Младший воевода пробился к окруженному ушкую - отбил его.
Противник, не ожидавший встретиться с сильными и ушлыми в ратном деле воями вместо безобидных и безответных купцов, растерялся и, неся потери, рассеялся по необозримой реке.
Без устали, не меняясь, гребет Митяй Свистун - начал на восходе солнца, а сейчас оно на четверть неба поднялось алым шаром, просветив облака. На лбу слиплись седые волосы; ладони - сплошная, слипающаяся с рукоятью весла, кровавая мозоль (не обернул кисти рук кожей), но что ему телесная боль, если в душе открылась рана...
Ночью он узнал о гибели Гришки...
"Надо ж!.. От своих погиб..." И вновь замотал Митяй буйной головой - отдался думам... Перед глазами Марфа с Ванютой... Сын протягивал белые ручонки - просился на руки...
Нет! Митяй не будет тем, кого в народе - не сумевшего защитить жену и детей или умереть, защищая их, - называют страшным матерным словом56...
Его вывел из мучительных раздумий переливчатый свист сопелки.
"Тревога!" - вывернул шею; хотел рассмотреть, что там, но кроме близкого невысокого обрывистого правого берега ничего не видел: нос ушкуя и свесившиеся свернутые паруса закрывали все...
Повыскакивали на палубу вооруженные бородатые детинушки; хлопали лазурными очами, бежали к носу, свешивались с бортов - за открывшимся поворотом увидели реку; в хаосе корабли и лодки. Поняли: на сторожевой отряд напали татары...
Вошли в Займище. Острова. Ветер стих, и волны улеглись - только стрежь, журчание воды, подмывающей островки... Комары. Запахло лугами и ивовой корой.
Тяжело раненного Игоря Голубова пересадили на воеводский ушкуй. Вперед - на лодках - ушли разведать подходы к Сараю ведомцы.
- Завтра к утру обратно доспей! - приказал-попросил Василия Борта Константин Юрьев. Сам решил где-нибудь на острове передохнуть, перегруппироваться.
...Ушкуй приблизился к большому лесистому острову. Вятский воевода велел повернуть к северо-западной его части - по игре воды было видно глубину, позволявшую пристать...
На чисто вымытой палубе лежал без сознания Игорь Голубов. На коленях, откинув бороду на плечо, в клобуке возился с ним поп-иеромонах - пытался вытащить стрелу из груди...
Рядом, в малиновом кафтане поверх пластинчатой бранной рубашки, простоволосый воевода - в начинающихся сумерках белеют скулы; потемневшие глаза страшны.
Тут же боярин Андрей Воронцов: высморкался в подол, потер отекший нос, вскинул обношенную голову, перекрестился...
- Нельзя вытянуть стрелу - кровь горлом идет: помре, - объяснил поп-вой, - а так можот скоко-то, бох даст, поживет, - и широко перекрестился. - Осподи! Спаси и помоги ему хворь-смертушку одолети! - запел хриплым басом.
- Оставь - не мучь его!.. - Константин Юрьев отвернулся, стал смотреть на приближающийся остров, на могучие, коренастые, с крюковатыми ветками вязы, на исполинские серебрянолистые осокори, на выставляющиеся из-под воды кусты ив - старался уйти от привязавшихся мыслей об Игоре; решается судьба Руси - он, воевода, должен думать о предстоящей битве. Константин Юрьев усилием воли сосредоточился и стал, как сено на стог, пласт за пластом укладывать в голове мысли... И все более и более успокаивался, исчезли сомнения, колебания; снова появилась уверенность, а это - знал - сразу же передается войску...
Он отменил первоначальное свое решение, осознав, что любое промедление может обернуться катастрофой...
На ходу перестроившись, вятский полк не останавливаясь шел дальше. Вои черпали ведрами, привязав их на длинные веревки, воду и тут же на палубе - по очереди - умывались, переодевались в чистое белье...
"Эх, поторопился - не нужно было Ваську усылать... - думал Константин Юрьев, тревожно всматриваясь в вечерних быстро густеющих сумерках на очередной остров. Спереди, сзади темнели силуэты ушкуев: шум приглушенных голосов, скрип весел и плеск воды. - Вот мы и на земле наших вековечных, лютых ворогов... Убивали, резали - пытались стереть с Земли лик русского человека, дух его испоганить, сломить, а мы - вот!.."
Задышал с придыхом ему в затылок боярин Андрей Воронцов, озирался вокруг. Слева проплыл темнеющий высокий остров.
- Господи! - боярин перекрестился. - Токо бы не заплутать...
...Грозными тенями плыли-подкрадывались в ночной южной темени большие лодки, ушкуи. "Лишь бы на Сарай выйти!.."
Как ни старались не шуметь, шлепание весел, стук уключин, хлопание парусов, отдельные голоса над водой - выдавали.
Воевода, слушая этот предательский шум, морщился, с силой бил комаров, облепивших потное лицо. Жарко, душно. Легкий встречный ветер не охлаждал, не сдувал кровососущую тучу насекомых.
