— Время покажет.
День тянулся очень медленно. Ближе у вечеру телефон зазвонил снова. Разумеется, это был Барановский.
— У меня есть одно предложение, — сказал Барановский. — Либо принимайте его, либо отказывайтесь. Шестьдесят машинок по пятьдесят долларов за штуку. Я знаю, что вы готовы потратить три тысячи, и вот что из этого выходит.
— По рукам, — сказал он.
— Хорошо, — сказал Барановский. — Меня это ничуть не радует, но вы, очевидно, не имеете опыта в таких делах, так что черт с ним. Только в следующий раз не обращайтесь к оптовику, чтобы купить такое вот количество… как кот наплакал.
Вскоре Брюс выехал на встречу с Барановским на складе в промышленной части города. Контракт был напечатан на одной из машинок, деньги в виде банковского чека перешли из рук в руки, а потом они вместе загрузили в «Меркурий» шестьдесят запечатанных картонок. Брюс осматривал каждую из них, чтобы убедиться в идентичности штрих–кода.
— Пожалуй, я их вскрою, — внезапно сказал он.
Барановский что–то проворчал.
— Поскольку я буду продавать их непосредственно потребителям, — пояснил он. — А вас не касается, вскрою я их или нет.
Пока Барановский стоял, всей своей позой выражая неприязнь, он вынес из машины все шестьдесят коробок, заново штабелируя их на погрузочной платформе. Острием отвертки распорол одну за другой картонки, вытаскивая машинки и убеждаясь, что получает именно то, за что платит. Во всех шестидесяти он не нашел совершенно никаких отличий, если не считать, что у одной машинки оказался вдавлен бок. Барановский, ни слова не говоря, взял на складе другую коробку и сунул ему в руки.
— Удачи, — сказал Барановский, после чего исчез внутри склада, навсегда.
Брюс поехал прочь с шестьюдесятью портативными пишущими машинками, чувствуя, какой неповоротливой сделалась машина под их весом. Правильно ли он сделал? Слишком поздно, чтобы беспокоиться об этом.
Вернувшись в мотель, он собрал свой чемодан, уплатил по счету и вместе со своими машинками направился в Бойсе.
В Бойсе он приехал в час ночи. Припарковавшись у дома, запер машину и поднялся на крыльцо. Отперев дверь своим ключом, прошел в спальню и стоял у кровати, пока Сьюзан не проснулась.
— О! — воскликнула она, уставившись на него.
— Я вернулся, — сказал он.
Она сразу выскользнула из постели и потянула к себе халат.
— Давай на них посмотрим, — сказала она, застегивая халат. — Они еще в машине, да?
— Я очень устал, — сказал Брюс. Присев на край кровати, он стаскивал с себя туфли. — Гнал сюда, как только мог. Поспал всего несколько часов.
Наклонившись, она его поцеловала.
— Я так рада, что ты вернулся.
— Такая была тягомотина, — сказал он. Раздевшись, даже не подумал о пижаме и забрался в постель, в которой только что лежала Сьюзан. Там было тепло и пахло ею. Он почти сразу же провалился в сон.
— Брюс, — сказала она, будя его. — Можно я выйду и возьму одну машинку? Хочу посмотреть, как они выглядят.
— Хорошо, — пробормотал он. И снова заснул.
Затем он обнаружил, что она сидит на краю постели, в халате и шлепанцах. У него было чувство, что прошло уже очень много времени.
— Привет, — тихонько проговорил он.
Сьюзан сказала:
— Брюс, ты вполне проснулся, чтобы кое на что посмотреть?
Тон ее голоса заставил его проснуться полностью, каким бы вымотанным он ни был. Он сел и взглянул на часы. Прошло полтора часа.
— В чем дело? — спросил он.
Встав с кровати, она направилась к двери спальни.
— Хочу, чтобы ты кое на что посмотрел.
Он поднялся, натянул брюки и последовал за ней по коридору в гостиную. Знакомый «Митриас» стоял на столе между двумя стопками писчей бумаги, белой и желтой. Она уже пробовала печатать.
— Вот, — сказала она, вручая ему маленький буклет, который он распознал как руководство по эксплуатации.
— Что с ним такое?
— Открой, — сказала она.
Он открыл руководство. На обложке значилось только слово «Митриас», а на первой странице помещался рисунок машинки, на котором были пронумерованы все управляющие клавиши. Он обратился ко второй странице.
Руководство было на испанском.
Через мгновение он сказал:
— Значит, они попали в Сиэтл не прямиком из Японии. Их, должно быть, сначала доставили в Мексику или в Латинскую Америку.
