Ознакомительная версия.
Стелла не пошла домой, верней, пошла не сразу. Она самым быстрым шагом прошла к реке, мимо утлых домишек за церковью. Ветер тянул в гору такую вонь от сырого зерна, что она просто задыхалась.
Телефонную будку около миссии занял какой-то мужчина. Она скрючилась в тени у входа и разглядывала отуманенные елочные огни, мигающие во втором этаже дома напротив. Маленькая девочка не то куклу, не то ребенка взад-вперед носила за окнами.
На улице было холодно. Над черными цилиндрами заводских труб створаживались химические облака. От доков несся ровный уличный гул, и бился в горячей тьме пульс рафинадной фабрики. Наконец мужчина вышел, пошатываясь, в сосисочном ожерелье.
Она нажала кнопку, услышала мамин голос. И застеснялась. Она собиралась сказать, что вот теперь она тоже совращенная женщина. Но когда дошло до дела, не находила подобающих слов. Поэзия вся улетучилась. Она поздравила маму с праздником, не отрывая глаз от той девочки через дорогу и силуэта мистера Панча, который, вдруг показалось, ей грозил кулаком.
Мама ответила как всегда.
На утреннике в первый день Святок О'Хара, проволочив за ошейник упиравшуюся Нэну, ушел со сцены в качестве мистера Дарлинга и побежал наверх преображаться в капитана Крюка. Джеффри полагалось ждать его за кулисами, чтоб помочь влезать в пиратский костюм — из-за вделанного в рукав крюка это было муторное дело. Джеффри на месте не оказалось. Мальчику, игравшему Болтуна, пришлось встать на стул и выручать О'Хару. Это было нарушение дисциплины — отсутствие Джеффри.
Во втором антракте Джеффри извинялся, ссылался на то, что у одного из деревьев на дупле отстала дверка и Бонни в последний момент велел ее закрепить. Но на вечернем спектакле он снова куда-то запропастился.
На сей раз влезать в камзол О'Харе помогала Стелла. Он спросил: „Как провела Рождество?“ — и, не глядя на него, она ответила, что, спасибо, было тихо, но приятно.
Это была ее воспитанность. Дядя Вернон, вдохновясь присутствием коммивояжера с пересаженной кожей, испортил весь ужин своими рассказами о французском походе, о том, как в полуразрушенном хуторе где-то под Лиллем он повстречал тридцатилетнюю женщину, всю седую, которая младенцем на себе испытала ужасы Первой мировой войны. Немецкие офицеры — интендантская мелкая сотка — искали у них еду, им сказали, что ничего нет, и тогда они вырвали ее из рук матери и сунули в кипящий котел на плите, грозясь сварить и съесть.
У Лили после этой истории разболелась голова, и она ушла спать, а всю грязную посуду оставила на Стеллу. Вытирал коммивояжер. Слезы катились у него по щекам, но это потому, что он не умел мигать. Дядя Вернон, в бумажной короне, клевал носом в своем кресле под церковные хоралы по третьей программе.
Стелла была в суфлерке, с факелом в руке, когда второй раз вышел со сцены О'Хара. Он толокся в кулисах, хотя раньше сидел у себя в гримерной, пока занавес не поднимется над Русалочьей Лагуной. Он увидел у нее на шее дешевенький жемчуг. На сцене первый близнец заприметил белую птицу, декламировал: „Смотрите, вот она — Венди“, а Болтун, указывая на сочащиеся сквозь рисованные деревья призрачные лучи, восклицал: „Чинь хочет обидеть Венди!“ Из зала взлетело робкое, тоненькое предостережение. Стелла, повинуясь сигналу Бонни, тряхнула колокольцем.
— Кто-то сорил деньгами у Вулворта, — О'Хара тыкал в ее жемчуг своим крюком. С этими накрашенными губами, с черным крестом на щеке лицо у него в темноте было жуткое.
— Тише, пожалуйста, — шикнул Бонни.
О'Хара, морщась, тихо двинулся к боковой двери и на цыпочках прошел в реквизитную. Было ужасно противно, что его поймали с поличным.
Джордж ему скрутил папироску.
— Мой вам намек, — сказал он. — Насчет Джеффри. За мальчишкой нужен глаз да глаз.
— Он меня сегодня дважды подвел, — сказал О'Хара. — Что это с ним?
— Вы уж не обижайтесь, капитан, — сказал Джордж. — А только сами смекайте.
После занавеса О'Хара спросил Стеллу, не подбросить ли ее домой на мотоцикле.
— Как хочешь, — сказала она.
И протомила его у подъезда, а когда наконец вышла, его подцепил Фредди Рейналд. Она прошла мимо них не глядя.
— Как насчет по рюмочке? — предложил Фредди.
О'Хара сказал, что не в состоянии видеть Поттера.
— Но не обязательно же в „Устричный бар“.
— В другой раз, старик. Прости, замотался.
