172) Начались долгие бюджетные слушания, Йенс на несколько дней пропал в стортинге, а Фвонк проводил время один. В последнее время он взялся за натюрморты, рисовал документы Йенса и разную кухонную утварь, но в отсутствие Йенса его по старой привычке повело на мрачные абстракции. И живот в последние дни донимает его, как никогда прежде, Фвонк почти не ест, очень больно. Он знает, что надо бы сходить к врачу, но первый пункт в его списке неотложных дел — визит в Институт физкультуры, а после него и до врача еще много других пунктов.
173) Отсидев несколько дней под невольным домашним арестом, Фвонк как-то сумел обойти все засады брюхатых и добрался до порога Института физкультуры, он был уже в паре сантиметров от входа в здание, в которое не ступал несколько лет и которое станет трамплином в новую жизнь, если только Фвонк в него войдет, а он войдет непременно, он сжал свою волю в стальной кулак, никто и ничто не остановит меня, подумал он, и тут буквально в дверях встретил главного спортначальника.
«О, привет, — сказал на бегу спортначальник, не притормозив и не остановившись, и понесся дальше, на важную встречу, как все начальники. — Приятно видеть, что ты снова в строю! — крикнул он, удаляясь в сторону блестящего авто, явно подарка спонсоров. — Бывай!» И так походя нанес Фвонку травму, ибо тот успел заметить в глазах начальника, что первая его мысль при виде Фвонка была мысль о падении нравов. От стыда Фвонк едва не провалился сквозь землю.
174) И сбежал. Он мчался, не разбирая дороги, и пришел в себя где-то посреди университетского кампуса, окруженный милыми малышами-студентами, по-прежнему считающими мир достойным местом, где с ними с уважением будут обходиться люди, желающие им только добра. Брюхатых здесь тоже полно, они стоят отрядами и глядят на Фвонка злобно и яростно. Фвонка вытошнило за одной из колонн библиотеки, потом он зашел внутрь, в туалет, ополоснул лицо, выпил воды, сплюнул, затосковал, замерз, вышел. Он брел вдоль полок с книгами, и внезапно ему пришло на ум отыскать свою дипломную работу, ему нужно подтверждение, что и он когда-то что-то собой представлял, внес свой вклад, вносил его. Работа стоит, где ей и положено. «Развитие организованного спорта и вклад Джозефа Стокингера. К вопросу о том, как проявились особенности норвежского менталитета в эволюции Общества спортивной гимнастики Кристиании и поименованного вида спорта от патриотизма и милитаризма к идеалу здорового и гармоничного человека». Это хорошая работа, думает Фвонк, вряд ли превзойденная поныне. В нескольких метрах Фвонк находит и Йенсову работу «Макроэкономическое планирование в условиях неопределенности». Тоненькая — смех один. Фвонк листает страницы: «допустим, прибыль на реальный и денежный капиталы мультинормальна, а нефтяные цены — просто нормальны»; мультинормально, Йенс, это как? «коэффициенты средних значений рисков», «оптимальная кривая потребления при неопределенности» — ну и ну, словесный понос, думает Фвонк, и где тут логика, что некоторых выносит на вершину и они становятся премьер-министрами, а на других падают нравы и их сживают со свету брюхатые. Каждому свое. Но как ни возмущен его дух, он все же видит, что Йенс написал отличное исследование, и в глубине души понимает, что диплом, который рассматривает варианты расходования нефтекрон и ищет среди них оптимальный, дает пропуск к должностям одного типа, а диплом о чисто норвежских особенностях развития спортивной гимнастики во второй половине девятнадцатого века — к должностям другого типа.
175) Фвонк вернулся домой сам не свой и совершенно выбитый из колеи и обнаружил, что Йенс устроил в гостиной южное взморье. Он купил две пальмы, пляжный зонтик и положил на пол цветастый ковер. Поднос со всеми ингредиентами для смешивания коктейлей ждет наготове, в проигрывателе крутится диск с поп-хитами пятнадцатилетней давности. Топится камин, и в доме плюс двадцать пять.
«Привет, banana boy! — кричит Йенс и протягивает Фвонку стакан с бумажным зонтиком сбоку и жидкостью ярко-кислотного цвета внутри. — Нельзя поехать на юг, но юг приходит к нам! Я затарился провизией, так что мы можем жариться здесь целую неделю. Скол!»
Сопротивляться Фвонку не по силам, он дает вовлечь себя. Черт побери, а почему бы и нет? Чего-нибудь такого ему все равно как раз не хватало. Алкоголь приглушит боли в желудке. Так что вперед и с песней!
«Юг! — время от времени вскрикивает Йенс. — Даже не верится!»
«Угу», — поддакивает Фвонк.
