Мне было сложно не смотреть, хоть я и чувствовала себя лишней и хотела куда-нибудь исчезнуть.
Не успела я сделать и шага к двери, а они друг к другу, как раздался страшный грохот, словно над нами уронили двухтонный кирпич, двести таких кирпичей. Светильники замигали, с шипением полилась вода из кондиционера, и свет окончательно погас.
Нас окружил мрак.
Когда я только переехала в Наррагансетт, как-то вечером налетел такой сильный шторм, что во всем городе отключилось электричество. Я тогда сидела в баре у океана. Там обычно собирались местные жители: плотники, рыбаки, владельцы небольших магазинов – все, кто жил по соседству. Когда свет погас, посетители на секунду замолкли, а потом кто-то сказал:
– Ну вот, опять.
И все. Достали свечи, включили радио на батарейках и продолжили пить.
В фешенебельной нью-йоркской гостинице все происходило иначе. Первым делом отовсюду раздались вопли, захлопали двери, а хуже всего – отключились кондиционеры. Они и так не справлялись с жарой, но тут в считанные минуты стало совсем невыносимо.
Позже мне рассказали, что внизу народ высыпал на улицу, чтобы узнать, где еще случилась поломка. Кто-то говорил, что без электроэнергии остался весь южный район Центрального парка, кто-то доказывал, что в «Плазе», которая находится через квартал, поломки нет. Служащие сновали туда-сюда, собирали свечи и полотенца, освобождали холодильники. В тот день в гостинице пришлось выбросить пятнадцать килограмм свежей рыбы. В довершение картины одна дама упала посреди вестибюля в обморок.
Тем временем наверху люди вышли на балконы, к свету. Со всех сторон слышались версии того, что произошло, и как долго мы останемся без света и кондиционеров. Кто-то с соседнего балкона назвался ученым и заявил, что «виной всему перерасход электроэнергии в нижнем отсеке вентиляционной системы».
– И что, нужно быть ученым, чтобы до этого додуматься? – прошептала Мерил, когда мы возвращались в гостиную.
Она принесла из ванной свечи с ароматом фрезии, и мы уселись полукругом на полу.
– А платье не помнется? – спросила я. – Давай сядешь на полотенце, я сейчас принесу.
– Не надо, через пару минут оно все равно прилипнет, как клей. Удивительно, – с беззаботной улыбкой добавила Мерил. – Как будто специально. У мамы приступ случится.
Я попыталась успокоить ее, что все еще наладится, что свет успеют включить до начала церемонии, однако мне мало верилось, что во время праздников, да еще и вечером, найдется кому чинить поломку.
– Мер, ты не расстроилась? – спросил Джош.
– Нет. По крайней мере, будет что вспомнить. А так была бы еще одна свадьба в дорогой гостинице со стандартными музыкантами и церемониями.
Джош как-то странно улыбнулся в ответ на ее шутку, будто издалека. Я попыталась вернуть его в настоящее, напомнить, что надо сосредоточиться, но он не отвечал на мой взгляд.
– Пойду-ка я вниз, – заявила я, вставая. – Там, наверное, нужна помощь.
– Да, там точно полно проблем, лучше посиди с нами, – предложила Мерил.
– И представляешь, сколько придется спускаться? – напомнил Джош.
– Ничего, – бодро ответила я. – Ждите здесь, старайтесь не перегреваться, может, к началу церемонии лифты уже включат.
– Очень сомневаюсь, – сказал Джош.
На пороге меня посетила новая мысль, и я обернулась.
– А вы сможете с нами как-то связаться? Вдруг возникнет какая-то проблема?
– Разве может быть хуже? – резонно заметила Мерил.
– Эмми, если станет хуже, я заору, да так, что всем будет слышно, – пообещал Джош.
– Отлично, – сказала я и оставила их наедине.
Спускаться с двадцать четвертого этажа на десятисантиметровых каблуках оказалось не так уж и весело. Я натерла кожу, сбила и отдавила пальцы, ободрала лодыжки – и наконец, на подходе к одиннадцатому этажу решила-таки разуться. К этому поступку меня побудил еще и пример студенток из Техаса. Шумные декольтированные блондинки размахивали своими шпильками, будто собирались бросить их в лестничный колодец.
– Давай тоже, – подначила меня одна из студенток с розовыми туфельками. С некоторым благоговением я заметила, что они у нее одного цвета c ногтями на ногах. – В таких случаях не грех и разуться.
По-видимому, в таких случаях не грех и выпить. Студентки из Техаса были явно навеселе; впрочем, я и не осуждала выпивку в такое время суток, даже выпила бы с ними сама. Но только я разулась, как моя доброжелательница уронила бутылку с пивом, и я наступила босой ногой прямо на битое стекло.
