— Тогда кто же? Кто ты такой, черт тебя побери?
— Я — разгром всех твоих врагов. Я — власть, которой ты жаждешь. Я — в прямом эфире, непосредственно из преисподней — демон по имени Цап! Та-та-дамм! — По полу что-то защелкало, точно отбили чечетку.
— Ты — дух Земли?
— Э-э, м-м, да, я — дух Земли. Это я. Цап, дух Земли.
— Но я думала, что ритуал не действует.
— Ритуал?
— Мы пытались вызвать тебя на прошлой неделе, но мне показалось, что он не подействовал, потому что я не очертила круг власти девственным клинком, обагренным кровью.
— А что ты взяла вместо него?
— Пилочку для ногтей.
Повисла пауза. Неужели она оскорбила духа Земли? Первое свидетельство того, что ее волшебство — действительно волшебство, и надо же так опростоволоситься, использовав второсортный материал для ритуала.
— Прости меня, — забормотала Рэчел, — но сейчас очень непросто найти девственный клинок, обагренный кровью.
— Все в порядке.
— Если бы я знала, я бы…
— Да нет, в самом деле все нормально.
— Ты оскорблен, Великий Дух?
— Я собираюсь оделить величайшей властью на свете женщину, которая рисует в грязи круги пилочкой для ногтей. Прямо не знаю. Дай подумать секундочку.
— И тогда ты подаришь гармонию сердцам всех женщин нашего шабаша?
— Что ты мелешь, мать твою за ноги? — громыхнул голос.
— Именно для этого мы призывали тебя, о Дух — чтобы ты принес нам гармонию.
— Я еще вернусь к тебе, ведьма, после рекламной паузы. Если я обрету то, чего ищу, мне потребуется, чтобы ты отвергла Творца и выполнила ритуал. А взамен тебе будет вручена власть, которой ты сможешь править всей Землей. Ты сделаешь это?
Рэчел не верила своим ушам. Признать, что ее магия действует, — уже огромный шаг вперед. Но когда предлагают править всем миром? Она не была уверена, что карьера тренера по аэробике подготовила ее к такому повороту.
— Говори, женщина! Или ты предпочтешь всю жизнь выуживать комки волос из душевых стоков и обрезки ногтей из пепельниц?
— Откуда ты знаешь?
— Я уничтожал язычников, когда еще был жив Карл Великий. А теперь отвечай, ибо во мне просыпается голод, и я должен идти.
— Уничтожал язычников? Я думала, духи Земли — добрые.
— Всякое бывает. Ну — ты отрекаешься от Творца?
— Отречься от Богини? Даже не знаю…
— Да при чем тут Богиня? От Творца!
— Но Богиня…
— Неправильный ответ. От Творца Всемогущего. Помоги мне, малышка, — мне не дозволено вслух произносить это имя.
— Ты имеешь в виду — от христианского Бога?
— Бинго! Отрекаешься?
— Я давным-давно это сделала.
— Хорошо. Подожди здесь. Я сейчас вернусь.
Рэчел хотела сказать еще что-то на прощанье, но слова не шли в голову. Она услышала, как снаружи зашуршали листья, и подбежала к двери. Под ровным лунным светом на ближайшем пастбище бродил крупный рогатый скот, и между силуэтами что-то передвигалось. И чем дальше к городу оно уходило, тем больше становилось.
Дженни поставила «тойоту» за «шевроле» Трэвиса и погасила фары.
— Ну? — спросил Трэвис.
— Вам не хотелось бы зайти ко мне?
— Зайти? — Трэвис сделал вид, что ему нужно подумать. — Да, очень хотелось бы.
— Дайте мне только одну минутку — я расчищу нам дорогу, хорошо?
— Запросто. Мне все равно в машине нужно кое-что проверить.
— Спасибо. — Дженни с облегчением улыбнулась.
Они вылезли из машины. Дженни вошла в дом, а Трэвис привалился к «шевроле» и подождал, пока она скроется внутри. Затем рванул на себя дверцу и заглянул внутрь.
Цап сидел на пассажирском месте, уткнувшись носом в комиксы. Оторвавшись от книжки, он ухмыльнулся:
— О, уже вернулся?
— Радио включал?
— Что ты!
— Молодец. Оно подключено прямо к аккумулятору. Сядет сразу.
— Даже не трогал.
Трэвис бросил взгляд на чемодан на заднем сиденье.
— Присматривай за ним.
— Будет сделано.
Трэвис не двигался с места.
— Что-то не так?
— Ты какой-то ужасно покладистый.
— Я же тебе сказал: мне просто нравится, что ты хорошо проводишь время.
— Тебе, наверное, всю ночь в машине просидеть придется. Не проголодался, я надеюсь?
— Очнись, Трэвис. Я вчера ночью поужинал.
