На следующий день новое построение. Обнаружилась пропажа печати. Приехала милиция, допрашивали Щуку, Никиту, конкретно взяли в оборот Сигу. Бесполезно. Все клялись собственными матерями, их здоровьем, что ничего не знают. Вонючка обещал всех засадить в спецуху, но печать это не вернуло. Менты неприкаянно шарахались по детдому три дня и вынуждены были уехать несолоно хлебавши. Клюшка же долго и с удовольствием вспоминала историю падения Великого Колобка от Педагогики.
В два ночи я проснулся. Я открыл спросонья глаза и едва не свалился с кровати: прямо на меня в темноте таращился Никитон. У меня душа от испуга сбежала в пятки.
— Ты меня напугал! — Мое сердце еще продолжало заполошенно колотиться.
— Аристарх, халява есть небольшая, — шепнул Никитон. — Со свинарника мешок комбикорма нужно стащить, мужик сразу стольник дает, мне страшновато одному идти. Пойдем вместе, деньги поделим.
Я легко согласился, мне нужны были деньги для подарка Ленке. Я быстро оделся, Никитон осторожно открыл дверь спальни и выглянул в коридор. Бесшумно ступая по скрипящему деревянному полу, мы дошли до лестницы, быстро сошли по ней на первый этаж. Входная дверь была открыта. Никитон полез в знакомое место за ключами.
— Кто-то был до нас, — озабоченно произнес он. — Ключи не на том месте.
— Главное, что вообще есть.
Никитон согласился. Он достал из кармана куртки фонарик и посветил.
— Куда этот комбикорм надо отвезти? — спросил я шепотом.
— Во двор Трехдюймовочке, завтра она с нами расплатится.
— Значит, отвезем, — я взял ключи у Никитона, открыл двери свинарника, и мы зашли внутрь.
Свиньи захрюкали, издали зачуяв вошедших. Никита открыл дверь склада. Мы вдвоем взяли мешок и потащили к выходу.
— Аристарх, поищи, тут где-то в углу были старые санки, — Никита отдал мне фонарик, сам же остался на улице возле мешка.
Я пошел искать санки и через минуту вышел.
— Никитон… — голос мой дрожал. — Ты только это… — я не находил нужных слов, — не психуй, но там, на сене, кажется, лежит дохлая Стюардесса.
— Что? — вырвалось у Никиты, и он вбежал в свинарник.
Собака лежала на боку, оскалив зубы.
— Стюардессочка, — заплакал Никита и дрожащей рукой дотронулся до собаки и сразу отдернул, почувствовав, что руки прикоснулись к чему-то липкому.
— Аристарх, нормально посвети на Стюардессу, — приказал Никитон.
Я направил фонарный луч на собаку, ее шерсть была в крови.
— Ее убили! — с болью произнес Никита.
Его блуждающий взгляд остановился на бычке от сигареты. Механически он его поднял, посветил на него фонариком.
— Здесь был Макс, — сиплым голосом произнес он. — Это он Стюардессу убил.
— Не может быть, зачем ему это? — не поверил я.
— Не знаю, но это он убил мою собаку, и это он увозил на повозке комбикорм, его, видать, об этом тоже попросила Трехдюймовочка. Это все Щука. Только он один у нас курит “Бонд”. — Никита решительно направился к выходу.
— А комбикорм?
Никита остановился, повернулся.
— Мне он не нужен, — крикнул Никита и скрылся в темноте.
Я постоял некоторое время возле мешка с комбикормом.
— И мне он не нужен, облезет Трехдюймовочка, шиш ей, а не наш комбикорм.
Я затащил мешок обратно в коридор свинарника, мимоходом с грустью взглянул на Стюардессу. — “Ну, если это ты, Щука, то ты заварил кашу!”, — после чего закрыл двери свинарника.
По субботам на Клюшке проводилась генеральная уборка: все мылось, скоблилось, приводилось в божеский вид. Комара в спальне не было, он генералил в рекреации, я с Тоси-Боси наводил порядок в комнате.
— Моего одеяла нет, — невнятно произнес Тоси-Боси.
— Кому оно нужно, — отмахнулся я. — Посмотри по спальням. Ты его подписывал?
— Да, — кивнул Тоси-Боси.
— Ты написал “Еремин” или “Тоси-Боси”, — поинтересовался я, улыбаясь.
— Не угадал! Я написал “МОЕ”.
Я чуть от смеха не грохнулся на пол.
— Тоси, ты ничего лучше придумать не мог?
— Но оно же мое? — наивно доказывал Тоси, не совсем понимая, почему я посмеиваюсь над ним. Его губы обиженно надулись.
— Одеяло не твое, — просвещал я. — Оно госовское. Мы все здесь госовские.
— Что такое госовское? — неутомимо допытывался Тоси-Боси.
— Госовский — это ничейный.
— Но я-то чейный, — возмутился Тоси-Боси.
— И чей же ты?
— Твой, — еле слышно проговорил тщедушный Тоси-Боси и прижался ко мне.
