— Я согласен, — чуть помедлив, ответил Славицкий.
— В таком случае квартиру Булочкина мы вам и продадим, — весело ответил я.
Славицкий вдавился в спинку кресла, пытаясь отдалиться от меня как можно дальше, и посмотрел на меня с таким видом, как будто ожидал явного подвоха, но никак не мог угадать, в чем этот подвох заключался.
— Видите ли, — я наклонился к Славицкому, — скажу вам по секрету, — я многозначительно посмотрел на него, и он, проникнувшись ответственностью за раскрываемую мною тайну, нахмурился и наклонился в мою сторону. — Анатолий не рассчитал свои силы. Только, еще раз подчеркиваю, говорю вам это по секрету. Сами понимаете, клиент есть клиент, и мы не вправе разглашать эти сведения, но для вас, я уверен, мы можем сделать исключение. Квартира, конечно же, досталась ему, считай, задаром, сто девяносто тысяч за нее — это не цена, но для Анатолия — эта сумма оказалась критической. Он вчера мне сам говорил об этом. Кстати, я понял, что Анатолий не совсем был откровенен с вами. Открою вам еще одну тайну: квартира обошлась ему в сто девяносто тысяч. Так что соглашайтесь, и Анатолий не обидится, он даже с небольшим наваром останется.
— Ну-у, если это так, — развел руками Славицкий, — я согласен.
— Вот и отлично, — подвел я итог нашей встречи.
— Только знаете, — посетитель немного замялся, — я, видите ли, не ожидал, что все так быстро решится. И не приготовил деньги. Мне потребуется недели две, чтобы собрать эту сумму.
— Нас это вполне устроит, — успокоил я Славицкого, — да и Булочкин пусть хотя бы неделю поживет в новой квартире, насладится жизнью.
— А если он передумает?
— Мы подыщем для вас другой вариант, который не уступит этому ни по качеству, ни по цене. Но я думаю, что Булочкин не передумает, — успокоил я клиента, нажал кнопку селектора, поднял трубку и приложил ее к уху.
— Слушаю, Александр Есич, — услышал я голос секретарши.
— Светочка, где Патрончик? — спросил я.
— Уехал с Воронковым ко вчерашнему клиенту якобы с обыском…
— К кому именно?
— К Булочкину, — уточнила Света.
— Понял, — я положил трубку и, повернулся к Славицкому, — одну секундочку.
Я поднялся из-за стола и выглянул в приемную.
— Света, срочно скинь Патрончику эсэмэску: «У Булочкина прибор не снимать, оставить в рабочем режиме». Поняла?
— Как ни понять, — усмехнулась Света.
Я вернулся в кабинет.
— Что-нибудь не так? — обеспокоенно спросил Славицкий.
— Что вы, что вы? — махнул я рукой. — Все в порядке. Нам осталось только подписать договор.
— Да, если б я знал, мог бы ведь напрямую выкупить у Булочкина, — сокрушался Славицкий.
— Что поделать? — развел я руками. — Рынок есть рынок. Да и без нас вам не обойтись…
Затрещал селектор, и я нажал кнопку.
— Александр Есич, к вам Елена Владимировна, — услышал я голос Светы.
Дверь отворилась, в кабинет бесцеремонно вошла Воронкова.
— Я тебе сколько раз говорила, что не нуждаюсь в представлении, — на ходу шикнула она на Свету.
Она двигалась стремительно, ни на кого не обращая внимания. На ней были обычные джинсы и белая кофточка. Я поднялся ей навстречу.
— Ленка, привет, — и добавил, поясняя Славицкому. — Это мой партнер, Воронкова Елена Владимировна.
— Какой-такой партнер? — лукаво спросила она, подставляя мне лицо для поцелуя.
Я чмокнул ее в щечку и незаметно для гостя шлепнул по попе.
— Ручки шаловливые! — воскликнула она, уселась прямо на стол и спросила: — Я не помешала?
— Да нет-нет, мы вроде бы все решили, — предупредительно ответил Славицкий.
— Станислав, Света проводит вас к юристу, и вы составите договор.
— Хорошо, — он протянул мне руку. — Спасибо, было очень приятно с вами познакомиться.
— Всего доброго, — ответил я.
— До свидания, — произнес он Воронковой, с интересом разглядывая ее.
— Ба-ай! — игриво взмахнула кистью Лена.
Славицкий вышел, и мы остались одни.
— Ты распутаешь мне всех клиентов, — укоризненно заявил я, усаживаясь в кресло.
— Нахал! — воскликнула Лена, глядя на меня сверху. — Сам хватает меня за задницу…
— Как же за нее не хватать-то, — развел я руками.
— А как же хватать? — игриво произнесла она, спустилась ко мне на колени и потянула за брючный ремень.
