– Я буду хранить вашу тайну, – сказала она.
Теперь настал момент прощупать почву.
– Вы уже вернулись на работу?
– Да. Не могла сидеть дома. Все хорошо. Все очень внимательны ко мне.
Гриффин положил телефонную трубку на подушку и прижался к ней ухом. Его клонило в сон.
– Какие у вас планы?
– Никаких.
– Послушайте, я хочу вас видеть. Не знаю, возможно ли это. Я не знаю вас, не знаю ничего о вашей жизни. Уверен, у вас есть друзья, которые могут помочь вам пережить трудное время намного лучше, чем я. Но мне кажется, что между нами есть какая-то связь, и… – Он дал ей шанс закончить его фразу.
– Все так сложно. Я даже не могу объяснить свои чувства. Но между нами есть какая-то связь, и я хочу вас видеть. В тот вечер, когда вы позвонили Дэвиду, у меня было ощущение, что мы с вами говорим не в последний раз. Наверное, это ужасно, но я многое извлекла из всего этого, – она имела в виду жестокое убийство своего любовника, – и важно иметь возможность говорить о своих чувствах. Вы сами не понимаете своих чувств, пока не начнете о них рассказывать. И эти чувства меняются. Я слишком разговорилась, да? Но извиняться не стану.
Он подумал, что следует поменяться ролями и выставить себя как жертву сложившейся ситуации. Нужно сказать, что ему было бы проще звонить ей за спиной Дэвида Кахане, чем перешагивать через его труп. Он попробовал сформулировать это так:
– Мне было бы легче звонить вам, если бы он был жив.
– Да.
– Но, несмотря на это, я вам позвонил.
– Я рада, что вы это сделали.
– Мне легко с вами общаться. А вам легко?
– Да.
– Мы о многом не говорим. Но я ценю нашу сдержанность.
– В этом есть какая-то утонченность, правда?
Пока он не хотел идти дальше.
– Спокойной ночи, – сказал он.
– И вам также.
Чей теперь ход? Он позвонит ей через несколько дней и назначит свидание на следующие выходные. Он забыл, как она выглядит. Он узнает ее, когда увидит, но описать бы не смог. Темные волосы и грустные глаза. Он погасил свет и в темноте спальни попытался представить Джун Меркатор, но не смог. Все, что он мог вызвать в воображении, было бесформенным. Живыми были только руки, которые тянулись к нему. Он закрыл глаза, погрузившись в собственную темноту, и абстрактная форма приобрела более конкретные очертания. У нее были длинные волосы. Фантом парил в воздухе, взывая к Гриффину. Он мог погладить ее бедра. Фантом держал дистанцию. Может быть, меня ослепило желание, подумал он. Я могу прикасаться, но ничего не вижу. Он знал, что у себя в комнате Джун Меркатор пыталась представить его. Он перевернулся на живот, чтобы дать фантому приблизиться, он не хотел спугнуть его своим взглядом.
Он ожидал найти очередную открытку с утренней газетой, но ее не было. Он позавтракал в отеле «Бель-Эр» в компании одного режиссера.
Как только Гриффин расположился у себя в кабинете, в дверь постучал Ларри Леви. На руке у него был гипс. Лицо обветрилось и загорело, только от очков остались белые круги вокруг глаз. Гриффин знал, что Леви хотелось рассказать, как он сломал руку и что делали врачи, поэтому он не задал никаких вопросов и пригласил его сесть.
– Добро пожаловать в родные пенаты, – сказал он. – Ремонт закончился?
– Все отлично. Я очень доволен. – Леви достал из кармана пилочку для ногтей и почесал руку под гипсом. – Пора браться за работу. Левисон подкинул мне несколько проектов. Пара новых книг, которые купила студия, и несколько идей для римейков. Он показал мне список авторов, и я сказал, что он мне не нравится. Я бы не хотел ограничиваться авторами, которые нравятся ему.
– Если вам кто-то нравится, всегда можно пробить его идею.
– Это также касается режиссеров. Нам нужны новые люди. Нечего иметь дело с человеком, который ставил фильм по Нилу Саймону,[32] например. А в списке режиссеров я нашел таких троих.
– Кого, по-вашему, следует включить в список?
– В этом-то и дело, – сказал Леви. – Нам надо найти таких людей. Молодых режиссеров, стильных режиссеров.
– Вы хотите сказать, нам следует искать студентов режиссерских курсов? – холодно сказал Гриффин.
– Совершенно верно. И посещать фестивали. И я знаю, что и вы думаете об этом. Все так думают. Но дело в том, что мы должны резвее искать молодых и талантливых. Мне кажется, у меня чутье на талант.
– Обо всем этом вы говорили с Левисоном?
– Естественно.
