Свою красоту Лиора унаследовала от отца, а свое очарование — от матери. Он — президент крупной компании «Киршенбаум риэл эстейт» со штаб-квартирой в Нью-Йорке, она — хозяйка большой кондитерской «Киршенбаум пейстри» в Нью-Рашель. Но кроме родителей у нее есть еще старший брат, которого я уже упоминал, Иммануэль, отец шести дочерей и управляющий всеми делами «Риэл эстейт» семейства Киршенбаум на Восточном побережье — в Бостоне, Вашингтоне, Лонг-Айленде и Нью-Йорке. Раньше это был молодой гуляка, любитель водного спорта, хорошей выпивки, вкусной еды и дорогих нарядов, а сегодня он носит простой черный хасидский костюм и белую рубашку, ходит, опустив глаза и свесив плечи, говорит умирающим голосом и шагает торопливой, шаркающей походкой — всё, как положено неофиту. Но его занудство нисколько не изменилось. Раньше он донимал меня разговорами о лодочных моторах и обувных модельерах, а сегодня — о своих пожертвованиях поселенцам и о пропусках между буквами в тексте Торы.[32]
Лиора не верит, что человек может измениться.
— Всё это спектакль, — говорит она о своем брате. — Он как был, так и остался занудой, и этот его новый безобразный хасидский наряд — тоже разновидность пижонства. — И насмешливо добавляет: — Иммануэль — единственный в мире хасид, который заказал себе талит у Версаче.
Но я полагаю, что она ошибается: Иммануэль действительно как был, так и остался утомительным занудой, но его новообретенная религиозность неподдельна.
Два-три раза в год он появляется в наших краях по делам семьи-веры-недвижимости, и всякий раз, когда он или другие Киршенбаумы приезжают в Страну, нас с «Бегемотом» посылают в аэропорт забрать их в гостиницу. Это моя обязанность, и не будем забывать, что я получаю зарплату в израильском отделении компании Киршенбаумов.
Дверь зала, где встречают прилетающих, автоматически открывается мне навстречу, я захожу внутрь и жду. Иногда я даже поднимаю двуязычный плакатик «Киршенбаум», на иврите и английском. Шоферской фуражки и одежды у меня нет, но свою роль я выполняю в наилучшем виде, и табличка приводит Иммануэля в ярость.
Вот они. Иммануэль с отцом шагают впереди, за ними идут две женщины, обе в скромно-дорогой одежде, и жена Иммануэля покачивает в руке круглую коробку со шляпами. Иногда компания даже больше. Я не всех знаю, но опознаю их без труда. При всем их отличии друг от друга все Киршенбаумы, даже те, кто примкнул к семье через женитьбу, излучают атмосферу единства и семейной солидарности.
— Смотри, как красиво они выглядят, — упрекнула меня Лиора, когда из Штатов пришли фотографии нашей свадьбы. — Один ты выглядишь иначе.
— Такой уж я уродился, — сказал я ей. — Я и в своей собственной семье выгляжу иначе.
И после того, как меня представляют новому Иммануэлю или новой Лиоре, родившимся или присоединившимся к семье, я предоставляю всем целоваться, и обниматься, и болтать, а сам тем временем загружаю чемоданы в багажник «Бегемота» и на его крышу. Я взбираюсь, я тяну, я толкаю, я затягиваю ремни, простые задачи наполняют меня энергией и старанием. Потом я сажусь за руль и жду указаний.
Через несколько дней, когда они заканчивают все свои встречи, деловые и семейные, нас с «Бегемотом» просят свозить их на экскурсию. Родители Лиоры — легкие туристы, они радуются всякому месту, куда я их привожу, и всякому объяснению, которое я даю. Иммануэль, наоборот, интересуется местами только одного рода: гробницей Рахели, пещерой праотцев[33] и любыми новыми поселенческими форпостами. Вдобавок, в последнее время он открыл для себя гробницы еврейских праведников на севере, что требует от меня поездок длиннее обычных. Мне не трудно вести машину, но мне трудно так долго находиться в его обществе. «Бегемот», обычно очень просторный, становится тогда карцером на колесах, а я превращаюсь в его нетерпеливого и раздраженного узника, которому не объявили срок наказания.
— Нет у меня сил ездить с ним, — сказал я Лиоре.
— Это работа. Каждому экскурсоводу иной раз попадаются малоприятные туристы, и не забывай, что этот конкретный турист заправляет компанией, которая платит тебе зарплату.