— Ленка, прекрати! У меня дел полно! — я попытался подняться с кресла, но она придавила меня всем телом.
— Ну-ка… посмотрим… что там за дела… у тебя, — ей удалось расстегнуть ремень.
Собравшись с последними силами, я дотянулся до селектора и нажал кнопку. Да не ту.
— Слушаю вас, Александр Есич, — услышали мы голос юриста.
— Простите, Юрий Васильевич, — сдавленно произнес я, — это я по ошибке… мне Света нужна.
— Я ее позову, — подобострастно ответил юрист и положил трубку.
— Зачем тебе Света нужна, а? — грозно спросила Лена, спуская с меня брюки.
Я хотел ответить, но она закрыла мой рот поцелуем. Раздался звонок. Я сумел-таки подняться с кресла, и Лена сползла с моих колен прямо на клавиатуру селектора. Послышались голоса сразу нескольких сотрудников фирмы, в том числе и Светы.
— Извините, это мы по ошибке! — выдавил я, поднимая Лену и усаживая ее на стол. — Света!
— Слушаю, Александр Есич, — захихикала секретарша.
— Ах, тебе Света нужна! — в шутку зашипела Лена и лизнула меня в ухо, отчего по всему телу побежали мурашки.
— Света, никого не пускай, ни с кем не соединяй! — выкрикнул я срывающимся голосом.
— Мы заняты, у нас совещание, — добавила Воронкова и смахнула со стола бумаги и письменные принадлежности, которые шумно посыпались на пол.
— Никак «Камасутра» пополнится новой главой? — ехидно осведомилась Света.
— Я тебе позубоскалю! — грозно откликнулась Лена. — Уволю к чертовой бабушке!
— Молчу-молчу! — с деланым испугом ответила Света и отключилась.
— Ну, я тебе сейчас задам! — пригрозил я, скидывая пиджак.
Лена расстегнула застежки на туфельках, опрокинулась на спину и взбрыкнула ногами. Туфли полетели в разные стороны, одна из них едва не угодила в аквариум, стоявший в углу. Я стаскивал с Воронковой джинсы, когда вновь загудел селектор.
— Ну что там еще?! — я нажал кнопку.
В ответ мы услышали такой безудержный и заразительный хохот Светы, что забыли о том, чем собирались заняться, и как были — я со спущенными брюками, а Лена в трусиках и кофточке — склонились над селектором, чтобы выяснить, чему так обрадовалась секретарша.
— Светка, в чем дело? — спросила Лена.
— Тут в «Коммерсанте» такое! — выдала она сквозь смех.
— Что там такое? — спросил я и вспомнил о Богачеве.
— Да вот послушайте, читаю, — ответила Света, кое-как справившись со смехом. — Статья называется «У „крыши“ поехала „крыша“». Вот слушайте, что тут написано. «Нелепо закончилась криминальная карьера Василия Дроздова, известного по прозвищу Дрозд-Рваное-Ухо. Авторитет пользовался большим уважением в определенных кругах и занимался предоставлением „крыши“ всевозможным коммерсантам. Однако недавно у него самого „поехала крыша“. Случилось это следующим образом. Некоторое время назад внимание Дроздова привлекла одна московская фирма, занимающаяся торговлей недвижимостью. Одним из сотрудников этой фирмы оказался бывший майор милиции, тот самый, который несколько лет назад при задержании прострелил ухо Василию Дроздову, благодаря чему последний и получил свою кличку — Дрозд-Рваное-Ухо. У авторитета начались серьезные трения с риэлторами, отказавшимися платить дань за „крышу“. Однако конфликта удалось избежать. Неизвестно, как и о чем договорились руководители фирмы с Дроздовым, но факт в том, что их переговоры закончились ко всеобщему удовольствию и даже увенчались совместной поездкой за город в охотничий клуб. И вот тут-то произошло непредвиденное. По информации из нашего источника, полученного им от телохранителей авторитета, наутро после охоты их шеф не узнавал никого из своих прежних друзей, он также не помнил своего собственного имени и утверждал, что отныне он вообще не человек, а пьяный дух, специально посланный к нам из мифического Кандурова, чтобы передать майору Патрончуку, тому самому — прострелившему Дроздову ухо, что, если майор не перестанет чудить, сатана превратит его гарем в стадо кентавров мужского пола».
Почти год после развода Катя Величкина питалась эклерами и опомнилась лишь тогда, когда сама превратилась в огромный, подпортившийся эклер с расползшимся через трещинки несвежим кремом.
Все это время она ждала, что вот-вот закончится кошмарный сон и Андрей вернется. Особенно тяжкими были ночи, когда она оставалась в пустой квартире одна. А самой черной была ночь в начале апреля, ровно через неделю после его дня рождения.
