Юрий Красавин - Валенки

Встал у двери, солидно кашлянул, сказал:

— Здравствуйте.

Отец Тамары лежал на кровати и курил. Босые ноги его с грязными ступнями свешивались к полу. Маленький парнишка, Тамарин братик, играл с котенком посреди избы, он удивленно уставился на Федю. Знакомый стульчик с дыркой в сиденье стоял возле голбца.

Тамара как раз вошла в избу, внесла ведро воды, надо полагать, ходила на колодец. Как это он ее на улице-то не видел! То была большая его оплошность: надо было сначала с нею словом перекинуться. Она бросила на него то ли изумленный, то ли испуганный взгляд и прошла на кухню, что-то там зашептала, а бабкин голос возразил ей уже погромче.

— Мне поговорить, — сказал Федя Тамариному отцу, не слыша собственного голоса, и повторил: — Поговорить надо.

Маленький мальчик встал с пола и поковылял на кухню.

— Говори, — сказал хозяин, будто разрешил. — Но дров нет, колоть нечего.

— Разговор серьезный, — сказал Федя, мгновенно разозлясь: не будет же он вот так, стоя у порога, — ему лежачему. Так не делается.

Пожалуй, эта злость помогла ему, он овладел собой.

— Ну, если серьезный, тогда пожалуй под перед, гость дорогой.

Хозяин сказал это с коротким смешком, встал с кровати, ткнул окурок в цветочный горшок, сел к столу, кивнул: садись, мол. Федя сел и брякнул:

— Я сватать пришел.

Хозяин ошалело молчал.

— Кого? — спросил он недоумевая.

— Тамару, — голос Феди сразу охрип.

— Егор! — крикнула с улицы Тамарина мать, — ты все еще разлеживаешься?

Лицо ее в надвинутом на глаза платке показалось снаружи в окне.

— Я не лежу, а сижу. Тут вот человек пришел… с серьезным разговором. Беседуем.

Он коротко выдохнул из себя воздух, явно задавливая смех.

— Иди, звали же тебя, — гневно сказала жена. — Там люди ждут.

— Ты зайди, тут сватать явились, — сказал ей хозяин.

И как раз в эту минуту из кухни Тамара вышла, явно полюбопытствовать, что это отца так развеселило. Она, небось, не слышала, что сказал Федя, поскольку бабка там ей что-то выговаривала.

— Ну, валяй, сватай, — как бы разрешил хозяин гостю. — Начинай.

Федя шутки не принял, очень серьезно сказал, что живет один, что есть у него дом с огородом и усадьбой, что скоро купит у крестны своей половину коровы Хвалёнки. Но одному хозяйство вести тяжело, хотя он умеет делать все: и корову доить, и валенки валять, и пахать, и столярным ремеслом владеет… Вот и решил жениться, так советуют многие. А ему не нравится никто, кроме Тамары.

Говорил он это вполне солидно, рассудительно (невеста поспешно скрылась на кухне), то есть настолько солидно и рассудительно, что этот мужик сразу понял, с кем имеет дело и что дело это серьезное, а смеяться тут совсем не к месту.

— Отдайте за меня Тамару, — такой фразой закончил жених, поскольку вспомнил, что кажется, именно так сватали сестру Лидию.

Тут распахнулась дверь и появилась гневная хозяйка.

— Егор, — сказала она, — поимей ты совесть! Люди тебя ждут, а ты рассиживаешься, глупство какое-то затеял.

Но Егор был мужик, по всему видать, не из тех, кто жены боится. Он хлопнул по столу ладонью и бросил на жену взгляд — она осеклась. И осеклась, и прошла в избу, села на лавку.

— Вот парень пришел, — сказал Егор, — нашу Тамару сватает. Хороший человек, хозяйство имеет. Работящий. Помнишь, как он у нас дрова колол?

Говоря это, Егор был серьезен, только в глазах у него черти прыгали.

— Это тебя на празднике-то наши дуралеи избили? — сострадательно сказала «свату»-жениху Тамарина мать. — Да неуж из-за нашей девки? Ай-я-яй! Слышишь ли, дочка! Ну-ка, выйди.

Вместо Тамары вышла бабка и заявила, шамкая:

— Полно тебе безделицу-то городить, Егор. Постыдись, ведь не маленькой. А ты, паренек, иди-ка отсюда вон, иди. Како тако сватовство? На смех, что ли? Так мы и за уши можем оттаскать. Экой жених выискался!

— Ну, погоди, мам, — остановил ее Егор. — Худого тут нет. Он не воровать пришел, а честно-благородно… Я б на такое не решился, ей-богу, а он вот… Это, знаете ли, смелость надо иметь, характер. Потому он мне нравится. А, Катерина? Хороший был бы зять, верно?

— О, Господи! — вздохнула Катерина и разразилась вдруг смехом. — О, Господи! — повторила она и залилась еще пуще.

И хозяин тоже засмеялся.

— Сколько тебе лет, жених? — спросил он.

— Семнадцать, — рассердился Федя. — Вы что, сами не видите?