— Вижу, — сказал Фредди, и оба проводили глазами плетущуюся к углу девочку.
О'Хара нагнал Стеллу у начала подъема. Она сказала, чтоб он проезжал, она не сядет.
— Почему? — спросил он.
— Так. Дяде не понравится.
Он решил, что она идет прямо домой, и с мрачной улыбкой уехал.
Он удивился, когда она постучала в окно. Вошла, стала кружить по комнате со злым, враждебным лицом. Он зажег газ, усадил ее на коленках у огня, чтоб согрелась.
— Я не останусь, — сказала она, стуча зубами.
— Ты одевалась бы потеплей, — увещевал он. — Ведь зима. Ты чудовищно кашляешь.
Она заявила, что лучше умрет от холода, чем наденет пальто, которое ей купила Лили. Оно ей велико и вдобавок с меховым воротником.
— Но это же великолепно, — сказал О'Хара.
— Еще неизвестно, — отрезала она. — Хлопот не оберешься. Когда на тебе меха, надо краситься. Меха привлекают внимание.
Он был, неожиданно для себя, вовлечен в дискуссию о том, действительно ли серебряная обертка лишь подчеркивает убожество подарка. Дешевку, сказала она, надо в оберточную бумагу и заворачивать. Он смутился, решив, что она раскаивается, что так легко ему отдалась. И, услышав собственный голос, утверждающий, что главное — это внимание, сам был потрясен полезшей из него пошлятиной. У нее лицо горело от пламени, она сидела на корточках на линолеуме, теребила свои грошовые бусы.
Он спросил, кто их ей подарил, и она сказала — подарок от мамы. Он извинился за свое предположение, будто они куплены у Вулворта. Она посмотрела на него не мигая и сказала — скорей всего так и есть. Потому мама и не стала их запаковывать, а оставила прямо на подушке, обвив вокруг розы.
— Как это мило, — сказал он и, ужаснувшись собственному покровительственному тону, тут же сказал, что у нее, наверно, уши горели на Рождество. Они, кое-кто из труппы, посидели в отеле „Адельфи“, и Дотти Бланделл неустанно ей пела хвалу, Дотти считает, что ее роль Птолемея просто потрясающая для такой неопытной актрисы.
— Я безумно много потерял, что не видел. Ну а самой тебе понравилось играть?
— Мистер Поттер тоже был с вами? — спросила она.
— Они с Бонни отправилась в Хойлейк навестить какую-то тетушку. Тебе бы Клеопатру сыграть, знаешь? И возраст у тебя подходящий. Бэбз ни при какой погоде не годится на роль.
— Разве у Бонни есть тетя в Хойлейке?
— Бонни с юга, — сказал он. — Это Поттер — из местных.
Она смотрела на него недоверчиво, как будто подозревала в лести.
— Нет, правда, ты бы ее очень даже сыграла, — старался он. — Не одна Дотти тебя считает талантливой. „Тебе бы только чуть-чуть за собой следить, чуть-чуть заняться своей внешностью.
— Но мистер же Поттер не из Ливерпуля.
— Ну почему, — сказал он. — Его мать училась с Розой в одном классе.
Она смотрела на него, стискивая руками коленки.
— Профессия актера, — продолжал он, — еще и физический труд. Она требует человека всего. Мало уметь произносить текст. Тут и дыхание, выдержка, пластика. И очень важно выработать осанку, следить за глазами, за кожей. Даже стоимость Рубенса может возрасти от правильно подобранной рамы.
— Дотти тебе рассказала про мой нарыв?
Выведенный из себя, он обнял ее и заставил умолкнуть. Она была настолько с ним одно, что он зажмурился.
Потом она сделалась милостивей. Он поставил на патефон пластинку, она сидела у него на коленях, закутанная в одеяло, ласково привалясь к его плечу. Сказала, что, кажется, уже почти раскусила, что к чему. Это все равно как учиться играть на рояле или на гавайской гитаре. Просто практика нужна.
Он ее баюкал в такт музыке, сонно перебирал жемчужинки. Как признание в любви, она шепнула ему в ухо:
— Ты не очень обращай внимание на мои слова. Я мелю иногда, что в голову стукнет. Вот почему дядя Вернон и хотел, чтоб я на сцену пошла.
— Какая связь, не улавливаю? — спросил он, не слишком вникая.
— Я ломаю комедию. Это я всегда. Придумываю, например, что кто-то у меня умер. Хожу на похороны, землю бросаю. Долго иногда придумываю, кого буду хоронить. Люблю репетировать грустное всякое, чтоб потом знать, как себя вести, когда до дела дойдет.
— Дуреха, — пробормотал он нежно, почти не слушая.
— Это из-за моей судьбы, — сказала она и передернулась.
Он предложил купить ей пальто. Пусть она сама выберет — деньги не имеют значения. Она соскочила с его колен, стала судорожно одеваться. Второпях сунула бюстгальтер Дотти Бланделл в карман спецовки.
Ознакомительная версия.
