- Посмотрел, и довольно, - пробормотал он про себя.
- Что вы сказали? - спросила она.
- Ничего особенного, я просто подумал, что надоедает долго смотреть на такой цветок.
Он не смел оторвать взгляд от растения. Боялся показаться навязчивым.
- Подумать только, Виктория-регия цветет раз в четыре года, - сказала она.
- Правильно. И это очень странно. Не успеешь удивиться... а уже отцвела.
- По-моему, это замечательное растение, - мечтательно произнесла женщина, не отрываясь глядя на Викторию-регию.
Он смотрел на нее.
- Однажды я видел циркача, - сказал мужчина. - Его номер заключался в том, что он ничего не ел и только один раз в две недели на представлении съедал французскую булочку. Я как раз видел, как он ел очередную булочку.
- Что за чушь! - Она рассердилась. - При чем здесь цирк! Виктория-регия цветет раз в четыре года, это установлено научными наблюдениями.
- Совершенно верно, - согласился он и снова взглянул на цветок. - За моим циркачом тоже велись наблюдения. Государственный нотариус следил за чистотой эксперимента. Это была сенсация, все рвались посмотреть, как он ест свою булочку.
- Между цветением... - сказала женщина будто самой себе.
- Проходит четыре года, - быстро и испуганно перебил он ее. - Четыре года вам здесь не пробыть.
- По-моему, вы пьяны, - сказала она.
Это подозрение придавило его своей тяжестью. Когда человеку говорят, что он пьян, ему, в сущности, выносят приговор без суда и следствия. Попытка оправдаться всегда оборачивается против обвиняемого. Он предпочел двинуться к выходу. В оранжерее было угнетающе жарко. У самого выхода его вдруг осенило, и он оглянулся.
- Я мог бы приносить вам еду, - сказал он.
- Какую еду? - оторопела она.
- Ну, если вы надумаете провести здесь эти четыре года. Я мог бы ежедневно приносить вам завтрак, обед и ужин.
В глазах женщины мелькнула угроза, и он умолк, хотя предложение его было сделано от чистого сердца.
- Честно говоря, это не в моем характере, - пробормотал он, опустив голову.
Его понурый вид заставил ее невольно спросить:
- Что не в вашем характере?
- Докучать вам таким образом.
- Так не докучайте.
Но в голосе ее прозвучали игривые нотки, выдававшие некоторое любопытство. В оранжерее, где неподвижно раскинулась Виктория-регия, словно исполненная сознания собственной неповторимости, было до одури жарко.
- Все дело в том, что с самого начала у вас сложилось обо мне неправильное представление, - продолжал мужчина. - И это понятно: ведь я не спускал с вас глаз и ковырял при этом в носу.
- Да вы просто помешались на своем носе, - сказала она скорее удивленно, чем сердито. - Я и не заметила бы, что вы смотрите на меня, если б вы не начали извиняться, - во всяком случае, не заметила бы, что вы ковыряли...
- В носу, - подсказал он. - Простите, это вырвалось случайно. Я только хотел вам помочь. Раз вы ничего не заметили, тем лучше.
- Ну вот и прекрасно. Я ничего не заметила. - Она снова повернулась к Виктории-регии.
- Но все-таки странно, - осторожно начал он, отходя от двери. Странно, что вы ничего не заметили. Я имею в виду... ради бога, простите... но когда вам навстречу идет человек, ковыряя пальцем в... гм... - И поскольку она ничего не сказала, только смотрела на это дурацкое растение, он смущенно закончил: - Единственное, что меня оправдывает, - это муха...
Мужчина не договорил и снова пошел к двери. Она бросила на него испепеляющий взгляд. И демонстративно отвернулась к бассейну, где дремало зеленое растение. Ее глаза скользнули по краю круглого листа и остановились на большом красном цветке, пылающем в центре чаши точно костер. В этом чуде природы было какое-то излишество, которое раздражало ее, казалось ей нескромным. Как это он сказал только что - посмотрел, и довольно? Доля истины в этом есть. Что в нем такого замечательного, в этом растении, кроме его размеров и цветения раз в четыре года? К чему он говорил о каком-то циркаче и французской булочке?.. Впрочем, неважно, ей хотелось увидеть, как цветет Виктория-регия, и она увидела. Но что-то, таящееся в зеленой духоте оранжереи, мешало ей двинуться с места. Интересно, этот человек все еще стоит у двери или уже ушел? Что-то противное, липкое, связавшее ее по рукам и ногам, пропитало здесь все.
Теперь он снова стоял сбоку от нее, но не рядом. Она видела его краем глаза. Ей казалось, что и сама она стала противной, липкой.
- Отвратительное растение, - сказал мужчина совсем тихо.
- Что вы сказали? - вырвалось у нее.
- Извините, я просто подумал вслух.