"Будто в непротопленной мовнице... И комары - озверели на свежую кровь: чисто ордынцы!.." - Константин Юрьев посмотрел наверх, - меж свернутых парусов, - черно: ни звездочки. Татары слышат их, и ничем не скрыть свое движение; только быстрота, ошеломляющий натиск многое решат. Глянул на окруживших воев, Андрея Воронцова, который молча растерянно крутил башкой, кормщику - ни слова. "Вот и надейся на него!.. Из-за таких вот... все прахом может пойти!.." Захотелось к Игорю. Повернулся к боярину и сквозь зубы, стараясь спокойно, чтобы не выдать свое волнение, злость:
- Скоро уж!.. Пойду проведаю младшего воеводу, - и по узкому, крутому трапу спустился под палубу огромного трехмачтового ушкуя, протиснулся в каюту.
Там при свете железного фонаря с дырочками, откуда отдельными желтыми пучками лился свет сальной свечи, - в страшной духоте на нарах лежал Игорь Голубов. Левый глаз широко открыт, правый завязан белым холстом.
"Когда успел глаз-то?.. - не заметил", - упрекнул себя Константин Юрьев.
Живой глаз младшего воеводы блеснул в полутьме жутковато - фиолетовым светом.
- Костя... - косноязычно выговорил. - Чую, не вернутся ведомцы... Не поспеют... Нам счас, ночью бы...Утром поздно... - и, устав говорить, умолк, закрыл глаз.
Очнулся воевода:
- Мы уж идем...
- Хорошо... - Игорь Голубов открыл веко, блеснул перламутровым белком, снова закрыл глаз.
"Помрет ведь! И лампаду не велит ставить - вдруг не покаявшись помрет?!" - Константин Юрьев присел.
- Может, попа?..
- Не-эт!.. Я еще поживу... Пока Сарай не возьмем... - повернул к свету бледно-желтое, как у покойника, лицо. - Ево лутше со стороны Старицы брать... Кабы Сарай не проскочить!..
- Не проскочим, - кормщики ушлые, да боярин... не первый раз...
Вятский воевода встрепенулся, успокоился, построжал лицом, - на него смотрел трезвый, прояснившийся, уверенный глаз Игоря, - заговорил:
- Прямо от Итиля57 будем брать! - боярин советует... А на Старице мост перережем - больше им неоткуда в град-остров пройти: трясинисты берега, комонь - убей - не пойдет с такого берега в воду... Никого не боятся - стен и то нет - слеплен забор в сажень - лишь бы комонь не перемахнул...
- Слышал, в Сарае сторожевой полк?...
- Да... Кроме того за оградой, на восточной части, на холмах запасной конный полк должен быть...
- А вдруг он там?
- Нет!.. Но поди уж знает...
- Поспеем до ево?
- Сегодня поспеем - завтра поздно будет...
- Сможем ли взять царский дворец?.. Амбар с оружьем сжечь, женок ханских полонить?! - Игорь Голубов закрыл глаз. Восковое, мокрое от пота лицо масляно поблескивало.
- Лихо тебе? Может, на волю?..
- Устал... Отойду, - охрипшим голосом прошептал Игорь.
Воевода, пригибаясь, вылез из тесной каюты, поднялся по узкой лестнице на палубу: "Вроде бы посветлело..."
После духоты показалось, что стало свежее, сильно пахло речной водой, рыбой, лугами... "Что он дохнет там - надо его сюда", - подумал о раненом друге.
- Эй!.. - полуголосом позвал воя. - Пойдите вынесите младшего воеводу...
Игоря Голубова уложили на расстеленную войлочную попону. Константин Юрьев подсел около изголовья, осторожно подправил повязку на глазу.
- Полежи-ко эдак - полегчает. Подплывать будем - занесем...
Если бы не темень, совсем как на Вятке...
Рядом уселся боярин Андрей Воронцов. Подошел палубный сторож, засопел носом.
- Ну, говори, что случилось?! - повернулся к нему воевода.
Сердце тревожно заторкало под пластинчатой броней. "Как слабо человеческое сердце по сравненью с разумом - духом!" - подумал Константин Юрьев. Сторож-вой показал рукой вперед - в ночную тьму.
- Идут...
- Кто?!
- Кажись, наши вертаются...
Двухвесельная лодка уцепилась за корму. С помощью палубных сторожей поднялись русские ведомцы - московские татары - во главе с десятником Елисейкой. Они бросили на просмоленные доски двух связанных ордынцев с тряпочными кляпами во рту.
Десятный ватаман доложил воеводе:
- Русская не прошла - осталась... Бизде сторож - от Сарая одник татар только быпускай...
- Сарай далеко, не проедем мимо?!
- Нит - сразу увидай - близка...
Константин Юрьев радостно блеснул глазами. Облегченно вздохнул сзади стоящий боярин.
Застонал пленный, шевельнулся. Елисейка нагнулся, пошарил рукой второго:
