– Ну, кто еще выйдет? Я жду! – громко крикнул Носорог и ударил себя в грудь.
– Я! – неожиданно раздался жуткий голос из глубины кладбища.
Все повернулись и увидели около огромного памятника, сделанного из черного габбро, темную фигуру в капюшоне. Всех охватила оторопь, как будто повеяло ледяным холодом. К всеобщему ужасу казалось, что эта фигура была без лица. Кроме того, его ноги на середину голени были в асфальте. Чудилось, что это существо шло по другому уровню земли.
– Что это за урод! – неожиданно нарушил тишину Носорог и на какое-то мгновение вывел всех из оцепенения.
Носорог подумал, что это розыгрыш, и громко рассмеялся. Неожиданно он почувствовал, что кто-то дышит у него за спиной. Носорог с криком повернулся, но сзади никого не было. Когда он повернулся обратно, фигура с капюшоном уже стояла передним. На какое-то мгновение мне померещилось, что под капюшоном проглядывается бледное лицо с двумя черными впадинами вместо глаз. У меня мурашки поползли по спине. Все это напоминало какой-то кошмарный сон. Фигура вдруг поднялась в воздух и стала в боксерскую стойку, затем вдруг стала летать из стороны в сторону вокруг Носорога, как на боксерском ринге.
– Посмотрите на меня! – вдруг закричал Носорог.
Его ноги оторвались от земли – это призрак приподнял его… Мы все стояли в оцепенении, как завороженные, никто не мог шелохнуться. Затем призрак отпустил Носорога. Тот упал на землю и дико закричал. А с ним закричали все мы и кинулись врассыпную. Братва запрыгнула в джип и рванула с кладбища. Мы с братом бежали без остановки до самого города. При этом всю дорогу у нас было жуткое ощущение, как будто кто-то сзади все время смотрит на нас. Так мы и добрались домой.
Григорий тяжело вздохнул и замолчал. Было видно, что он устал от собственных воспоминаний. Вечер уже катился к закату. Мы проезжали поселок Червонное. Неожиданно дорога вывела нас на небольшую возвышенность. Внизу был виден город Саки, за ним озеро Чокрак, а дальше тоненькой полоской поблескивал Каламитский залив.
– Ну что, не верите? – нарушил тишину Григорий.
– Ну почему не верю, – ответил я. – Бывают случаи, когда у людей под влиянием сильного стресса могут возникать зрительные или слуховые галлюцинации. И все выглядит вполне реально и правдоподобно.
– Галлюцинации?! – удивился Григорий. – Но ведь призрака видели сразу десять человек.
– Это вполне возможно, – продолжал я. – В тех местах, где проходит линия геологических разломов или, например, высоковольтная линия электропередач, у людей под действием магнитных изменений повышается электрическая активность мозга.
Клетки человеческого мозга становятся чувствительными к явлениям невидимого мира.
– Интересно, – тихо произнес водитель. – Как раз около кладбища проходит высоковольтная линия электропередач… Может, она и вызвала призрака… Хотя, честно говоря, я чувствую сердцем, что все дело в другом. Мне кажется, мы тогда на стрелке что-то переступили… Вы меня понимаете?.. Совершили страшный грех… Забыли, что, кроме силы, есть еще что-то. Вот и поплатились!
– Поплатились?
– Да, с тех пор проклятие витает над всеми участниками стрелки. Видимо, мы нарушили покой духов… совершили тяжкий грех…
Григорий опять замолчал. Видно было, как на его глаза навернулись слезы.
– Брата моего через год расстреляли прямо около магазина. Через два года Бельбомса и всю его братву взорвали в кафе. Один я остался жив…
Григорий закурил сигарету и больше уже не разговаривал. Он сидел за рулем грустный и задумчивый. Таким я его и запомнил. Больше я его никогда не видел. Через год я узнал, что он разбился в автокатастрофе где-то около Владимирского кладбища…
По смородину или грабители-спасители
С тех пор прошло уже более тридцати лет, а мне все кажется, что я помню каждую мелочь, каждую деталь той, другой жизни, название которой – детство. Это далекое и удивительное время почему-то всегда связывается в моем сознании с жарким летом, купанием в «балке», с набегами на колхозный баштан, сад и, конечно, с походами по смородину… Но из всех этих незабываемых и неповторимых страниц детства особенно ярко врезалась мне в память одна почти невероятная история, которая произошла со мной и моими приятелями в те годы…
Может быть, это связано с теми драматическими событиями, которые чередовались в тот день, как в детективном жанре: от разгула стихии и банального ограбления до неожиданного чудесного спасения… Но самым поразительным было в этой истории то, что благородными спасителями оказались… (ни за что не поверите) все те же грабители… Но начнем все по порядку.