Ну, семнадцати ему еще не было, годик прибавил.

— А полно, полно, паренек, — зашамкала старуха. — Поди домой, поди. Ишь, что он надумал!

Выручил Тамарин братишка: он выбежал из кухни и, чего-то требуя, потащил бабку сзади за подол цветастой юбки и захныкал. Бабка ушла.

— А ведь я о тебе, парень, кое-что слышал, — вспомнил Егор. — Кто-то мне рассказывал. Ты ведь из Пятин… А как там у вас Серега Караулов?

— Дядь Сергей не вернулся с войны. Убили.

— М-да… Хороший был кузнец. Гуляли мы с ним, бывало, вместе в парнях. Однова подрались даже, забыл из-за чего. Но я не в обиду, нет. Я его уважал. А Семен Мотовилин что?

— Убили.

— А Пряжин Васюха?

— Тоже убитый.

— Прям хоть не спрашивай ни о ком… Ну, а Бачурин Алексей?

Федя остро глянул на Егора и сказал после паузы:

— Пропал без вести… Это мой отец.

— Э, да ты вон чей — Бачуриных! — словно обрадовался Егор. — Как же, знавал, знавал я и отца твоего, и мать. Что ж, из хорошей семьи, значит… Ну-ка, жена, собирай на стол. Гость пришел, а мы не угощаем. Там, — он кивнул на окно, — без меня обойдутся.

Отвечая на его вопросы, Федя рассказал, какой работой заняты в колхозе, сколько выдали в прошлом году на трудодни, сколько ожидают в нынешнем, удоисты ли коровы, как с рабочими лошадьми…

Тамара, пылая лицом, внесла и брякнула на стол ковригу хлеба: вот, мол, тебе, женишок, подавися. Еще угощать тебя! Больно надо.

Егор, прижимая ковригу к груди, стал отрезать ломти.

Федя, может не совсем кстати, сказал, что недавно покрыл крышу новой соломой, но что-то не нравится, на будущий год сам же нащепает дранки и сделает новую — драночная крыша гораздо лучше соломенной.

— Самостоятельный парень, — сказал жене и матери Егор, кивнув на гостя. — Ему б не нашу соплюху, а хорошую девку в жены. Так что спасибо за честь, Федор Алексеич, — заключил он, — а молода наша невеста, только-только исполнилось шестнадцать. Жениться тебе, пожалуй, и вправду надо, только не на нашей…

Жених встал, несколько секунд стоял, набычившись, потом спросил:

— Можно, я с Тамарой поговорю? С глазу на глаз.

— Да нечего тут толковать, — сказала из кухни старуха и вздохнула.

— Мала еще наша девка, пусть подрастет, — вздохнула и мать, и опять засмеялась.

— Тогда я пойду.

Федя, обиженный, направился к двери.

— Тамара! — позвал отец. — Проводи жениха.

Гость подождал на крыльце: и впрямь не выйдет ли?

Не вышла. Значит, это они так пошутили. Он уже взялся за велосипед, когда услышал сзади скрип двери и легкие шаги. Тамара подошла, сказала, сильно волнуясь, но очень строго:

— Ты что, сумасшедший? У тебя, наверно, не все дома?

— Почему?

— Кто же так делает-то? На смех, что ли?

— А как надо?

— Не знаю как, а не так…

— Иначе не получается, — сказал Федя, сознавая, что сейчас она уйдет. — Скучаю я без тебя.

— Чего это вдруг? — она смутилась и засмеялась.

— Сама знаешь… А сюда приезжать — ваши меня бьют.

Она глянула вдоль улицы, пожала плечами и пошла к крыльцу.

— Я все равно на тебе женюсь! — крикнул он ей вслед.

На обратном пути вел велосипед, как лошадку в поводу. Просто забыл о нем. И не заметил, как прошел Баулино, Верхнюю Луду…

И вот теперь уже, когда он дорогой по-хозяйски размышлял о доме и о своей будущей жизни, чинно и степенно пришла к нему очень дельная мысль (будто подсказал кто-то со стороны!): не надо делать стируху в огороде, а самое место ей — в подполе. Если там сложить печку да вмазать котел… Котла нет, но можно вместо него приспособить ведро. Сделать каток… Чего его делать — Степан Гаранин свой предлагал!.. Дым из подпола направлять в трубу большой печи: никакому уполномоченному или милиционеру в голову не придет по этому дыму догадаться, что в доме валяют валенки.

Да, именно так следует устроить себе стируху. Это же как удобно-то! Не надо после работы идти мокрым по улице. Вылез из подпола — и сразу ложись спать.

Уже возле своей деревни остановил Федю пастух — стадо паслось неподалеку. На это лето в пастухи подрядился старичок Ван Ваныч, смирный, приветливый со всеми, умевший плести великолепные кнуты — они хлопали так оглушительно, будто это выстрелы из ружья. Вся пятинская ребятня ходила теперь с кнутами и хлопала, пугая кур и гусей. Ван Ванычу скучно, вот и остановил Федю.