— Остальное, это взятки, вымогательство, а может и грабеж, так? — тихо поинтересовался я, — ну какие еще у вас подработки?
Мы сидели в гостиничном баре и тихо мирно беседуя пропивали ту тысячу рублей которую он мне вернул. Вот что мне нравится в моей работе, так это то что в ней есть иллюзия независимости, хочу утром иду на работу, а хочу и не иду никуда. Правда назначенных судом заседаний это не касается, тут в строго назначенное время надо прибывать, а вот в остальном пусть и иллюзия, но есть. И кстати тысяча уже иллюзорно испарилась у бармена, а выпили то всего и ничего.
— Еще по одной? — предложил я.
— Дорого тут как все, — поморщился Сеня, — может я в магазин смотаюсь? Все куплю, — торопливо — за свои конечно и продолжим?
— В номерах употреблять запрещено, — непрошено влез в разговор бармен мешавший за стойкой коктейль, — а в ресторане и баре со своим нельзя.
— Это где это написано, любезный? — с хорошо заметным намеренным высокомерием протянул я, — может у вас в прейскуранте?
— Дал сдачу за коньяк и заткнулся, — положив локти на стойку бара поддержал меня Сеня и мне хозяйственно посоветовал:
— Сдачу возьмите, а сто двадцать пять рублей тоже деньги.
Бармену зловредно.
— С чаевыми перебьешься, а то уссышься еще, и счёт выпиши, я его потом проверю. И почки свои береги, мало ли чего…
Оскорбленный бармен молча мелкими купюрами отсчитал сдачу, Сеня пересчитал, пяти рублей не хватало. Сеня выразительно поднял брови и сжал здоровые кулачища.
— Мелочи нет, — процедил бармен.
— Сходи и разменяй, — потребовал Сеня.
— И мэтра сюда вызови, — бросил я.
Утренняя смена у бармена не задалась. Пока парень убежав в примыкавший к бару ресторан искал пятирублевую монетку, Сеня выгреб из вазы в баре все соленые орешки.
— Из принципа, — буркнул он заметив мое недоумение, — это в стоимость напитков входит.
Бармен вернулся неся на подносе положенную на салфетку монетку за ним солидно шествовал метрдотель.
— Приношу вам свои извинения, — важно сказал метрдотель и склонил отлично причесанную голову.
— Принято, — вежливо ответил я и склонил свою не причесанную голову, при стрижке на «двоечку» причесывать мне нечего.
— Прошу вас в качестве компенсации за имевшее быть недоразумение принять от нас бутылку вашего любимого конька «Hennessy» — улыбаясь мне как лучшему другу сказал метрдотель.
— Принимаю, — с ответной улыбкой любезно согласился я и заверил метрдотеля — считаю конфликт исчерпанным. Если не возражаете выпью коньяк с товарищем в номере.
— Разумеется, как вам удобнее, — склонился в дипломатическом полупоклоне метрдотель.
Пока мы выходили, Сеня держа в руках бутылку и вытаращив глаза молчал, а я дернул его за руку и давя смех шепнул:
— Подожди, послушаем.
— Ты мудак, — шипел метрдотель на бармена, — я тебе сколько раз говорил, по номеру на клиентов смотри, а не по заказу. Идиот, этот… ну юрист одним словом у нас в гостинице уже пять лет подряд останавливается. Ты ему нахамил и пять рублей недодал, а он тебе неприятностей на пятьдесят тысяч устроит. Настучит управляющему, мигом без работы останешься и мне за тебя влетит. Я же тебя дурака рекомендовал. А этот настучит, уж будь уверен, его весь старый персонал помнит, он в первый раз как приехал такой скандал управляющему из-за проституток устроил, стены тряслись. Орал, что приехал работать, а не оплачивать работу столичных блядей и пусть их к нему не то что присылают, на пушечный выстрел не подпускаю. И за коньяк ты заплатишь, понял?
— Все понял Пров Захарыч, — торопливо заверил бармен.
Дальше слушать было не интересно и мы пошли пить «компенсационный» коньяк в номер.
— Имя то какое: Пров, первый раз такое слышу, — недоумевал Сеня пока мы вдвоем поднимались в лифте.
— Это рабочее имя, — засмеялся я, — на самом деле его Эдуард Викторович зовут, просто этот отель косит под старорусские традиции, а служащим рабочие имена специально нанятый филолог подбирал. Потом он тут помощником управляющего по кадрам остался работать. А этот Пров — Эдуард нормальный очень добросовестный мужик, весь низовой персонал в кулаке держит, если кто тут нахамит того сразу в оборот берет, все чаевые сторицей отрабатывает и никогда копейки лишней не возьмет. Всю основную клиентуру он на память знает, ценный кадр.
— А вы значит постоянный клиент? — когда выйдя из лифта мы шли по коридору спросил Сеня.
