Ознакомительная версия.
— Можно я войду? — спросила Пэтси.
— Нет, золотце. Рой еще не поправился. Ты только на него посмотри! К нему нельзя приближаться. Еще заразишься накануне операции. Помаши им ручкой, и все.
И Френсис надавила на газ.
Пэтси повернулась назад и замахала, а Джек так и вертелся у Роя на пальце, так и подскакивал.
И вот лавка скрылась из виду. Они выехали на шоссе и благополучно покатили в Атланту. Если бы Френсис не надела подмышники, пятна от пота просто бросались бы в глаза. Она ожидала, что Пэтси что-нибудь скажет, но девочка сидела тихо и, похоже, радовалась тому, что ей все-таки удалось повидать Джека, пусть и на секундочку.
Они ехали по шоссе уже довольно долго, когда Пэтси достала свое фото с птахой и шепнула:
— Я вернусь… веди себя хорошо.
После того как они прибыли в Атланту и устроили Пэтси в больнице, Освальд позвонил Рою из телефона-автомата и сообщил, что обман удался и девочка всю дорогу до медицинского центра разговаривала с фотографией Джека.
— Слава богу, Рой, все сошло удачно. Даже я готов был поверить, хотя знаю, что Джек умер. Прямо как живой, того гляди взлетит…
Да, Джулиан расстарался. Джек получился краше, чем при жизни. Рой положил птичку себе на ладонь и сказал:
— Сегодня утром, дружище, ты исполнил свой лучший номер, хотя сам об этом не подозреваешь.
После разговора с Освальдом Рой завернул тельце в белый лоскуток и уложил в саркофаг, который пришелся бы по душе самому Джеку. Вроде как их последняя совместная шутка. Потом Рой зашел поглубже в лес, выкопал ямку и похоронил старого друга. Постоял, глядя на могилку, где проказник покоился с миром в коробке с надписью «Крекер Джек». В голове у Роя вертелась старая песня, которую частенько напевал его отец:
Нет тебя со мною, я ночей не сплю,
И днем мне нет покоя, тоскую и люблю,
Ах, милый, ты мой милый, как плохо без тебя.
Как может такой верзила, шесть футов два дюйма, плакать над крохой размером с еловую шишку, спросил Рой себя. Черт бы тебя побрал, Джек, если бы можно было повернуть время вспять, я бы надел кольцо на твою тощую шейку.
Рой был человек нерелигиозный, но в тот день его поддерживала надежда, что есть такая штука, как дух, и что некая маленькая частичка Джека улизнула от смерти, порхает теперь где-то рядом и посмеивается над земными тварями. Это было бы на него похоже, думал Рой.
А может, Джек возьмет да и покажется?
На следующий день Френсис и Освальд появились в больнице в шесть утра и посидели с Пэтси, пока медсестры сновали туда-сюда, занятые подготовкой к операции. Освальд рисовал девочке картинки, пытаясь хоть как-то ее развеселить, а Френсис вела серьезный разговор о ближайшем будущем. Пэтси в своей шапочке и в больничном халате сидела на кровати, немного напуганная суетой вокруг ее персоны. Тут пришла еще одна медсестра, сделала ей успокоительный укол, и девочку потянуло в сон. Заглянул доктор Гликман.
— Доброе утро, юная леди. Как дела?
— Хорошо, — сонно пробормотала девочка.
— Медсестры говорят, за то время, что я тебя не видел, ты поправилась на целых четыре фунта. Это просто здорово. — Доктор улыбнулся Френсис и Освальду и опять повернулся к Пэтси: — Мы сейчас заберем тебя в просторную, светлую комнату, что в конце коридора, и полечим тебе ногу. Только ты ничего не почувствуешь. А как проснешься, все будут рядом с тобой.
Он взял с тумбочки фотографию Пэтси и Джека.
— Это и есть та птичка, о которой ты мне говорила?
— Да. — Глаза у Пэтси слипались.
— Просто красавец. — Хирург погладил юную пациентку по руке. — Мы тебя вылечим. Будешь как новенькая. Поправишься — и сразу домой. Договорились?
— Договорились.
Френсис вслед за доктором вышла в коридор, чтобы подвергнуть его дотошному допросу, а в палату заглянула женщина с документами на подпись.
— Вы отец ребенка?
— Нет.
— Дедушка?
— Нет. Просто друг. Дама, что вам нужна, на минуточку вышла.
Вернулась Френсис, перелистала бумаги и поставила свою подпись в графе «Официальный опекун», хотя из двух слов одно — «официальный» — не соответствовало действительности. Лжесвидетельство было налицо. Но Френсис сказала Освальду:
— В тюрьму так в тюрьму. Зато девочку вылечат.
Потянулись долгие часы ожидания. Освальд не уставал восхищаться Френсис. Сам он места себе не находил, мерял шагами коридор. Присядет на минутку и опять вскочит. Ему отчаянно хотелось выпить, прямо сил никаких не было. Но как оставить Френсис одну? Почему бы сестрам не вкатить успокоительное родным и близким, что дожидаются конца операции?