6
Израильское отделение компании, которая платит мне зарплату, — это шикарный и просторный офис на бульваре Хен в Тель-Авиве, полный воздуха и света. От нашего с Лиорой дома на улице Спинозы туда рукой подать, и Лиора может ходить на работу пешком, даже на высоких каблуках. Так она и ходит каждое утро: «бедра — шедевр мастерства шлифованья, ноги легки, и икры упруги, и быстрый, балованный шаг»[34] — идет на юг по улице Спинозы, пересекает улицу Гордона, игнорируя, по словам того же поэта, «полярных медведей, трубящих ей вслед», как я называю ее поклонников, ежедневно ожидающих ее появления на улице Фришмана, потом срезает дорогу, сворачивает направо, постукивает каблуками по пологому, тенистому подъему бульвара и на закуску одним махом взбегает по двадцати четырем ступенькам, ведущим к ее офису.
Сигаль, ее полненькая строгая секретарша, подает ей расписание предстоящих встреч и с ним — чашку теплой воды с лимонным соком, щепоткой корицы и медом. И затем — за работу. Должен же кто-то зарабатывать, обеспечивать, покупать Яиру одежду для далеких путешествий, в которые он никогда не решится поехать, рюкзаки, которые он никогда не взвалит на спину, амортизаторы, которым не суждено вдавиться до упора, и защитное покрытие днища, которому не доведется проползать над острыми камнями.
Большинство клиентов Лиоры — состоятельные американские евреи, ищущие квартиру в Израиле, иностранные дипломаты, а в последнее время также богатые евреи из Франции и Аргентины, которых ее брат Иммануэль встречает на всяких религиозных конгрессах. Она находит для них квартиры и дома в престижных районах Тальбии и Рехавии, Кесарии и новой Герцлии, Ашдода и Тель-Авива. И поскольку многие из них не живут в этих домах, да и не так уж часто их посещают, она занимается также содержанием их квартир и поиском временных жильцов.
Случается, что Сигаль посылает меня подготовить такой пустой дом для краткосрочной сдачи внаем или для визита хозяев. Я проверяю водоснабжение, электричество, кондиционер, кухонное оборудование, привожу мастеров, техников и уборщиц, а иногда даже покупаю несколько бутылок и что-нибудь съестное, чтобы ожидало гостей в холодильнике. За всё это израильское отделение «Киршенбаум риэл эстейт» платит мне помесячную зарплату — сумму, которая позволяет мне тешить себя иллюзией независимости, а мою жену радует возможностью законно списать еще немного с налогов.
Брак с богатой женщиной имеет несколько преимуществ, но есть в нем и недостаток: я вынужден представлять отчеты, подвергаться проверке, по мелочам доказывать выгодность той или иной покупки. Если угодно, моя жизнь с той богатой женщиной, которую ты мне напророчила, — это одна длиннющая череда предъявлений счетов и квитанций.
— Ты ошибаешься! — возмутилась Лиора в ответ на это мое утверждение. — Я никогда не спрашивала «зачем» и никогда не говорила «нет». Но деньги требуют порядка, и это распоряжение Ицика. Надо знать, сколько и откуда пришло и сколько и куда ушло.
Ицик — это ее бухгалтер, пруссак, который родился в Марокко и вместо каски с острием носит маленькую вязаную кипу.
— Я подданный, я крепостной. Я заложник, — сказал я ей. — Вы с Ициком приставляете мне кошелек к виску.
— Так увольняйся. Получишь от меня компенсацию, будешь самостоятельным частником.
— У экскурсоводов сегодня мало работы.
И поскольку Лиора ответила насмешливым молчанием, я тут же вскипел:
— И знаешь почему? Из-за таких людей, как твой брат и его поселенцы.
— Не ищи оправданий. Если не можешь заработать на туризме, поменяй специальность. Я могу дать тебе для начала гарантии и ссуду. Не хуже, чем дал тебе когда-то тот дружок твоего отца, тот подрядчик, который строит полстраны. Я еще помню, какие ядовитые взгляды он бросал на меня, когда увидел нас после свадьбы. — И в свою очередь бросила на меня ядовитый взгляд: — Я слышала, что у него есть дочь, весьма удачливая особа, которая строит вторую часть страны. Может, ты предпочитаешь работать у них, а не у меня? Может, тебе будет лучше с ней?
— Я лучше буду возить тебя. По этому торжественному случаю ты сможешь заодно повысить мне зарплату.
— Я готова повысить тебе зарплату, чтобы ты меня не возил.
Так она сказала, но с того дня Сигаль начала время от времени звонить мне, чтобы я подвез хозяйку. Иногда Лиора садится рядом со мной, а иногда на заднее сиденье: серые, широко расставленные глаза переходят с бумаг на экран ноутбука и обратно — деловая женщина готовится к очередной встрече или сделке. И я — карие, близко посаженные, глубокие глаза, глаза быка, угадывающего свою судьбу, прыгают между дорогой и зеркалом. Если повернуть голову и зеркало под правильным углом, большое расстояние между ее глазами и маленькое — между коленями вдруг совмещаются в одной рамке.
