Но, в общем, ему тепло, уютно и по-хорошему одиноко. Так он проживет целый месяц.
Однажды вечером, когда старший лейтенант, заварив чаю, приготовился писать, в дверь постучали, и в комнату вошел незнакомый авиалейтенант в заснеженной шинели.
— Здравствуйте, я — истребитель с Возжаевки, — сказал он. — Только сегодня приехал, ищу, где переночевать.
Старший лейтенант Ф. посоветовал ему идти к дежурной и проситься в нормальную теплую комнату.
— Я сам тут временно сижу, — сказал старший лейтенант. — Жду отпуска после Афгана.
— А вы вертолетчик? — спросил лейтенант.
— Вертолетчик, — сказал старший лейтенант и непринужденно добавил: — Пока на правой сижу, но после отпуска пересяду на левую.
— И как — трудно на вертолете летать?
— Да что тут трудного? — удивился старший лейтенант Ф. — Шаг-газ на себя, ручку вперед и пошел педалировать! Ну, есть, конечно, своя специфика — в чем-то и труднее, чем на самолете.
И старшего лейтенанта понесло. Он вкратце обрисовал специфику управления вертолетом, потом перекинулся на воспоминания об Афганистане, о боях-пожарищах, о том, как заходишь на боевой, делаешь горку, отдаешь ручку вперед, жмешь на гашетку, уходишь от собственных осколков — плотно работали, брат, в ближнем бою, почти врукопашную — как мостишь машину на какое-нибудь «орлиное гнездо» на четырех тысячах, притирая одним колесом к краю площадки, как, перегруженный, срываешься в пропасть и переводишь падение в полет…
Истребитель слушал, открыв рот, глаза его блестели.
— Да, — сказал он. — Это поинтереснее, чем на истребителе будет. Мне надо у вас еще многое узнать. Вот, например, какая у вас ширина полосы?
— Да зачем тебе наша ширина полосы? — засмеялся борттехник Ф. — Нормальная полоса, широкая — никто еще не промахивался.
Но лейтенант продолжал допрос. Он интересовался допусками и минимумами, о которых борттехник Ф. только слышал от летчиков, но никогда не стремился узнать подробности.
— Да ты, брат, не шпиен ли, часом? Не Беленко твоя фамилия? — сказал борттехник. — Зачем тебе, истребителю, вся эта вертолетная кухня?
— Да, понимаете, я ведь с истребителей по здоровью списан — буду у вас летать, на вертолетах. Вы мне расскажите…
— Стоп, — сказал борттехник, скучнея на глазах. — Успеешь еще. Сейчас тебе надо дежурную найти, а то не устроишься. У меня нельзя — я один под всеми одеялами сплю, так что тебе не достанется. Знаешь, ты иди, как-нибудь поговорим еще…
Лейтенант ушел. Старший лейтенант остался в своей холодной комнате. Он посмеялся над своим случайным враньем (думал ведь — истребитель проездом) и забыл о лейтенанте.
На следующее утро, войдя в столовую, он поднял руку, приветствуя молодых борттехников за дальним столиком, и увидел, что с ними сидит вчерашний лейтенант. Судя по глазам лейтенанта, он уже знал от соседей по столу, кто живет в угловой комнате. Истребитель смотрел на борттехника Ф. испуганно и одновременно удивленно — как грузины на Остапа. Взгляд его, казалось, спрашивал: но зачем, за что? Старший лейтенант Ф. пожал плечами, подмигнул лейтенанту и сел к нему спиной.
СТОТОННАЯ МЕСТЬ
Когда старший лейтенант Ф., получив приказ на увольнение, подписывал обходной лист, случилась неприятность. Он не смог получить подпись начальника службы горюче-смазочных материалов. Еще в самом начале его летной карьеры молодого лейтенанта пригласила в гости одна прапорщица, служившая на топливной ниве. Все бы ничего, но двухметровая и совсем не тонкая служивая девушка не очень приглянулась хрупкому лейтенанту. Он тактично избежал свидания, сославшись на то, что заступает в наряд. Приглашение повторилось еще несколько раз, пока наконец жаждущая общения не поняла, что лейтенант ушел в глубокий отказ. Притязания прекратились.
Однажды вертолет борттехника Ф. был откомандирован в Шимановск на тушение лесных пожаров. Летали много — лили воду, высаживали на горящий торфяник пожарников. Возвращались на аэродром насквозь продымленные, с закопченными днищем и боками, с застрявшими в стойках шасси обгорелыми кедровыми ветками. Когда работа закончилась, борттехник Ф. вручил водителю топливозаправщика свой командировочный талон, вписав в него 100 тонн керосина — столько они сожгли за время командировки. В спешке борттехник забыл оставить себе отрывную часть талона для отчета в родном полку.
