Ему надо было избавиться от «Митриасов», потому что представитель какого–то крупного американского завода–по производству пишущих машинок — «Рояля», «Ундервуда» или «Ремингтона» — пронюхал, что он вот–вот начнет торговать «Митриасами» в розницу. Этот представитель явился к нему и сказал, что если он будет продавать их через прилавок, то до скончания века не получит никаких льготных прав от американских производителей пишущих машинок. Более того, ему не будут даже поставлять запчасти и расходные материалы; они его просто удавят.
С другой стороны, если он избавится от машинок фирмы «Митриас» за пределами региона, то они постараются, чтобы он получил достойный льготный договор.
Американских производителей пишущих машинок испугало не что иное, как превосходство «Митриаса».
Любой дисконтный дом типа БПЗ ухватится за возможность получить эти машинки, коль скоро они породили такую историю. При условии, что они ей поверят.
Если они поверят этому, то я их продам, думал он, ведя машину. Не поверят, значит, у меня ничего не выйдет. А если они их купят, то купят по хорошей цене. Я, вероятно, смог бы продать их с изрядной прибылью. Не по сорок долларов за машинку, но скорее по семьдесят пять. Это означало бы чистый доход в пятнадцать сотен долларов. То есть накрутку почти в пятьдесят процентов, какой всякий был бы доволен.
Конечно, осознал он, после этого я больше никогда не смогу сунуться в Неваду.
Хотел бы я знать, удастся ли мне это провернуть. Этот замысел интриговал и будоражил его. Не просто избавиться от машинок, но и получить добрый навар. И продать их не просто кому угодно, но дисконтному дому. Тому самому, в котором он научился бизнесу.
И своим собственным бывшим нанимателям… Это было вызовом.
Эд фон Шарф встретил его в кабинете наверху, выходившем на главный этаж здания Бюро потребительских закупок, и пригласил садиться.
— Давай–ка на них посмотрим, — оживленно сказал фон Шарф.
— Ты говоришь так, словно ждал моего появления, — заметил Брюс.
— Твоя жена звонила, — сказал фон Шарф. — Изложила нам ситуацию. Сколько ты за них заплатил?
Раздосадованный, он буркнул:
— По пятьдесят баксов за штуку.
— Я позову кого–нибудь из отдела пишущих машинок.
Фон Шарф извинился и вышел. Вернулся он в компании закупщика из отдела пишущих машинок и Вина Парети, одного из братьев Парети. Они втроем сгрудились над «Митриасом».
— Мы сможем переделать эту клавиатуру под стандартную, — сказал наконец закупщик. — С парой несущественных отличий. Они не будут иметь значения. Все буквы и цифры будут располагаться правильно. А это главное. — Он кивнул Парети и фон Шарфу и двинулся было к выходу.
— Во что это обойдется? — спросил его Парети. — Оцени работу.
— По нашей цене, — сказал эксперт, подсчитывая, — это составит, скажем, максимум пять баксов на машинку.
Когда он ушел, фон Шарф отступил в глубь кабинета, предоставив Парети вести торговлю.
— Мы избавим тебя от них, — сказал Парети. — Заплатим тебе по сорок пять долларов за штуку, и нам нужны все шестьдесят плюс имя твоего поставщика. Сколько у него их еще, как думаешь?
— Около трехсот сорока, — сказал Брюс.
— И как много он за них запросит?
— Не знаю, — сказал он, чувствуя, как придавливает его тщета недавнего замысла. — Наверное, вы сможете сторговаться с ним на цену гораздо ниже пятидесяти долларов. Которую я ему заплатил.
— Верно, — сказал Парети. — Твоя жена так нам и сказала. Мы просто хотели удостовериться. Мы не хотим, чтобы ты нес убыток, но ты же видишь, во сколько нам обойдется довести их до кондиции, чтобы можно было ими торговать. Что скажешь о цене в сорок пять долларов за штуку? Это означает, что ты теряешь всего триста долларов; это же мелочь.
— Для вас, может быть, — сказал Брюс.
— Я бы не прочь дать ему ту цену, что он сам уплатил, — сказал фон Шарф.
— Ну уж нет, — категорическим тоном сказал Парети.
— Он их сюда доставил. И прежде всего он их разыскал; это должно чего–то стоить. Его жена говорит, что он провел в дороге целую неделю. Мы же собираемся выставить их почти по двести долларов.
— Я против, — сказал Парети, — но, если хочешь, выпиши ему чек на три тысячи. — Он обратился к Брюсу: — Ну и какое теперь у тебя чувство? Ты выбрался из–под их груза и при этом не потерял ни цента.
Брюс слабым голосом сказал:
— По–моему, они стоят больше пятидесяти баксов.
Оба его собеседника ухмыльнулись.