Я вытащила из ступни несколько осколков и попробовала пройтись, однако почувствовала резь и вновь села. Больше я ничего не нашла и решила, если потребуется, допрыгать до вестибюля на одной ноге.
– Тебе помочь? – спросила девушка.
– Нет, спасибо, – покачала я головой. – Я сама.
Внизу уже была настоящая парилка. Я пошла искать маму в банкетном зале. Служащие гостиницы что-то раскладывали по стульям для приглашенных. Оказалось, это бумажные веера, такими еще дети играют. Помню, в детстве у меня был розовый, и Джош смеялся надо мной:
– Ты не знаешь, что когда машешь, тратишь больше энергии, чем когда просто сидишь? От твоего веера тебе только жарче. Лучше бы посидела спокойно.
Я представила, что он скажет теперь.
– Эмми! Слава Богу!
Мама бежала ко мне с какой-то важной новостью и даже не заметила, что у меня с ногой. И слава Богу.
– Эмми, представляешь, Мойниганы-Ричардсы и Бесс закрылись в подсобке и курят травку.
– Что?!
Мама наклонилась поближе и прошептала:
– Так теперь называют марихуану.
– Мам, хватит.
Мама укоризненно взглянула на меня и продолжила:
– Гости уже начинают подъезжать… И знаешь, что им говорят? Не выходить из машины и возвращаться домой, потому что через час тут станет чуть ли не жарче, чем на улице! Папа там же у входа уговаривает всех остаться. Посмотрим, кто победит. Я в него верю!
– А не проще ли перенести церемонию в парк?
– В парке еще хуже. – Мама отрицательно покачала головой, оглядываясь по сторонам в поисках новых дел. – Сорок градусов под палящим солнцем. Может, отменить свадьбу?.. Впрочем, пусть сами решают. Они же сегодня главные, все ради них.
Я не верила своим ушам.
– Что? – поинтересовалась она.
– Мам, ты не перестаешь меня удивлять. В самые подходящие для этого моменты.
Мама закатила глаза, потом еще раз на случай, если меня не проняло.
– Благодарю, – сказала она. – Давай сегодня обойдемся без лишней драмы, и так проблем хватает.
– Хорошо, скажи, что делать.
– Церемония пройдет здесь, после нее, как и планировалось, коктейли, но по-быстрому. Из закусок оставим только нескоропортящиеся. Так вообще говорят? Нескоропортящиеся?
– Говорят, но очень быстро.
– А если серьезно? Когда я так говорю, твой отец смотрит на меня, будто такого слова нет и я сама его придумала.
– А ты придумала?
– Очень может быть, – серьезно ответила она.
Я никогда не интересовалась рукоделием и прочими добродетелями хозяюшки. И даже внешнему виду уделяла внимание не больше необходимого, но знаю, что есть и другие представительницы женского рода, которые с рождения спят и видят обустройство будущего дома, свадьбу в мельчайших подробностях: с формой бокалов, фигурками из салфеток, засушенными букетиками. А я – другая. Такие, как я, могут и цветок засушить, и салфетку сложить, и бокалы натереть до блеска – но только под чьим-нибудь чутким руководством. Я даже банкетный стол могу сервировать, если мне показать, как это делается. Однако для меня это – детские игры, все равно что стащить мамину косметику. За подобными занятиями тянет хихикать в предвкушении, что вот-вот придет мама и устроит мне нагоняй.
Свою свадьбу (если я, конечно, выйду замуж) я бы устроила без всяких изысков: пляж, барбекю и обязательно сочный шоколадный торт. В общем, я не идеальная домохозяйка, и мне до сих пор не верится, что я своими руками навела такую красоту в банкетном зале. От входа до алтаря выстроилась дорожка из свечей, на столиках рядом с букетами появились старинные фонари, которые рассеивали аварийный мрак, но сохраняли «покров тайны». В раскрытые окна иногда веяло прохладой с реки. Однако в целом было очень жарко, и хуже всего приходилось из-за великолепного витража за алтарем. Солнце палило прямо в разноцветные стекла. Нужно было спасать жениха и невесту, иначе бы они там растаяли. Мы завалили витраж черными мусорными мешками со льдом. Получилась то ли стена, то ли модернистская инсталляция. Выглядело очень даже ничего.
Гостей было немного, около тридцати человек. Большая часть стульев пустовала. Первый ряд заняли свидетели и члены семьи: я, папа, мама, Бэррингер, Майкл, Бесс, Мойниганы-Ричардсы. У алтаря брачующихся ждал судья.