— Я даже боюсь тебе говорить, — сказала Сьюзан. Глаза у нее были сухими, а лицо выражало бешенство. — У них нестандартная клавиатура.
— Что это значит?
— Машинистки, печатающие вслепую, не смогут на них работать. Я внесла десять из них. — Она показала, и он увидел, что она внесла в дом десять коробок, открыла их и осмотрела десять машинок. — Наверное, все они одинаковы.
— Объясни мне, — попросил он. Хотя уже все понял. — Я думал, что клавиатуры везде стандартные.
— Нет, — сказала она. — Они в разных странах разные. Это испанская клавиатура. Перевернутый вопросительный знак, видишь? Специальное п с тильдой над ним. Знак резкости. — Она печатала эти знаки. Осматривая машинку в мотеле, он обратил на них внимания не больше, чем на знак процента или знак etc. — Некоторые буквы расположены там же, где и на английской клавиатуре, но некоторые нет. Даже в этой стране когда–то использовались несколько различных клавиатур, только в одной этой стране.
Оба какое–то время молчали.
— Это любая машинистка поймет? — спросил он наконец.
— Да, — сказала она. — Как только начнет печатать вслепую.
— Значит, все?
— Мы не можем их продавать, если у них нестандартная клавиатура, — сказала она. — Машинок с нестандартной клавиатурой больше не продают. Их не было долгие годы. Это подразумевается. Считается само собой разумеющимся. Что говорил тот, кто тебе их продал? Я хочу посмотреть на контракт.
Он достал контракт, и они вдвоем его изучили. Естественно, о клавиатуре в нем ничего не говорилось.
— Чек уже успел пройти? — спросила она. — Но это же все равно был банковский чек, верно? Значит, он вне досягаемости. Мы можем поехать к Фанкорту и послушать, что он скажет. Я подумала, ты бы хотел, чтобы я тебя разбудила и обо всем рассказала.
— Так и есть, — сказал он в оцепенении.
— У тебя остались деньги?
— Нет, — сказал он.
— Как же тогда ты собирался их рекламировать?
— Продать парочку, — сказал он. — Потом купить газетную площадь.
— Я пойду одеваться, — сказала она. Удалилась в спальню и вскоре появилась снова, уже в платье и с завязанными сзади волосами. — Есть у тебя сигарета? — спросила она, не найдя сигарет в гостиной.
— Вот, — он протянул ей свою пачку. — Я вот думал, знал ли об этом Мильт.
— Конечно, не знал, — сказала она.
— А по–моему, знал.
— Мильт никогда не допустил бы, чтобы ты их купил, если бы ему было известно о нестандартной клавиатуре, — сказала она. — Я Мильта сто лет знаю.
— А ты не думаешь, что он на нас злится и мстит нам?
— За что?
— За то, что мы поженились.
— Почему?
— Потому что он к тебе неравнодушен, — сказал он.
— Ты хочешь поехать обратно и спросить его об этом?
— Это неважно, — сказал он. В глубине души он был убежден в том, что Мильт все знал. — Наверное, нам придется от них избавиться.
— Да, — сказала она. — Если сможем.
— Продать можно все что угодно, — заявил он. — Все зависит от цены. Может, их можно переделать. Поменять клавиши местами.
— У нас нет денег, — возразила она. — Если бы ты хоть сколько–нибудь сэкономил, тогда мы, может, так бы и поступили.
— Если бы я сэкономил, то не смог бы взять эти машинки.
— Ох, как же стыдно! — сказала она с яростью.
— Я угробил почти два дня на то, чтобы обследовать одну из них, — сказал он.
— И ни разу не заметил, какая у нее клавиатура.
— Да, — признал он. — Не заметил ни разу. Что ж, такое бывает.
— Я к такому не привыкла, — сказала она почти неузнаваемым голосом. — Никогда не работала в дисконтном доме, не покупала товары, от которых по той или иной причине хотят избавиться.
— Беда в том, — начал он, стараясь не обращать внимания на ее слова, — что у нас нет достаточного рабочего капитала, чтобы это списать. Вот что меня угнетает. Это очень скверно.
Он не смотрел на нее, потому что не был в состоянии вынести выражение ее лица. Угрюмый, тяжелый взгляд, который помнился ему по далекому прошлому, смесь беспокойства и нетерпения.
— Пойдем спать, — сказал он. — Остальные машинки осмотрим завтра. Может, они не все такие.
— Вот из–за чего я хотела отказаться от владения бизнесом, — сказала Сьюзан. — Из–за ужасных вещей, которые происходят, когда кто–то тебя надувает.
Он пожал плечами.
