Ознакомительная версия.
— Совершенно с вами согласен, — сказал мистер Ларраби, и его лицо выразило полную готовность воспринять любую мою идею, сколь бы химерической она ни казалась.
Больше тянуть было нельзя. «Бери быка за рога!» — приказал я себе. Но какого быка? И за какие рога?
К счастью, в этот момент из соседнего офиса вышел мужчина с пачкой писем в руках.
— Прошу меня извинить, но я вынужден вас прервать: эти бумаги необходимо срочно подписать, — сказал он.
Взяв письма, мистер Ларраби представил меня мужчине.
— Мистер Миллер, писатель. У него есть предложение к мистеру Хиггинботаму.
Мы обменялись рукопожатием, а мистер Ларраби склонился над письмами.
— Видите ли, сэр, — заговорил мужчина (фамилия его была, кажется, Маколифф), — мы не так часто встречаем здесь писателей. — Достав портсигар, он предложил мне сигарету «Бенсон и Хеджис».
— Спасибо, — поблагодарил я, взяв сигарету и позволив поднести огонек.
— Не возражаете, если мы немного поболтаем? — спросил мужчина. — Кто знает, когда еще увидишь живого писателя!
После недолгого обмена любезностями он задал мне вопрос:
— Вы пишете книги или, быть может, вы журналист?
Я скромно ответил, что занимаюсь всем понемногу.
— Понятно, — сказал Маколифф. — И романы тоже пишете?
Пауза. Было видно, что ему хотелось бы этого.
Я кивнул.
— Иногда даже детективы. Но основные мои жанры — книги о путешествиях и научно-популярная литература.
Маколифф резко выпрямился:
— Книги о путешествиях? Я отдал бы все на свете, чтобы хоть годик попутешествовать, увидеть мир. Таити! Вот где хотелось бы побывать! Вы там были?
— Кстати, был, — ответил я. — Но недолго. Всего несколько недель. Я тогда возвращался с Каролинских островов.
— С Каролинских островов? — Маколифф был потрясен. — Простите мою нескромность, но с какой целью вы туда отправились?
— Поездка, к сожалению, оказалась почти бесполезной.
Я поведал Маколиффу, как меня уговорили присоединиться к археологической экспедиции. Не в качестве полноправного участника, разумеется. Просто во главе экспедиции стоял мой старый друг, школьный товарищ, он-то и убедил меня поехать с ним. Я мог распоряжаться своим временем, как мне того хотелось. Получится книга — прекрасно, нет — что ж…
— Понимаю, понимаю… И что дальше?
— Спустя несколько недель все мы подхватили какую-то страшную заразу. Оставшееся время я провалялся в больнице.
Телефон мистера Ларраби резко ворвался в нашу беседу.
— Простите, — сказал мистер Ларраби и поднял трубку.
Все время, что он беседовал об импорте чая, мы молчали. Закончив разговор, мистер Ларраби встал из-за стола, вручил Маколиффу подписанную корреспонденцию и быстро проговорил:
— Ну а теперь, мистер Миллер, перейдем к вашему плану…
Я привстал, чтобы пожать на прощание руку Маколиффу, затем снова сел и, не долго думая, продолжил представление. Но на этот раз я твердо решил говорить правду. Только правду, ничего, кроме правды, а там — да поможет мне Бог!
Я старался как можно более кратко поведать о моих земных похождениях и испытаниях и все же понимал, что бессовестно злоупотребляю временем и любезностью мистера Ларраби. Но он так внимательно слушал, выпятив по-лягушачьи от напряжения глаза, что я не мог остановиться. Офис опустел: клерки ушли на ленч. Я прервал свой монолог и поинтересовался у мистера Ларраби, не отрываю ли его от ленча. Тот только отмахнулся.
— Продолжайте, — попросил он. — Я весь внимание.
Теперь, подойдя в своем рассказе к настоящему времени, я решился-таки открыться мистеру Ларраби. И вернись нежданно-негаданно раньше срока из Африки мистер Хиггинботам, даже он не смог бы остановить меня.
