– Кто? – сказала она в ответ.
– Английская королева.
– Когда ты шутишь, то сообщай, в каком месте смеяться.
– Я говорю про Паолу. Девушка, ради которой мы все сюда притащились.
– Красивая? – переспросила Марина и улыбнулась.
Я вежливо подождал продолжения, но она стала напевать какую-то песенку. Она торопилась, потому что внизу уже стояла машина. Плоская как коровья лепешка
– Ты не видел, где мой купальник?
– Зачем он тебе? Без него ты будешь пользоваться гораздо большим успехом.
– Остроумно.
– Он лежит в ванной под полотенцами.
Она вышла из комнаты и вернулась через минуту с черным свертком в руках.
– Вот возьми.
– Что это?
– Твое платье.
– Мое?!! – я чуть с кровати от этих слов не свалился.
– Мне оно больше не понадобится. Званых вечеров, скорее всего, уже не будет. Спасибо за помощь.
Целую минуту я не знал, что ей сказать. Меня распирали самые разные чувства.
– Ты что, его, как бы, на прокат у меня брала?
– Не знаю. Я же тебе сказала «спасибо». Чего ты еще от меня хочешь?
– Я от тебя ничего не хочу. Но что я должен с ним делать?
– Мне-то откуда знать? Это же твое платье. Отдай его кому-нибудь еще. Ты в чем, кстати, завтра поедешь на пикник?
– Я надену себе на голову лошадиное седло, – сказал я после долгой паузы.
– Ты сегодня неподражаем. Просто Геннадий Хазанов. Умереть можно от хохота. Ладно, пока. Меня уже там заждались.
Она помолчала мгновение.
– Чего это вы все такие напряженные? Ни с кем поговорить нормально нельзя.
Когда она вышла, я вскочил с кровати, несколько раз отмерил туда и обратно расстояние между окном и выходом в коридор, наконец остановился посреди комнаты и, нисколько не сдерживаясь, заорал на весь номер:
– А правда! Чего это мы все такие напряженные?!!
* * *
На следующее утро меня опять поймал вездесущий Дима. Или лучше с двумя «с»? Везде ссущий Дима. Я спустился за кофе для Марины и для себя, а он уже был тут как тут.
– Собрались? – на его лице сияла самая отвратительная улыбка.
– Да нет, я только кофе хотел взять…
– Конечно, конечно, его ведь здесь бесплатно дают.
Я пожал плечами и промолчал.
– А что, Марина уже?..
Он не договорил и, подмигнув, странно пошевелил бровями.
– Нет, она еще спит.
– Любопытно. Обычно ведь она, кажется, рано встает?
– Обычно встает рано.
– И уезжает с сыном синьора Лоренцо?
– Я не знаю с кем она уезжает.
– Ну как же, большой серый МакЛарен, модель девяносто пятого года, стоимость на дорогах от восьмисот тысяч долларов.
– Сколько?
– Восемьсот тысяч.
– Я думал тысяч двести.
– Не скажите. Эксклюзивный образец. Делался по специальному заказу. Очень хороший вкус.
– Очень хорошие бабки.
Я попытался обойти его и поскорее исчезнуть, но он поймал меня за рукав.
– А как это так получается, простите меня, конечно, что вы не интересуетесь, с кем уезжает Марина?
– А почему я должен интересоваться?
– Но ведь она ваша девушка.
В его голосе послышались вопросительные интонации.
– Разумеется, она моя девушка… Но… почему я должен…
Я никак не мог сообразить, что бы ему еще сказать. По утрам вообще плохо соображаю.
– Ее поведение, вы знаете, – он неожиданно перешел на шепот. – Я вам давно хотел сказать, но до сих пор находил это не совсем удобным.
– Что с ее поведением?
– Ну, – он сделал большие глаза. – Вы меня понимаете? И ваша безучастность…
Он трагически развел руками.
– Давайте поговорим в другой раз, – сказал я. – Мне надо собираться.
– Да ведь как раз об этом я и хотел вам сказать, – возбужденно зашипел Дима. – Сын синьора Лоренцо тоже приглашен на пикник.
– Да кто такой этот сын синьора Лоренцо?
– Как? Вы что, вообще ничего не знаете?
– А что я, по-вашему, должен знать?
Лицо у Димы стало таким растерянным, как будто его кто-то жестоко обидел.
– Ну как же? Маттео Кавальканти, сын министра финансов. После того приема в доме его отца мы все ездили к нему на виллу в Ливорно… Кроме вас, к сожалению.
– У него что, с отцом разные виллы?
– Такие люди могут себе позволить.
– Ну и что?
– Да как, что?!! Они же с тех пор неразлучны!
– Кто?
– Марина и синьор Маттео.
– Рад за них, – сказал я после небольшой паузы. – Она давно жаловалась, что никак не может найти родственную душу. Вот, видимо, наконец нашла.
