Нина была внимательна и сочувственно выслушивала свою новую подругу. Тактично и ненавязчиво задавала вопросы. Не лезла с советами. Первый раз в жизни Юлия Сергеевна почувствовала желание рассказать о себе, о давно ушедшем детстве, о молодости, о первой семье. Нина не перебивала, не осуждала, лишь кивала понимающе.
— По-моему, тебе пора съездить в Москву, — задумчиво закуривая тоненькую тёмную сигарету, вдруг сказала она.
Куда-куда? В Москву? Зачем? Что ей, синьоре ди Франческо, там делать? Ходить, так сказать, походом «по местам боевой славы»?
Бред какой-то.
Она так и заявила Нине. Та лишь пожала плечами.
— Подумай. Может, тебе пришло время помириться со своим прошлым?
Юлия Сергеевна только фыркнула в ответ. А Нина невозмутимо продолжила:
— Надумаешь приехать — милости прошу. У меня в Москве, конечно, не такой дворец, — она широким жестом обвела огромную гостиную, стены которой были увешаны подлинными картинами старых мастеров, — но места вполне хватит. Может, ещё что потребуется — всегда рада помочь.
Юля поблагодарила, твердо зная, что не воспользуется приглашением, а потом и вовсе выбросила из головы весь этот необычный разговор.
Но с этого времени что-то начало с ней потихоньку происходить. Странная, непредсказуемая память стала всё чаще отправлять Юлию в путешествия по давно покинутым местам и позабытым людям. Стали сниться сны — чего не было никогда прежде. Во сне к ней часто приходил высокий седоватый мужчина, которого она не видела уже четверть века, садился напротив, смотрел с ласковым укором.
Его уж, поди, и на свете-то нет!
А иногда снилась маленькая девочка в смешном платьице с оборочками, ласковая и шаловливая.
Всё меньше оставалось сил. Женщина даже по дому передвигалась с трудом, тяжело опираясь на руку наемной сиделки. Потом и вовсе почти перестала вставать с постели. Она отказалась ложиться в больницу — ну что там смогут сделать? Врачи давно уже не скрывали от своей пациентки печальной правды.
— Стелла…Стелла! — тихо, затем чуть громче позвала женщина. Не услыхав ответа, нахмурилась, повысила голос, — Стелла, pigra (бездельница), ну где ты там?
Заспанная сиделка, могучая тётка с черными, как сливы, глазами, подлетела и, ошалело моргая уставилась на подопечную.
— Si, Signora, да, госпожа графиня, я здесь. Вам что-нибудь нужно? Что-то беспокоит?
Женщина нахмурилась.
— Тут помирать станешь — а ты всё проспишь.
— Что вы, госпожа графиня, я вовсе не спала. Может, отвлеклась на секундочку, а так — нет, не спала.
— Рассказывай… — скептически протянула синьора ди Франческо, мрачно глядя на сиделку. Та совсем смешалась под суровым взглядом хозяйки.
— Будешь дрыхнуть — выгоню, — пообещала старуха.
Вот ведь вредная! Ну задремала чуть-чуть, ну с кем не бывает? На такой работе первое дело — вздремнуть. А ну как приступ у старой карги начнется? Там уж будет не до сна! Да и стаканчик винца из старухиных подвалов, пропущенный за обедом — кухарка поднесла, хорошая женщина эта кухарка! — своё дело сделал.
— Вот что, Стелла, — слегка смягчилась госпожа, — скажешь Пьетро (а это местный дворецкий, зверь лютый, а не человек, никакой непорядок от его глаз не скроется), чтобы он вызвал моего поверенного, синьора Мори. Поняла, stolta (дурёха)?
— Si, Signora Contessa, всё будет сделано, — пролепетала совсем проснувшаяся сиделка и бодро потрусила к двери. Да уж, тут надо поворачиваться, не то старуха живо вышвырнет. А ей, Стелле, позарез нужно это место! Платят отлично, да и от дома недалеко.
— Да, Стелла, скажи ещё Пьетро, чтобы позвонил Нине в Москву и соединил меня с ней. Срочно!
* * *
Утро началось с мокрого холодного носа, весело ткнувшегося в Адину щеку. Потом шершавый горячий язык принялся быстро-быстро облизывать всё, до чего ему удавалось дотянуться: шею, ухо, лицо и даже спутанные волосы. Ада покрепче зажмурилась, стараясь сохранять полную неподвижность — притворялась мертвой. Очень хотелось досмотреть утренний сладкий сон. Там было что-то тёплое, нежное, и ещё что-то такое, что непременно требовалось запомнить и сохранить на весь день.
