоботовым? Они на работе, а дочка, судя по их письмам, собиралась в деревню к бабушке…”
Сел перевести дыхание на скамейку возле какой-то фирмы, выходящей окнами на проспект, на медной доске – по-русски и по-английски длинное название… мельком попытался прочесть… что-то вроде
“Сибсбыттехремхолдинг…” Куда же мне пойти работать? Впрочем, успеется. Хорошие компьютерщики везде нужны. А Никита – программист высококлассный, ему это не раз и директор ВЦ Катаев говорил…
Знойный счастливый день обессилил Никиту. Не хотелось двигаться никуда. Дядя Леха Деев, бывало, выпив рюмочку вечером, пел песенки времен своего заточения. И Никита, никогда их не любивший, сегодня почувствовал, как же они пронзительны, страшны и прекрасны в своей правде.
Никита закрыл глаза и сам вдруг замычал:
Постой, паровоз, не стучите, колеса…
Кондуктор, нажми на тормоза…
Я к маменьке рудной с последним поклоном
Решился показаться на глаза…
Наверное, от мамы письмо лежит на Главпочтамте, до востребования -
Никита уверил ее в письмах своих, что вот-вот выйдет на свободу и писать лучше туда.
Какие белые, ослепительные облака! А за ними синее небо, а за синевой, рожденной игрой солнечного света, если подняться всего лишь на сотню километров, – черный-черный космос. Не с кем поговорить.
Поговорить бы сейчас с дядей Лехой, да нету его… бывший зэк, художник, философ упокоился под сваренным из стальных прутьев крестом на кладбище в двадцати километрах от города…
Крест сваривал Юра, правда, оплел его зачем-то проводом и свесил компьютерную “мышку”. Наверно, пьян был… дескать, кто захочет, тот на связь с дядей Лехой выйдет…
Я пилку достану с товарищем верным,
Железную решетку распилю…
И пусть луна светит своим холодным светом, меня не поймают, я уйду…
От Никиты, плохо выбритого, от его истасканного, не по погоде вынутого на свет божий кожаного пальто, наверное, плохо пахло – он заметил, как, проходя мимо, демонстративно отшатнулись две симпатичные школьницы.
Встал, купил в киоске дешевые солнцезащитные очки (от сотни рублей остались семь рублей), надел – и снова заметил, как его настороженно обходят люди. Да что же это такое? Все еще помнят про маньяка в очках? Ах, идите, мои дорогие, своей дорогой. Мне не до вас.
Может быть, все-таки разыскать Марину: как ни суди – родной человек, посидеть, потолковать? О чем? Да ведь не о чем.
– Изыди! – смешно кричал Алексей Иванович Деев, выгоняя свернутой в трубку газеткой залетевшую в окно осу, стараясь не повредить золотистые крылья непрошеной гостье…
И Светлана Анатольевна не пришла к СИЗО. И ясно почему: работа закончилась. Никита на свободе, задача адвоката выполнена. “Но я бы ей цветы купил, вечером хорошего вина бы выпили”.
Он прибрел на главпочтамт. Но увы, в отделе “до востребования” ни одного письма из Иркутска не оказалось. Неужто отец или мать захворали? Или не верят, не верят ему? А вот коротенькое послание от адвоката Светланы Анатольевны как раз и дожидается Никиту.
“Никита, здравствуйте! Поздравляю вас с окончанием этой ужасной истории, – пишет она. – У меня все нормально, веду два дела, одно тяжелое – убийство с отягчающими… пьянство – страшный порок…
Простите, к вам в день выхода на волю не приду, чтобы вы скорее, без меня, адаптировались к жизни. Я бы вам напоминала… да и, сказать правду, меня всегда пугают добрые отношения с подзащитными… а потом происходит разочарование… У меня такое уже было, больше я такого не хотела бы… Я уверена: вы встретите хорошую подругу, вы по сути своей добрый и даже наивный человек. Вы просто обязаны встретить хорошую девочку. Только не сразу всё до конца рассказывайте о себе. Мы, люди, живем в мире агрессии слухов и чужих оценок. Доверие возникает не сразу. Удачи! Прощайте! С. А.”
Что ж.
Немедленно позвонить в Иркутск. Никита зашел в зал междугородной связи и вспомнил: денег-то всего ничего. Постой, у него в полах пальто всегда звякает металлическая мелочь, провалившись вниз через дырку кармана. Сунул руку до плеча, сгреб всё, что нашлось, купил карточку и принялся звонить. Набирал раза три домашний телефон родителей. Длинные гудки.
Хорошо, вечером. Идем дальше. Как сжигает неисправный самолет керосин, прежде чем приземлиться, так и Никита должен сегодня сжечь время до вечера. Он вышел и постоял возле главного городского фонтана, вместе с детворой и птицами дыша мелкими брызгами. Но почему он столь бездарно тратит время?! Если даже Хоботовых нет дома, Никита помнит, где они прячут ключ.
Метнулся в автобус, вот и пятый этаж, вот и дверь Хоботовых, вот и длинный ключ под половичком. А вот и второй плоский ключ за дверью перед второй дверью высоко на гвоздике справа! Оглядываясь, как вор
(все-таки неловко, если увидят чужого человека, исхудалого, в щетине), проник наконец в квартиру.
И увидел на столе записку: “ПРИВОДИ СЕБЯ В ПОРЯДОК!” Спасибо, родные! Здесь же его чистая одежда, пролежавшая у друзей почти полгода: стопочкой майка, трусы, рубашка, выглаженные Лидой льняные брюки, и на спинке стула – светлый летний пиджак. И деньги Никиты в почтовом конверте. И бритва “Braun”…
Как приятно стать чистым! Через полчаса Никита уже сидел, румяный, косясь на зеркало Хоботовых и звонил по их сотовому телефону, оставленному здесь:
– Виктор! Новости!
Выяснилось: большой компьютер, книги и диванчик в гараже. Стулья можно будет забрать у лаборанта, которого поселили в комнату Никиты.
Да черт с ними!
– Что с картинами Алексея Ивановича?
Выяснилось: когда начальство ВЦ решило отдать бывшую комнату Деева секретарше, все холсты перевезли в подвал ВЦ. Три особо яркие картины (где смеются: на одной – дети, на другой – молодежь, на третьей – старики) повесил у себя в кабинете сам Олег Сергеевич
Катаев. Так сказать, приватизировал собственность бывшего сотрудника.
– А дверь? – кричал в трубку Никита. – Дверь? Я же тебе писал!
Витя Хоботов рассмеялся.
– А дверь давно у старика. Мы поставили секретутке новую, евродверь, можешь выглянуть, посмотреть, а ту отвезли старику. Правда, пришлось
Юрке Пинтюхову белый слой смывать. Эта дура, видишь, Зинку закрасила.