– И он купился?
– Что вы хотите сказать?
– То, что сказал.
Гриффин решил пойти на обострение. Ему было нужно вывести Леви из равновесия.
– По-вашему, мы должны искать молодых талантливых режиссеров с новым взглядом на кино?
– По-моему, зрителям все равно. Кругом действительно полно халтурщиков. Но даже халтурщики могут сделать из фильма хит, если им дать хороший сценарий.
Гриффин сам не знал, верит ли он в то, что говорит. С таким же успехом он мог бы спорить сам с собой. Ему было необходимо озвучить другое мнение, даже если это подразумевало легкую критику своей второй половины. Поскольку Ларри Леви получил благословение Левисона, все, что говорит Леви, станет руководящей линией компании, и Гриффин знал, что, если он не будет стоять на своем, если не будет сильным, с ним, считай, покончено. Может быть, ему все равно придется уйти, но в любом случае он не мог вторить Леви. Самое простое было надеть улыбку и соглашаться с новым начальником. Можно спорить с ним при личном контакте и соглашаться на публике. Можно делать все, что угодно, лишь бы Леви не знал следующего хода Гриффина, его следующей мысли. Если Леви станет сомневаться в себе всякий раз в присутствии Гриффина, Гриффин быстро сотрет его в порошок.
Леви снова почесал руку под гипсом. Что-то ему явно мешало. Гриффин упорно не спрашивал, что случилось, как он упал, катаясь на лыжах. Леви, похоже, догадался, что он специально ничего не спрашивает о гипсе, дожидаясь, пока Леви сам не объяснит. Тогда это неминуемо выглядело бы как жалоба пострадавшего. А ему не терпелось рассказать, как он сломал руку. Его это беспокоило.
– Послушайте, Гриффин, мне кажется, мы не с того сегодня начали.
– Я просто пытаюсь понять вашу позицию. Мы придерживаемся разных взглядов, и, я полагаю, это правильно, что Левисон пригласил вас на работу. Если каждый из нас примет одно правильное решение в этом году и если в результате этих решений будет снята пара фильмов, мы оба будем в выигрыше.
– Эти фильмы должны стать хитами.
– Разумеется, и это тоже.
Лари Леви снова почесал руку.
– Ужасно чешется. Вы катаетесь на лыжах?
– Сейчас для этого не хватает времени.
– Один парень врезался в меня на крутом спуске, и я кубарем слетел вниз, вот и сломал руку.
– Ну, – сказал Гриффин, не задавая никаких дополнительных вопросов и стараясь не выражать никакого сочувствия, – теперь у вас долго не будет времени заниматься спортом.
Леви встал с неудобного стула.
– Давайте работать вместе, Гриффин. Жизнь коротка. – Он протянул левую руку для рукопожатия, поскольку правая была в гипсе.
– Конечно, – сказал Гриффин, думая о Дэвиде Кахане.
Он взял протянутую руку и пожал ее. Если бы Леви сказал еще что-нибудь примирительное и сентиментальное, Гриффин тут же заметил бы, что не следует путать деловую встречу и посиделки у костра в летнем лагере. Леви не сказал ничего, что могло бы оправдать такой выпад. Прибережем сарказм до лучших времен, когда действительно понадобится жестокость. Если не жестокость по расчету, то хотя бы для защиты собственных интересов или интересов компании. Тогда никто не станет возражать против нападения на того, кто представляет угрозу. Оспаривать смогут разве что силу удара. С этого момента он будет докучать Леви на совещаниях. Ему были нужны свидетели. Они должны завидовать его жестокости. Гриффин не знал, кто именно будет завидовать – подчиненные или начальники. Жестокость, не направленная на них, должна вызывать у подчиненных зависть, даже отвращение к бизнесу. Все равно к какому именно, поскольку это даст им понять, что такая работа им не по зубам и пора умерить амбиции. Что касается начальников, – естественно, они должны признать в нем своего.
Позвонила Джан и сказала, что на линии Сьюзен Эйвери.
– Кто? – переспросил он.
По голосу Джан он понял, что это имя должно было быть ему знакомо. Она произнесла его официальным тоном: должно быть, это кто-то важный, но почему?
– Детектив Сьюзен Эйвери из полиции Пасадены. Вспомнили?
– Конечно.
Пора составить список всех людей, которых он должен помнить. А надо ли? Нет, из такой ерунды складываются улики.
– Сказать, что вас нет?
– Соедините.
После паузы Гриффин сказал:
– Офицер или детектив Эйвери?
Может быть, она скажет: «Зовите меня Сьюзен»?
– На самом деле лейтенант. Детектив тоже сойдет.
– Чем могу вам помочь?
– Не могли бы вы зайти в участок?