Язык и нос пропали, зато послышалось жалобное посвистывание — нос никуда, собственно и не исчезал, — потом над ухом раздалось обиженное поскуливание, а затем и возмущенное тявканье: ну, в самом деле, сколько можно просить по-хорошему, я же приличная собака, дома не пачкаю, но и ты совесть имей. Немедленно вставай и пошли скорее гулять!
Ада ещё раз покрепче зажмурилась, открыла глаза и засмеялась:
— Доброе утро, Ника!
Прямо перед ее лицом радостно улыбалась черная мохнатая мордаха. «Доброе утро, хозяйка!» Длинный розовый язык, похожий по цвету на любимую «докторскую» колбасу, высовывался из приоткрытой пасти, его кончик подрагивал в такт дыханию. Чтобы дотянуться до хозяйки, парню пришлось забраться передними лапами на край кровати — совсем залезать на нее строго воспрещалось! Да, дружок, это ты пока тянешься, а скоро, судя по папаше, станешь нагибаться…
По документам щенка звали Доменик, но Ада быстро сократила его кличку до Ники, а когда сердилась на шкодливого малыша, то частенько сулилась переименовать его в Старого Ника, поскольку именно так в Англии именуют чёрта.
Первыми на улице им встретилась черная неопрятная дворняга Бастинда. Бася полностью оправдывала свою кличку, отличаясь редкой злобностью и лютой ненавистью к мытью. В общем, «как вы яхту назовёте, так она и поплывёт»! Своими хозяевами, неприметной пожилой парой, псина правила не менее сурово, чем ее знаменитая тёзка вверенными мигунами. Бастинду Ада с Никой не любили — она могла ни за что ни про что цапнуть, и поговорить с ней было не о чем.
На подходе к собачьей площадке они повстречали сладкую парочку — «афганца» Фабиана и сестру его Феофано, названную так в честь какой-то древней Византийской императрицы, а дома именуемую «Фифа». Хозяйками этих холеных борзых были две подружки-соседки, додумавшихся купить щенков из одного помета. Теперь каждые полгода они были вынуждены разлучаться на три недели, пережидая всплески совсем не братских чувств Фабиана к сестрице. Это так только говорится, что короли и собаки родства не знают. Очень даже хорошо знают!
По крайней мере, собаки…
Увидав Фабиана, Ника нетерпеливо взлаял и сильно натянул поводок. Вот это была подходящая компания! Тут найдется с кем побегать и поиграть.
Дурашливый Фабиан мог носиться целый день. Одна беда — мог задуматься и убежать неизвестно куда, в том числе и с собачьей площадки. Пару раз его уже искали всем районным собачьим сообществом. Слава Богу, находили. На даче, по словам хозяйки, ее мужу пришлось наращивать забор вокруг участка, поскольку «мальчик» ещё и дивно прыгал в высоту, и почти двухметровая оградка не могла остановить резвого охотника на афганских зайцев.
Фифа, в отличие от родственника, бегом сильно не увлекалась. Красавица постоянно охорашивалась, а в свободное от этого увлекательного занятия время присматривала за братом и бегала на него ябедничать. Стоило Фабиану отвлечься и прибавить скорость, как Феофано стремглав неслась к погруженным в непрекращающуюся беседу хозяйкам и, подвывая и поскуливая от возбуждения, рассказывала всё-всё, добиваясь немедленного принятия мер.
Ада спустила малыша с поводка. Она всегда старалась дать ему вволю побегать с утра — если не было дождя. К несчастью, поздняя осень частенько преподносила такие денечки, что Александр Владимирович только бодро подшучивал: «В такую погоду хорошая собака скорее научится пользоваться унитазом, чем хозяина на улицу выгонит». К счастью, нынешний день обещал быть погожим, и упитанный щенок рыжим мячиком поскакал к своему долговязому приятелю.
Ада сняла куртку, пристроила ее на невысоком заборчике и начала разминку. Тратить время впустую не хотелось, поэтому прогулки с Домеником она старалась совмещать с хорошей зарядкой и растяжкой — благо, около собачьей площадки торчали проржавевшие, но еще крепкие штуковины, на которые в прежние времена хозяйки натягивали веревки и развешивали бельё для сушки. Ада прекрасно помнила, как раздувались на ветру гигантские простыни и пододеяльники, и как с соседской Светкой Тутыхиной они решили спрятаться от мальчишек между свисающими почти до земли полотнищами — шла игра в прятки. Идея казалась богатой. Но подул резкий ветер, и мокрые ледяные тряпки со всех сторон облепили находчивых девиц. Визжа и брыкаясь, они пытались вырваться из неожиданного плена, веревка оборвалась, и клубок из перепуганных девчонок и сырого испачканного белья продолжил крутиться на земле. Спас их Светкин папа, шедший с работы.
Попало им тогда здорово. Пришлось долго извиняться перед соседями, голосившими, как по покойнику, и перестирывать здорово измазанные простынки.