И вот теперь, зайдя в кабинет за подписью, он увидел обиженную им прапорщицу, которая, покопавшись в бумагах, злорадно сказала:
— Подписать не могу. Вы должны армии сто тонн керосина, товарищ старший лейтенант. Откуда я знаю, может быть, вы этот керосин налево загнали. Езжайте в Шимановск, ищите отрывной корешок талона — или платите. Короче, старлей, расплачивайся!
И Брунгильда мстительно захохотала.
Старший лейтенант, посмотрев в добрые глаза гээсэмщицы, понял, что проиграл. Со словами «я поехал в Шимановск» он вышел из кабинета. Достал из кармана ручку, положил «бегунок» на подоконник в коридоре и нарисовал в нем что-то похожее на подпись.
Он благополучно уволился в запас. Но еще несколько лет после армии бывшему борттехнику Ф. в кошмарных снах приходил счет за призрачные сто тонн керосина.
УДАР ПО КИТАЮ (Лирическая зарисовка)
Теплый летний день 1986 года. Лейтенант Ф. идет с аэродрома в общежитие на отдых перед ночными полетами. Он идет мимо стоянки «Ми-6», по дороге, ведущей точно на юг. Сразу за стоянкой, справа по полету — заболоченная полянка, вся усыпанная кустами голубики. Лейтенант привычно сворачивает и, бродя по сочащейся холодной водой травке, собирает ягоду в фуражку. Набрав полный головной убор, он выходит на дорогу и движется дальше — в промокших ботинках, с мокрыми коленями, совершенно умиротворенный. Он идет медленно, глядя по сторонам, кидая в рот горсти спелой голубики, и напевает «А я иду, шагаю по Москве…». Прямо перед ним, в стороне китайской границы — кучевые облака, плотно укрывающие солнце.
И вдруг… В небе над китайской границей вспыхивает ослепительный свет. Лейтенант останавливается и, открыв фиолетовый рот, смотрит, как, упираясь в облака, встает огненный столб. Он видит черный клубящийся гриб, растущую из-под него «юбку» и световую волну, которая стремительно разбегается в стороны, рассекая почерневшие тучи.
Лейтенант мгновенно узнает ядерный взрыв!
Он тут же оценивает обстановку: нанесен удар по Китаю, совсем недалеко от границы, может быть, по городу Хай-хэ, что на другом берегу Амура, напротив Благовещенска. Ударная волна достигнет этого места менее чем за полминуты. Из ближайших укрытий — неглубокая придорожная канавка. Если, как учит гражданская оборона, лечь в нее ногами к взрыву, все равно торчащий зад срежет заподлицо с плоскостью дорожного полотна.
И лейтенант принимает единственно верное решение. Он зачерпывает полную горсть голубики, запихивает ее в рот и начинает, давясь, пережевывать, глядя на ядерный гриб. Про пушкинский «Выстрел» и фуражку с черешней он сейчас не помнит. Он просто жрет свою последнюю (а вовсе не крайнюю) голубику и ждет мгновенного опаляющего удара.
Это странное наслаждение — вкус ягоды необычайно чудесен, вид неба ужасно прекрасен — длится секунду реального времени. Через секунду гриб исчезает, свет меркнет, и на горизонте опять — те же кучевые облака. Всего лишь солнце на миг прорвалось через их плотную упаковку, высветив столь похожую конфигурацию.
Лейтенант облегченно вздыхает, смеется, качает головой и продолжает движение. Лето, Магдагачи, пыльная дорога. В руках у лейтенанта — фуражка с остатками голубики, за спиной у лейтенанта — родной вертолетный полк…
УЗБЕКСКИЙ АНТРАКТ
Ноябрь — декабрь 1986 года, военный аэродром возле г. Кагана (Узбекская ССР). Здесь проходит подготовку перед Афганистаном сборная вертолетная эскадрилья. Отрабатываются полеты на «Ми-8МТ» в пустыне и в горах.
ВЗАИМОПОНИМАНИЕ
Утро. К вертолету подходит замкомэска — щеголеватый майор У. из Спасска Дальнего, который распространяет о себе слух, что имеет черный пояс по карате. Борттехник Ф. встречает его у хвостового винта и докладывает о готовности вертолета к полету. Майор кивает, качает лопасть ХВ, проходит дальше, осматривает концевую балку. Борттехник поворачивается за командиром, как подсолнух за солнцем.
Майор поднимает руку, пытается дотянуться до балки, потом вдруг подпрыгивает и, красуясь перед лейтенантом, наносит по балке удар ногой. Не достает и со всего маха падает на спину, задрав ноги.
Когда он поднимается, борттехник, уже задом к нему, наклонившись, старательно завязывает шнурки.
Майор, держась за поясницу, убегает на цыпочках в кабину.
ДВА ШАГА ДО СМЕРТИ
Двигатели запущены, винты ревут. Раннее утро, пасмурно, серый полумрак. Перед взлетом борттехник выскакивает из вертолета, чтобы совершить обязательный обход машины — посмотреть, закрыты ли капоты, крышка топливного бака, не течет ли масло, керосин и пр.