Трэвис кивнул:
— Чуть позже еще проверю, так что сиди смирно. — И он захлопнул дверцу.
Цап вскочил на ноги и выглянул из-за приборной доски. Трэвис заходил в дом. Забавно — оба думали об одном и том же: скоро все это закончится.
Цап кашлянул. Изо пасти вылетел острый красный каблук и ударился в ветровое стекло, забрызгав его адской слюной.
* * *
Роберт оставил свой грузовик в квартале от бывшего дома и дальше поплелся пешком, с ужасом надеясь, что застанет Дженни с мужчиной. Подходя, он увидел перед ее «тойотой» чей-то старый «шевроле».
В уме он пробегал эту сцену сотни раз. Он выходит из тьмы, застает ее с этим парнем и кричит: «Ага!» На этом картинка обрывалась.
Но в чем же смысл? На самом деле, Роберту вовсе не хотелось заставать ее врасплох. Напротив, он мечтал, чтобы она кинулась к дверям, а по щекам ее струились слезы. Чтобы она обхватила его руками и взмолилась: вернись домой, милый. Он хотел успокоить ее: все будет хорошо, я прощаю тебя за то, что ты меня вышвырнула из дому. Такую сцену он тоже пробегал в уме сотни раз. И картинка обрывалась после того, как они предавались любви в третий раз.
Но «шевроле» в его сценариях не фигурировал. Точно рекламный трейлер из кино, дразнилка. «Шевроле» означал, что Дженни не одна. Кого-то, в отличие от Роберта, она пригласила. В мозгу замелькали новые сцены: вот он стучится в дверь, Дженни с неохотой открывает, он смотрит через ее плечо и видит на диване чужого мужика. Его посылают прочь. Этого Роберт вынести не мог. Слишком реально.
Может быть, там вообще не парень. Может, какая-нибудь тетка из ее шабаша — заехала утешить Дженни в трудную минуту. И тут к нему снова вернулся прежний сон. Он привязан к стулу посреди пустыни и смотрит, как Дженни занимается любовью с другим мужчиной. А маленький монстр сует ему в рот соленые печенюшки.
Роберт понял, что уже несколько минут неподвижно стоит посреди улицы и глазеет на свой дом. Терзает себя. Да будь же ты взрослым. Подойди и постучи в дверь. Если она не одна, извинись и скажи, что зайдешь попозже. В груди от этой мысли резануло.
Нет, лучше просто уйти. Вернуться в трейлер к Сквозняку и позвонить ей завтра. Еще одна ночь с такой сердечной болью — непереносимо. В груди закололо еще сильнее.
Нерешительность Роберта всегда раздражала Дженни. Теперь же его просто парализовало. «Просто выбери направление и иди, Роберт, — сказала бы она. — Хуже, чем сейчас, когда ты стоишь тут и жалеешь себя, уже не будет».
Но это — единственное, что у меня получается хорошо, подумал он.
Из-за угла вывернул грузовик и медленно покатился по улице. Роберта будто ошпарило — он кинулся к «шевроле» и пригнулся за ним. Прячусь перед своим собственным домом. Это же глупо. Но все равно — если кто-то его заметит, то поймет, насколько жалок он и слаб. А Роберту не хотелось, чтобы это видели.
Грузовик притормозил перед домом, почти остановился, потом водитель поддал газу, и машина рванулась дальше. Роберт еще несколько минут просидел на корточках за «шевроле».
Он должен убедиться.
«Просто выбери направление и иди». Ладно, он сначала заглянет в окно. На улицу из гостиной выходило два — до них футов шесть. Старые, с отодвигающимися рамами. Прямо под окнами — ящики с геранью. Если крепкие, то он подтянется и заглянет в щель между штор.
Шпионить за собственной женой — мерзко. Грязно. Это извращение. Роберт помедлил, но потом пересек двор. Мерзость, грязь и извращение гораздо лучше его нынешней жизни.
Он схватился за край ящика с цветами и проверил его на прочность. Выдержит. Подтянулся, уперся подбородком в край и заглянул в щелочку.
Они сидели на тахте спиной к нему — Дженни и какой-то мужчина. На миг ему показалось, что Дженни — голая, но потом он заметил тонкие бретельки черного платья. Она давно уже не надевала это платье. Не тот подтекст, говорила она. В смысле — слишком откровенное.
Зачарованный, Роберт смотрел на них, попав в ловушку собственных страхов, точно олень в перекрестье фар. Мужчина повернул голову, чтобы сказать что-то Дженни, и Роберт разглядел его в профиль. То был парень из его кошмара — парень, которого он видел сегодня в «Пене дна».
Дальше выдержать он уже не мог. Роберт сполз на землю. Внутри бился узел отчаянных вопросов. Кто этот тип? Что в нем такого замечательного? Что есть у него и чего нет у меня? И хуже всего — сколько уже это тянется?