В то утро мы собрались в центре деревни, у любимого местной детворой «пацанского» дерева – огромной развесистой акации, растущей около старого заброшенного клуба. Нас было четверо: Митька, самый старший из нас и на голову выше всех, был самым крепким и выносливым и, несмотря на свои мускулистые плечи и руки, был очень строен, сказывалась привычка много ходить пешком; Жорик, мой одногодка и троюродный брат, был веселым малым и душой компании; Розуваев, самый младший из нас и по возрасту, и по внешнему виду, был совсем малец; и, наконец, я – ваш покорный слуга, в то время ученик пятого класса. Наша небольшая компания часто собиралась на этом месте, прежде чем пойти купаться на балку или собирать смородину в Белой лесополосе. В тот день мы взяли с собой небольшие холщовые мешочки с провизией, состоящей в основном из аккуратно нарезанных корочек пшеничного хлеба, макухи-выжимки из семечек и недозревших кислых яблок, а также небольшие эмалированные бидончики, до краев заполненные водой.
Солнце еще только встало, а вдали за колхозным садом, у самого горизонта, уже синел Чатыр-Даг. Казалось, он просыпался вместе с зарей. Утренняя прохлада быстро уступала место надвигающейся жаре. Вокруг еще разносился ночной запах цветущей акации, стояла какая-то торжественная тишина, словно в ожидании грядущего летнего дня.
Мы вышли к почерневшей от времени колхозной скирде, прошли мимо коровников и оказались на краю села. Справа от пыльной дороги, покрытой разбросанной соломой и силосом, желтело пшеничное поле. Тяжелые золотистые колоски сгрудились сплошной стеной. Воздух словно застыл. Солнце уже поднялось довольно высоко и стало напоминать о себе горячими лучами, обжигавшими наши загоревшие плечи. Мы шли босиком по мягкой, как пух, дороге, рвали степные цветы, ели паслены, срубали прутиком колючку и молочай, наблюдая при этом, как из срубленных стеблей выделялся необычный белый сок, напоминающий молоко.
Мне трудно сейчас передать словами те ощущения, которые мы все испытывали тогда, двигаясь вдоль блестящей от солнца серебристой лесополосы, состоящей в основном из дикой маслины и шелковицы. Принято считать, что крымские степи представляют собой безжизненные, унылые пейзажи. Об этом даже писал кто-то из классиков. Но я не осуждаю их. Видимо, у них было очень мало времени для того, чтобы понять всю неповторимую красоту крымской степи. Степь можно полюбить и понять, если долго жить в ней. И, однажды полюбив, ее уже никогда не забудешь. Видимо, это связано с солнцем, которого очень много в крымской степи, и от этого краски природы особенно насыщенны. Небо кажется особенно синим и очень высоким, воздух – прозрачным, как хрусталь, а зелень деревьев светится на солнце особым изумрудным светом. И когда вы из города неожиданно попадаете в степь, вы вдруг ощущаете какую-то особую тишину, которая сопровождается негромкой степной симфонией, состоящей из пения птиц и стрекота цикад.
Все это может на мгновение прерваться коротким порывом ветра, случайно залетевшим со стороны моря. А затем, когда все затихнет, вновь воцаряется неповторимая тишина южной степи, когда можно услышать каждый шорох в траве, неожиданный писк перепелки, доносившийся из пшеницы, пение какой-нибудь диковинной птицы, спрятавшейся в кроне деревьев. Вся эта степная симфония поражает наше воображение и приводит к мысли, что жизнь на самом деле намного прекрасней, чем мы о ней думаем, сидя в городской квартире.
Но особое впечатление здесь производят бескрайние степные просторы. Если вам придется когда-нибудь проезжать по степной дороге, то из-за хорошего обзора вы можете увидеть где-то очень далеко, у самого горизонта, как на картине, какие-то дома, улицы, деревни… Хотя на самом деле вы там никогда не были, но после нескольких поездок вы можете запомнить расположение каждого дома, каждого дерева, куста, забора…
И если вы вернетесь сюда лет через десять, двадцать… и опять будете проезжать по этой дороге, то, к своему удивлению, заметите, что ничего не изменилось – все та же картина, все те же виноградники, придорожные акации… И все они, словно нарисованные на картине, виднеются вдалеке… где-то там на горизонте, где вы никогда не были и не будете… И все это кажется каким-то психологическим миражем и придает степи какую-то особую непостижимость и загадочность… Но вернемся к нашему рассказу.