– Но… речь идет не об одной родственности душ… Должен вам сказать, что тогда на яхте в Ливорно они надолго уединились в капитанской каюте. Надолго! Вы понимаете? Это все видели. Такое поведение, знаете ли… И на следующий день он возил ее смотреть свои конюшни…
– Все правильно. Она просто обожает лошадей. А, скажите… Сергей тоже все это видел?
– Вот об этом я и хотел с вами поговорить! Вы ведь очевидно заметили, что с ним в последнее время происходит нечто странное. Он ведет себя совершенно неадекватно. У него все признаки глубокой депрессии, если хотите.
– Да? – я постарался сделать недоумевающее лицо. – Что это вдруг с ним такое приключилось?
В следующее мгновение мне пришло в голову, что я могу перестараться. Если я буду разыгрывать из себя полного идиота, этот стукач обязательно что-нибудь заподозрит.
– Может, его угнетает незнакомая обстановка? Может быть, он беспокоится о предстоящем браке с этой… итальянкой… – я на секунду замялся. – Он ведь все-таки еще очень молодой человек. Вспомните себя в его возрасте. Вам сейчас сколько лет?
– Мне? – он вытаращил на меня глаза, очевидно с трудом понимая в какую сторону двинулся наш разговор.
Однако не так-то легко было сбить его с толку.
– При чем здесь я? – опомнился он. – И возраст Сергея здесь абсолютно ни при чем. Проблема заключается в вас.
– Во мне?!! – вот тут уже я не слабо удивился. – А я-то здесь при чем?
У нас начался вечер вопросов и ответов. Впрочем, на часах было девять утра. Так что мы немного поторопились.
Тем не менее, разойтись теперь просто так было бы уже глупо. Мне самому стало интересно, почему он ко мне прицепился.
– Мы считаем, что Сережа переживает исключительно из-за вас.
Этот Дима даже не заметил как перешел во множественное число.
– Из-за меня, – повторил я, стараясь быть ироничным.
– Разумеется из-за вас. Наверняка, он чувствует огромную ответственность за то, что пригласил вас в Италию с собой, а ваша девушка здесь повела себя… мягко сказать… вызывающим образом. Вы совершенно верно заметили, что он еще очень молод, а идеалы дружбы в таком возрасте… вы меня понимаете? Скорее всего, он переживает из-за того что стал невольной причиной разлада ваших взаимоотношений.
– Наших взаимоотношений, – как эхо откликнулся я.
– Очевидно, он понимает, что не в силах помочь вам в этой ситуации и склонен винить во всем одного себя.
«Кого же еще ему винить?» – успел я подумать.
– И в этом свете ваше поведение… вы меня, конечно, извините… оно выглядит по меньшей мере странным…
– В каком смысле? – я сделал сочувствующее лицо.
Такие лица, как мне показалось в тот момент, бывают у людей, которые хотят помочь, но пока еще не знают как именно.
Дима, судя по всему, таких людей не встречал.
– Я ведь с вами серьезно говорю.
– Простите, – сказал я и сделал нормальное лицо.
– Ваша безучастность… – продолжал он. – Коротко говоря… все немного шокированы… Вам как будто нет никакого дела…
– Ну почему же, – протянул я. – Мне как раз есть. Я, в общем, как раз собирался… на эту тему поговорить…
– С Мариной? – в его голосе зазвучала надежда.
– Ну… и с Мариной тоже…
– Вы постарайтесь во всем разобраться побыстрей. Дело в том, что это очень мешает…
– Чему? – я снова сделал идиотское лицо.
– Ну… вы меня понимаете… Павел Петрович начал нервничать…
– Это он вас просил поговорить со мной?
Такой вопрос, конечно, задавать было просто жестоко.
– Да нет… с чего вы взяли… Меня самого очень волнует то, что Сергей… в последнее время… ну, вы меня понимаете.
– Я вас понимаю, – сказал я. – Передайте Павлу Петровичу, что наш разговор состоялся, что я принял информацию к сведению, и Марина больше не будет так себя вести.
Я взял со стола кофейник и решительно отодвинул итальянского Диму в сторону. Пусть думает, что он меня оскорбил.
* * *
Когда я увидел невесту нашего Сережи, мне стало так жаль ее, что я вынужден был отвернуться. Иначе кто-нибудь заметил бы гримасу сострадания на моем лице. Теперь я понял, почему Марина не ответила на мой вопрос о ее внешности. Может быть, конечно, ей не стоило напевать так жизнерадостно, когда я об этом спросил, но, в принципе, основания для веселья у нее были.
Бедная девочка одновременно походила на жабу и обезьяну. Если смотреть на нее в профиль, то выступающая нижняя челюсть и удивительно толстые губы делали ее похожей на шимпанзе. А как только она поворачивалась к тебе лицом, нельзя было избавиться от ощущения, что на тебя из-под толстых век смотрит большая болотная лягушка. Мне в детстве, конечно, нравилась эта история про стрелу и про заколдованную царевну, однако, глядя на будущую супругу Сережи, очень трудно было подавить мгновенное чувство брезгливой жалости. Сросшиеся густые брови и вполне оформившиеся усы довершали эту картину Апокалипсиса.