— Бросим монетку, — сказал фон Шарф. Он выудил из кармана пятидесятицентовую монету и закрутил ее, подбросив в воздух. — Орел — продаешь, решка — нет. — Монета, миновав руку, упала на пол. — Решка. Не продаешь. — Он поднял монету и убрал ее в карман.
— Дайте мне примерно час, чтобы принять решение, — попросил Брюс.
Оба кивнули.
Когда он стал покидать кабинет, фон Шарф хлопнул его по спине, после чего пошел вместе с ним к выходу.
— Знаешь, — сказал он, — я тебе немного удивляюсь. Ты что, взял их не глядя?
— Нет, — сказал Брюс. — Я их осмотрел.
— Если бы ты работал на нас, тебя бы за это уволили.
— Увидимся через час, — сказал Брюс. Повернувшись спиной, он прошел наружу, к парковке и своей машине.
В течение часа он разъезжал по городу, а потом остановился у подъездной стойки мороженщика и купил ананасовый эль. В долгих поездках без питья он обнаружил, что вкус ананасового эля менее всего напоминает сельскую местность: он заставлял его думать о девушках, пляжах и голубой воде, переносных радиоприемниках и танцах, о радостях своих школьных дней. О том счастье, которое в них было.
В большинстве машин по соседству сидели подростки. Парни со своими девушками, которые слушали автомобильное радио, ели гамбургеры и потягивали ананасовый эль в припаркованных двухместных «Меркуриях».
Хотел бы я знать, стоит ли мне продавать эти машинки, думал он. Если они могут довести их до кондиции по пять долларов за штуку, то смогу и я. Нет, сообразил он. Это их цена: у них есть верстаки в задних помещениях, а также разнорабочие с уклоном в механику, чтобы выполнить эту работу.
Однако ему пришло в голову, как последняя возможность, что он может попытаться сделать эту работу самостоятельно. Это обойдется ему минимум в триста долларов. Может, и в большую сумму. Но ему не понадобится переделывать все шестьдесят машинок сразу; он мог бы начать с нескольких, продать их, на вырученные деньги переделать еще какое–то количество и так далее.
Допив эль, он поехал дальше, пока не увидел мастерскую по ремонту пишущих машинок. Остановившись, вышел и внес туда «Митриас». Показав его мастеру, спросил, сколько будет стоить переделать клавиатуру.
Мастер, напыщенный маленький и низенький субъект, аккуратно одетый в белую рубашку с галстуком и отутюженные брюки из плотной ткани, со всех сторон осмотрел машинку, после чего озвучил цифру от двадцати до двадцати пяти долларов.
— Так много? — с упавшим сердцем сказал Брюс.
Мастер объяснил ему, что для некоторых изменений потребуется перепаивать литеры. Или же рычажки с литерами можно отпилить, поменять местами и приварить снова в другой последовательности. Но некоторые клавиши придется расщеплять, а это очень мудреная работа.
— Есть ли какой–то шанс, — спросил Брюс, — что я смогу сделать эту работу самостоятельно?
— Зависит от того, какой вы умелец, — сказал мастер.
— Как насчет инструментов?
— Да, инструменты вам понадобятся. Но ради одной машинки…
— У меня их шестьдесят.
— Вот что вам надо сделать, — сказал мастер. — Договориться с кем–нибудь, кто занимается этим делом. У которого есть мастерская и инструменты, который знает, как это сделать. Если попробуете сами, то повредите пару букв, а тогда машинке конец. Готов поспорить, что запчастей вы для них не найдете.
Поблагодарив мастера, он покинул мастерскую.
Вот и все. Если только он сможет договориться с каким–нибудь мастером. Может быть, для начала, чтобы потом его заменить.
А кого он знает? Никого. По крайней мере, никого с высокой квалификацией.
Они меня поймали, подумал он. Купят у меня машинки, переделают их, а потом накрутят чертовски большую прибыль. Вся моя работа, все разъезды, планы и ожидания… и, подумал он, «Копировальные услуги» или как бы мы это в итоге называли. Мы получим обратно свои деньги — большую их часть, — но я очень сомневаюсь, чтобы мы смогли оттуда уехать. Собственно, я знаю, что мы не сможем уехать. Как это сделать? Куда мы поедем?
Вот у меня есть машинки, думал он, и я ничего не могу с ними поделать. Не могу исправить их и продать. Мне нужны только деньги. Деньги. Несколько сот долларов. Тысяча. А еще лучше — две тысячи. Но, в любом случае, хоть сколько–нибудь. А где их взять? Мы должны банку пятнадцать сотен плюс проценты; все, что мог, я выбил у родителей и Мильта Ламки, и вот результат. Нечего продать, сдать в аренду, обменять; нечем обеспечить уверенность в будущем.