«Главное — не забыть начать ругать налоги и разные платежи, как только мы напьемся, — напоминает Йенс. — Мне еще ни разу не выпадал шанс поругать их. У нас в партии это строго запрещено, я никогда не слышал ни одного дурного слова о налогах и уж тем более сам их не ругал, но здесь, на юге, мне не терпится оторваться. Налог на электричество в пиковые часы, на алкоголь, на переработку отходов — тут есть где разгуляться, Фвонк, государство сосет у нас деньги из кошелька как пылесос. У Фрукточницы уже мозоль на языке все время об этом талдычить. Сильная вещь».
Спустя время Фвонк засыпает на полу, потом вдруг приходит в себя, открывает глаза и как в тумане видит, что голый по пояс Йенс стоит на столе и поет в голос: «Дин-дон, распиздон…»
176) Проснувшись в следующий раз, Фвонк обнаружил, что за окном светло, а у окна сидит застегнутая на все пуговицы женщина и мрачно смотрит прямо перед собой на Фвонка и Йенса, который спит лицом на столе, причем нижняя часть тела залита у него чем-то липким. После долгих раздумий Фвонку наконец удалось понять, кто она.
«Так это ты — Фвонк?»
«Да».
«Наслышана о тебе. Мой супруг утверждал, что ты положительно на него влияешь, да ладно, давай говорить откровенно — на его депрессию».
«Мы друзья, — сказал Фвонк осипшим голосом, — не буду отпираться».
«Я приехала сюда, — продолжила женщина, — чтобы внести ясность в пару вопросов. Я хотела попросить вас, во-первых, не спать в одной комнате, а во-вторых — вот уж никогда не думала, что мне придется произносить такое вслух, ну да ладно, — а во-вторых, не рассматривать испражнения друг друга».
Фвонк потер виски.
«Но теперь я вижу, что время ставить такие границы давно упущено. Придется наводить порядок. Просто не знаю, что сказать».
Фвонк почувствовал, что и сам этого не знает.
«Я боялась, не буду скрывать, что ты, будучи повязан с падением нравов, в это трудное для моего супруга время запудришь ему мозги черт-те чем. Он очень тяжело пережил прошлогоднюю трагедию, но, конечно, держал лицо. Но как бы трудно ему ни приходилось, он все же не выпадал из жизни и нормально функционировал до тех пор, пока не стал твоим жильцом».
Она встала со стула.
«В любом случае это дело прошлое. Миссия моего мужа — управлять этой самой протяженной страной Европы, и я должна помочь ему выбраться из твоего бардака».
Она подошла к Йенсу и потянула его, ставя на ноги.
«Вставай. Мы идем домой».
Йенс с трудом выпрямился и побрел за ней прочь из комнаты. Фвонк снова лег на цветастый ковер и стал спать дальше.
177) Ничего.
178) Ничего.
179) Наконец хоть что-то. Фвонк встал и прибрался в гостиной.
180) Очень хочется из дому на простор. Тело требует, а мозг ему подыгрывает, координирует, скучает по вольным запахам, поздняя осень в лесу — лучшее время, ноябрь, или декабрь уже наступил? Спрятавшись за занавеской, Фвонк подглядывает в окно. Брюхатые еще усилили патрулирование. Господи помилуй. Они всегда обгоняют его на полкорпуса. Хитрые, бестии, как лисы.
181) Мрачные акварели. Вино. И Ничего в больших количествах. Крайне неудачная для Фвонка комбинация.
182) Бюро переездов вывезло все из цоколя, заходила Хельга рассчитаться и отдать ключи. Никакой близости на этот раз, но она сказала, что Фвонк плохо выглядит и должен записаться к врачу. Передала привет от Йенса, Центральный комитет партии запретил ему впредь общаться с Фвонком. В утешение Фвонку причитается один цветок и одна подарочная карта «Стеклянного магазина» («основан в 1739 году», написано на сертификате под логотипом, яхонтовые вы мои, подумал Фвонк, это они двести семьдесят лет живут со стеклянных безделушек, Твоя воля).
183) Фвонк увидел Йенса в новостях. Тот в довольно приличной форме. Правительство предлагает интенсивнее вести работу по высылке мигрантов без документов, говорит Йенс и кивает только чуть более невпопад, чем обычно. Смотри, наложили-таки на него узду, подумал Фвонк, эти дамочки знают, что делают, спецы, однако, ну и банда.
184) Желудок Фвонка не удерживает никакой пищи, он больно завязан узлом. Терпеть это невозможно. Фвонк выкидывает белый флаг и вступает в переговоры с брюхатыми. Они признают ситуацию чрезвычайной и позволяют ему дойти до врача.