— Мне нет оправданий — я зря отнимаю у вас время, — начал я. — Нет у меня никакого плана, никакого предложения. Однако я пришел к вам вовсе не для того, чтобы просто валять дурака. Бывают моменты, когда мы не имеем права подавлять свои порывы. Пусть вам это покажется странным… после всего, что я рассказал о своей жизни… но не сомневайтесь: для такого, как я, должно быть место в мире производства. Обычно, когда кто-то хочет войти в новый мир, он претендует на место внизу. Я же хочу прийти сразу наверх. Мне слишком хорошо известно дно — я его исследовал вдоль и поперек и знаю: оттуда пути наверх нет. Поверьте, мистер Ларраби, доведись мне беседовать с мистером Хиггинботамом, я сказал бы ему то же самое. У меня нет ни малейших сомнений, что я смогу принести пользу вашей компании, но вот в каком качестве? На этот вопрос я не отвечу. Я могу вам предложить только свое воображение и свою энергию, которые поистине неистощимы. Сама по себе работа не имеет такого уж большого значения, она только средство для решения одной наболевшей проблемы личного свойства, которая чрезвычайно важна для меня. Однако я могу с головой уйти в новую деятельность — особенно если там надо шевелить мозгами. Я вам кратко рассказал о своей пестрой карьере — ведь не зря меня бросало туда-сюда. Была же в этом какая-то цель. Я не из тех, кто ведет бессмысленное существование, и меня нельзя назвать непостоянным. Иногда я веду себя несколько по-донкихотски, могу подчас поступить необдуманно, но я прирожденный работяга. И лучше всего мне работается, когда я как следует впрягусь. Поймите, мистер Ларраби, тот, кто создаст для меня здесь рабочее место, никогда не пожалеет. У вас огромная организация, где один винтик цепляется за другой. Как один из винтиков хорошо отлаженной машины я вам явно не пригожусь. Но зачем меня делать винтиком? Почему не доверить роль вдохновителя машины? Пусть сегодня у меня нет никакого плана, в чем я только что признался, но это отнюдь не означает, что его не будет и завтра. Поверьте, мне очень важно, чтобы именно сейчас кто-нибудь поверил в меня. Я еще никогда никого не подводил, даю вам слово. Естественно, я не жду, что вы сразу предложите мне место, но, надеюсь, вы дадите мне шанс доказать: все, что я здесь говорил, — не пустые слова.
Я сказал все, что хотел. Вставая, я протянул руку мистеру Ларраби.
— Вы были очень добры.
— Подождите, — остановил меня мистер Ларраби. — Позвольте и мне высказаться.
Некоторое время он молча смотрел в окно, потом повернулся ко мне.
— Уверяю вас, вряд ли у одного человека из десяти тысяч хватило бы смелости или куража, чтобы заявиться ко мне с таким предложением. Даже не знаю, восхищаться вами или… Вот что… я ничего не решаю, могу только обещать, что не забуду вашей просьбы. Конечно, все откладывается до приезда мистера Хиггинботама. Только он может создать для вас новое место…
Немного поколебавшись, он продолжил свою речь.
— Но вот что я вам хочу сказать. Не смею утверждать, что я много знаю о писателях и литературе, но сдается мне, что только писатель мог говорить со мной так, как вы. Только у исключительной личности хватит смелости открыться человеку, занимающему мое положение. Я в долгу перед вами: с вашей помощью я почувствовал себя значительнее и лучше, чем привык ощущать. Возможно, вы действительно находитесь в таком отчаянном положении, как утверждаете, но в находчивости вам не откажешь. Такой человек не пропадет. Я вас так просто не забуду. Как бы все ни сложилось, надеюсь, вы и впредь будете видеть во мне друга. Но боюсь, через неделю вы и думать забудете о нашей беседе.
Я покраснел как рак. Встретить такое отношение было для меня приятнее, чем получить место в «Хобсон и Холбейн».
— Можно попросить вас об одном одолжении? — спросил я. — Вы меня очень обяжете, если согласитесь проводить до лифта.
— Что, возникли проблемы с Джимом?
— Выходит, он недружелюбен не только со мной?
Мистер Ларраби взял меня под руку.
— Его нельзя подпускать к лифту. Он совершенно непредсказуем. Но шеф не хочет расставаться с ним. Он ветеран войны и его дальний родственник. И еще угроза для окружающих.
Мистер Ларраби нажал кнопку, и лифт медленно поплыл вверх. Джим, как назвал мистер Ларраби маньяка, явно удивился, увидев нас вместе. На прощание мистер Ларраби еще раз пожал мне руку и произнес напутственные слова, явно предназначенные для ушей Джима:
— Будете в наших краях — непременно заходите. Может быть, в следующий раз нам удастся пообедать вместе. О деле не беспокойтесь, сегодня же напишу мистеру Хиггинботаму. Думаю, ваше предложение его заинтересует. До свидания!
— До свидания! — отозвался я. — И большое спасибо.
Лифт возобновил свое усталое движение — на этот раз вниз. Я неподвижно смотрел прямо вперед, изобразив на лице глубокую задумчивость. Однако в голове у меня вертелась только одна мысль: когда он взорвется? Интуитивно я чувствовал, что лифтер еще сильнее ненавидит меня — из-за того, что я его перехитрил. Я держался начеку, мучительно соображая, как себя вести… смогу ли вообще себя как-то вести?… если этот маньяк вдруг остановит лифт и набросится на меня? Но тот держался тише воды, ниже травы. Лифт остановился, дверца отъехала в сторону, и я вышел наружу… ни дать ни взять Пиноккио на негнущихся ногах.
Ознакомительная версия.