- Зачем же вы смотрите на него, если оно такое отвратительное? Почему не уходите? - Она с удивлением заметила в своем голосе истерические нотки.
- Сам не знаю, - негромко ответил он. - Когда-то в детстве я приходил сюда с няней и братом. Тогда оно тоже казалось мне отвратительным.
За эти слова, не требовавшие ответа, она испытала чуть ли не благодарность к нему.
- И все-таки вы снова пришли сюда! - вырвалось у нее.
- А у вас никогда не возникало желания проверить свое впечатление? спросил он.
И ей опять стало приятно, что он явно не ждал ответа.
- Проверить, изменился ли ты или остался прежним, - пояснил он.
- Ну и как? - не без интереса спросила женщина. - Вы остались прежним?
- В тот раз произошло нечто странное, - сказал он. - Гуляя по саду, мы встретили английского морского офицера; да, это был офицер, красивый молодой человек, с темной от загара и какой-то особенно гладкой кожей. Наша няня отличалась аристократическими манерами. Но с этим офицером она все-таки познакомилась - в город с визитом пришел английский флот. Это нам было известно, потому что мы любили ходить в порт и смотреть на корабли. Судя по всему, няня с офицером заранее договорились о встрече.
Пока он рассказывал, она наблюдала за ним. Он же не отрывал глаз от огромного зеленого растения в склизком бассейне.
- Офицер дал нам с братом по английской шоколадке, - продолжал он. - Я помню, она называлась "Кадбери", а потом наша обожаемая няня сказала, что мы можем сходить посмотреть на Викторию-регию; так или иначе, мы оказались здесь. Мы оба были еще маленькие, но кое-что уже понимали. Итак, мы с братом стояли здесь, как стоим сейчас с вами, и, насколько я помню, с тех пор тут ничего не изменилось: все тот же болотный запах, та же липкая жара, то же глупое неживое растение с хищным цветком...
Она подумала: зачем я стою здесь и слушаю все это?
- Ну а дальше? - тем не менее спросила она.
- У меня было очень тяжело на душе. У моего брата, по-моему, тоже. Мы об этом не говорили. Мы вообще не разговаривали. Целую вечность мы стояли и смотрели на это растение. Наконец они пришли, няня и офицер. Никогда в жизни я не видел более счастливого лица, чем было у няни, во мне вспыхнула любовь и к ней, и к офицеру, потому что у нее было такое счастливое лицо.
- Ну а потом? - спросила она, досадуя на самое себя.
- Потом лицо у нее перестало быть счастливым. Ее потянуло в религию, и она ушла от нас.
- С прислугой это бывает...
- Она прожила у нас восемь лет.
- Сколько же лет вам было тогда? - спросила она. Ей стало не по себе.
- Восемь.
Она не нашлась, что сказать.
- Проклятое растение! - резко сказал он. И чуть погодя продолжал: Почему-то в тот день на нас были матроски. Глупо, правда?
Она вдруг увидела перед собой этих двух растерянных мальчиков в матросках, они стояли перед ней как живые. В искусственной жаре оранжереи ощущался гнет вечности. У нее появилось неприятное чувство, будто теперь она сама навязывается ему с разговором. Чтобы положить этому конец, женщина сказала:
- И вот, спустя много лет, вы снова приходите сюда, и вам в нос попадает муха...
Он с удивлением взглянул на нее. Видно было, что о мухе он совершенно забыл.
- Да, да, - рассеянно согласился он и вдруг оживился: - Я не помню, как она выглядела, но теперь знаю: она была похожа на вас.
Это ее задело.
- Что за чушь, ведь вы сами говорите, что не помните, как она выглядела.
- Мы с братом считали ее самой красивой девушкой на свете, - сказал он.
Как быстро все меняется, подумала она. Сначала положение было смешным и весьма неприятным. Теперь оно не было неприятным, но и смешным тоже. Нет, пора положить этому конец.
- Значит, вы все-таки часто приходите сюда? - заметила она.
- Раз в четыре года.
Зачем она навязывается ему с разговором? Его откровенность угнетала ее. Она направилась к двери.
- Вы уже уходите? - спросил мужчина.
Ей сразу стало легче - теперь навязчивость снова проявил он.
- Да, я уже посмотрела Викторию-регию.
Ей показалось, что несколько шагов до двери она шла целую вечность. Какая изнуряющая жара царит здесь, у этого огромного хищного растения, которое раскинулось на воде, самодовольно являя зрителям свое лоно. Все здесь вызывало у нее отвращение. Однако она обернулась еще раз. И снова перед ней отчетливо возникли фигурки двух мальчиков в старомодных матросках, которые молча перевесились через железные перила бассейна с подсвеченной водой, и те двое, пришедшие позже, хорошенькая няня и английский морской офицер в парадной форме. Жанровая сценка из прошлого, неповторимая для тех, кто в ней участвовал.