— Мне гостиницу оплачивают, а номер я всегда нормальный выбираю, — усмехнулся я, — это входит в условия договора и командировки. Потом оплаченный счет за гостиницу я в суде предъявляю и это входит в состав судебных издержек, так что никто в накладе не остается. А дела я как правило выигрываю.
— Я вот тоже, — с оттенком зависти вздохнул Сеня, — хотел юридическое образование получить, не вышло.
— Это дерьмовая работа, — опять усмехнулся я, посоветовал, — учись лучше по технической специальности. Знания в голове да умные руки всегда нужны. Ну заходи, — открывая дверь номера предложил я.
Номер не «люкс», зато уютный. Диван, удобные кресла, столик и холодильник все тут имеется. Пока я доставал из холодильника шоколад и лимон, Сеня откупорил бутылку, чистым полотенцем хозяйственно протер стаканы, налил в них напиток, вывалил в вазу соленые «пивные» орешки.
— Вот вы говорите взятки, вымогательство и грабеж, — вернулся к прерванному разговору Сеня, — и многие так думают, нас часто в разговорах и в интернете ОПГ называют. Встречается иногда и такое дело, а вот убери нас лучше будет? Тут хоть какой ни какой, а порядок.
— На зоне тоже порядок, — выпив коньяк хмыкнул я, — только желающих там жить постоянно не много. И давай мы обобщать не будем, и ты мне «ментовской символ веры» не излагай. Лично ты взятки брал, вымогал, грабил?
— Не грабил, — посмурнев ответил Сеня, — а вот остальное…, только ППС мало кто дает. Мы низший слой. Как чернорабочие в шахтерском забое. Лично я в охране предпочитаю подрабатывать. Вы знаете почему я в компьютере ваши данные стал смотреть? Вижу человек вы при деньгах, неглупый, иногородний, думаю: предложу ему охрану пока он в столице. И недорого, всего штука в день, не считая транспортных расходов. Мелочь я запросто раскидаю, с ментами если чего договорюсь, и вам хорошо и мне прибавка.
— Спасибо не надо, — улыбнулся я, — у меня лишних денег нет.
— Да я теперь так похожу, если надо, а проезд у меня бесплатный, по проездному, — смутился Сеня, — вы ко мне нормально, вот угощаете, разговариваете, пьем вместе…ну по человечески относитесь так и я… А кстати почему? Зачем вы меня к себе пригласили?
Зачем? Сразу вот так трудно это объяснить. Я ведь в годах уже, жизнь не мед была, в людях разбираться научился. Вижу то, что ты Сеня не видишь. Ты все по отцу убитому тоскуешь, вот и смотришь как будто примериваешь на меня его форму, поговорить хочешь, ответы на вопросы по жизни тебе нужны. Только я не он. И ответов на твои вопросы у меня нет. Ты вырос Сеня, самому пора отцом становится. Или ты им уже стал? Может это ты заменил отца своим плямяшам? Встал вместо братана сидящего на северной зоне, за то что он в кулачном бою не дал себя избить. В своей семье ты заменил павшего солдата обугленного войной, на которого никто и не подумал распространить закон милосердия. Вот поэтому я тебя и пригласил в свой номер, который на время командировки стал моим домом.
— Да так, — ответил я на его вопрос, — просто поговорить захотелось.
— А… — успокоено сказал Сеня и покраснев спросил, — можно я еще налью, чего-то хреново мне стало, душа горит.
— Наливай.
— А вам?
— И мне тоже.
Мне тоже часто хреново бывает. И душа иногда горит, только все реже и реже. Наливай сынок, выпьем. Только помни, пойлом душу не зальешь, даже если это коньяк «Hennessy».
— … нас презирают, эти…псами зовут, начальнички за людей не считают, чуть что: вон. До выслуги, до пенсии из рядового состава никто не дотягивает… постоянно усиления, давай показатели: штрафы, задержания, рапорты, протоколы… текучка в личном составе большая. Давят нас со всех сторон, а другой работы, нет. Дома в поселке теперь одни старики да малые дети с матерями остались, все остальные на заработках кто где. Вы думаете мы ничего не видим не понимаем? Что нам все по… так нет. Страна то одна, дом один и он рушится, все продано, а что не купили то прогнило. Этих которые приехали, их не тронь, а то посадят. И вовсю наших ребят сажают. А наши начальнички из их мисок сахарные косточки жрут, ненавидят их, бояться, но жрать все равно жрут, аж косточки хрустят. Нам добавки к окладам? Да смех один, одной рукой добавят, а двумя все норовят в карман залезть. Что бы нам заплатить, у наших же жен и детей отбирают. У нас все злые ходят, особенно когда одно усиление еще не отменят, а другое уже объявляют. Все усиляемся и усиляемся, нормальной службы давно уж нет. У меня напарник, ну вы его видели. Вот он одному при задержании орёт: «Вы суки, когда все выйдете, вы когда толпой пойдете и все подожжете? Может хватит только п…ть на митингах?!» У всех уже наболело.