Пока Освальд мельтешил перед глазами, Френсис сидела тихо в уголке, молилась про себя и ждала.
В Затерянном Ручье тоже ждали.
Около половины второго позвонила Френсис и сообщила, что первая операция прошла благополучно и что с девочкой «все отлично», как выразился доктор.
Все с облегчением вздохнули.
Когда они, усталые, но счастливые, ехали вниз в больничном лифте, Френсис сказала Освальду:
— Благодарение небесам, что вы рядом. Иначе не знаю, как бы я пережила все это.
Освальду повезло — ему предоставили комнату в общежитии IMCA.[32] Френсис остановилась у родственников. У малышки впереди еще две операции, и кому-то надо было дежурить у постели больной.
Жители Затерянного Ручья постепенно начали понимать, какое место в их жизни занимал Джек. Никто не порхал больше по лавке, не щебетал, не звенел колокольчиками. Обитатели городка прежде и не догадывались, что можно так тосковать по какой-то птице. А пуще прочих горевала Милдред. Она окончательно уверилась, что любила Джека больше всех и сама того не сознавала, пока птаха не умерла. Милдред буквально обожала птичку, просто ее чувства выражались в виде вечных жалоб.
Через неделю после смерти пичуги Милдред, повесив голову, вошла в лавку.
— Рой. Должна извиниться перед тобой и попросить прощения. Мне так стыдно за себя — прямо не знаю, что делать.
— За что? — удивился Рой.
— Я так недостойно себя вела перед бедной покалеченной птичкой. Цыкала на нее, обещала запечь в пироге. — По щекам у Милдред полились слезы. — Сама не знаю, что на меня нашло. Я ведь так его любила.
— Ты его, а он — тебя. Он ведь прекрасно понимал, что ты не всерьез.
— Да ты что?
— Точно. Поэтому-то он тебя постоянно дразнил.
Милдред подняла глаза, в них светилась надежда.
— Правда?
— Чистейшая. Какие могут быть сомнения. Видишь ли, — Рой протянул Милдред свой носовой платок, — старина Джек прекрасно разбирался в людях, куда лучше меня. Как-то заходят две девушки — никогда их раньше не видел, — и я попросил его исполнить для них пару номеров. А он ни в какую. Порхает себе с недовольным видом. Разозлил меня тогда изрядно. И что вышло. Пока одна девица заговаривала мне зубы, другая — шасть в кабинет. И стащила все, что плохо лежало.
— Как так?
— А вот так. Оказались воровками. А Джек из кожи вон лез, хотел меня предупредить. Знал, что они не с добром пришли. Меня-то можно было провести, его — никогда. Знаешь, Милдред, без него в лавке так пусто. Я уж так к нему прикипел, даже не думал, что он умереть может. Вот она жизнь, стоит кого-то полюбить, как его у тебя забирают. Хорошо хоть Пэтси далеко, а то прямо не знаю, чем бы все обернулось.
У Милдред отлегло от сердца. После смерти птицы она изменилась, перестала скрывать от других свои подлинные чувства. А то уйдет человек из жизни и не узнает, как ты к нему на самом деле относилась. Теперь всякий телефонный разговор Милдред заканчивала неизменным «Люблю тебя».
И только потом вешала трубку.
Потянулись тревожные дни. У всех отлегло от сердца, только когда Освальд и Френсис вернулись домой с известием, что все три операции прошли благополучно. Пэтси предстояли долгие томительные недели в гипсовом панцире. Чуть ли не каждые выходные Крупные Горошинки отправлялись в Атланту и всем скопом объявлялись у постели больной.
Освальд поехал с ними только раз — хотя ему очень хотелось видеться с Пэтси почаще. Но уж этот один раз… Набитая дамами машина, узенький кусок сиденья между Сибил Андервуд и Бетти Китчен с ее шестью футами росту, разговоры, не смолкающие ни на секунду всю дорогу до Атланты и обратно, — все это оказалось выше его сил. После этой злосчастной поездки он выбирался только с Френсис или старался договориться с Батчем. А порой подсаживался к Рою — выезжали в воскресенье рано утром и возвращались уже затемно.
Пэтси заваливали играми и книжками с картинками, чтобы ей было хоть чуточку веселее. Освальд всегда привозил ей маленькие рисунки — они смешили ее, особенно тот, где Освальд ехал на автомобиле с женщинами. В один прекрасный день Крупные Горошинки с удивлением узнали, что девочку только что посетила целая делегация Горошинок Мелких и вручила подарок — лоскутное одеяло с надписью «ПОПРАВЛЯЙСЯ СКОРЕЕ». Конечно, Крупным было приятно, что вот и Мелкие отметились… но тут Бетти Китчен осмотрела изделие и выдала заключение:
Ознакомительная версия.