— Ладно, мой, не переживай! — я дотронулся ладонью до коротко стриженной головы Тоси и погладил его. — Иди, вынеси пока мусор.
Тоси-Боси выбежал из спальни с ведром в руках. Я взял дорожку, открыл окно, посмотрел, нет ли кого внизу, и принялся рьяно ее вытряхивать, так все делали на Клюшке. И тут из коридора послышался плаксивый крик Тоси-Боси. Меня словно током шибануло. Я выскочил в коридор, на полу лежал заплаканный Тоси-Боси, невдалеке вальяжно стояли Щука с Каблуком и Чапой.
— Чо, Сильвер, по морде прибежал мне настучать? — оскалился Щука, Каблук глумливо сзади издал невразумительный звук.
Меня затрясло от бешенства.
— Ну и чмо ты, Щука! — и сплюнул от омерзения.
Лицо Щуки перекосилось.
— Этот инвалид на голову сказал, что ты, Командор, Чемпион Московской Олимпиады, — противным гнусавым голосом пролепетал Чапа и глупо улыбнулся.
— Заткнись, плесень, — рявкнул Щука, и Чапа закрыл варежку. — Что ты сказал, повтори! — Щука вплотную подошел ко мне. — Я не расслышал.
— Ты — Человек, Морально Обосранный, теперь все услышал?
На шум из спален выбежали обитатели и с напряжением уставились на нас.
— Ты представляешь, Сильвер, во что ты вляпался, тебе даже Комар не поможет.
— Не очень!
— Я ж тебя по стенке размажу, — и Щука звезданул меня кулаком по лицу.
И тут я сам себя испугался. В меня такой бес вселился, я как чумной набросился на Щуку, повалил на пол и принялся что есть мочи колошматить его кулаками, в бешенстве приговаривая: “Убью, убью, убью!”
Все произошло настолько неожиданно, что все оторопело смотрели на яростно отбивавшегося Командора. Никто не ожидал от меня такой прыти. Все считали, что я слабосильный, прячусь за спиной Комара, а сейчас его рядом не было.
Вперед протиснулась Кузя.
— Аристарх, мы с тобой, — закричала она.
Щука навалился на меня, я коленом ударил его под дых.
— Ах ты, сука, — дико закричал Щукин, достал из карманов брюк нож-выкидушку и, порывисто обхватив меня ловким движением руки за шею, приставил к ней нож. — Я прирежу тебя, хромоножка!
Все испуганно шарахнулись от Щуки. Тоси-Боси испуганно закричал и, выпучив глаза, побежал вниз звать на помощь. Кузя также опешила.
— Щука, — переведя дыхание, как можно спокойнее произнес я. — Убери нож!
— С разбегу об телегу! — ноздри у Щуки нервно задрожали.
— Щука, отпусти Сильвера, — вмешалась Кузя. — Это нечестная драка. Сафрон безоружный, отпусти!
— Счас, — Щука перехватил нож удобней. — Валила бы ты, Кузя, отсюда от греха подальше. Это наши разборки.
И тут вышел Никитон. Я даже не знал, что он также был в числе зрителей.
— Макс, — размеренным голосом произнес он. — Отпусти Сафрона, или ты мне больше не друг.
— Как напугал, что я в штаны натрухал, — издевательски заметил Щука.
И тут он дико взревел. Я со всей силы, как собака, впился зубами в его руку, хватка была мертвая, мне уже было нечего терять.
— А-а-а-а! — орал он на весь коридор.
От боли Щука выронил нож, я тут же его подобрал. Не успел Щука оклематься, как уже я обхватил его за шею и приставил к ней нож.
— Ну, что ты теперь скажешь, Командор?!
Щука остолбенел, он никак не ожидал такого поворота событий.
— Сильвер, ты покойник! — тяжело дыша, прохрипел Командор.
— Ты мне это уже обещал с Комаром, — я набрал побольше воздуха в грудь. — Как видишь, я все еще живой!
— Аристарх, убери нож, — обратился ко мне Никитон.
— Чтобы потом Щукин мне его к шее приставил — не пойдет, Никита.
— Он тебя не тронет! — уверенно произнес Никита. — Щука, дай слово пацана, что не тронешь Сафрона.
Щукин молчал.
— Макс, — надавил на слове Никита
Все стали вокруг понемногу приходить в себя.
— Хорошо, — выдавил сквозь зубы Щука. — Слово пацана.
Клятвой “слово пацана” просто так никто на Клюшке не раскидывался. Я опустил нож и оттолкнул от себя Щуку. По коридору на полных парусах бежал Комар.
Комар с Кузей подхватили меня под руки и повели в спальню.
— Сильвер, я сделаю тебя оботравшем, — Щука полоснул меня взглядом, полным ненависти.
— Рискни! — ответил за меня Комар.
Мы стояли на расстоянии и смотрели друг другу в глаза. Никитон уже в спальне предупредил:
— Аристарх, будь настороже. Щука если задумал сделать тебя оботравшем, он это сделает.
