25 июня
Думала о том, что поскольку меня вряд ли найдут, то и не похоронят. Не уверена, смущает ли меня это. Как будто бы нет. Надеюсь, этим всем моим, дома, не придет в голову наполнить гроб непонятно чем и устроить в храме трагическую процедуру. А что кладут в гроб, когда нет покойника? Что-то должно лежать в гробу, иначе он будет слишком, комически прямо, легким. Не исключено, что на мировом рынке имеется в продаже особое вещество, которое можно дозировать для симуляции нужного веса, а может быть, и фигуры покойника. Вряд ли я стану разбираться в подобных тонкостях.
Мне сейчас так тошно, когда меня дергают, поэтому все последние дни телефон у меня был выключен, но когда я включила его, чтобы пригласить гостей на прощальную вечеринку, то увидела четырнадцать пропущенных вызовов от Кшиштофа. Это чересчур. Бедняга Кшиштоф. Он думает, дело в нем. Но одно с другим никак не связано. Иногда жизнь поворачивается так, что на одной своей хорошести человеку не удержаться. Все идет коту под хвост все равно. Я, например, долго была и милой, и послушной и никогда почти не обращалась с ближними так, как мне не хочется, чтобы они поступали со мной. И самолет все равно упал. Потому что одно никак не связано с другим. Кшиштофу не мешало бы это усвоить.
26 июня
В магазине встретила норвежку. Рагну. Она живет здесь шестой не то седьмой год, у нее ревматизм и вафельница, которую она готова мне одолжить. Так что вечером у меня на террасе вафельная вечеринка. Это наверно будет неплохое прощание. Натрескаться вафель от пуза. Если кто-то думает, что я не вафельная душа, так как раз наоборот. Я наизусть помню мамин рецепт теста и гораздо чаще думаю о вафлях, чем пишу об этом здесь. Очень надеюсь, что вафельница не подведет. Вафли должны быть хрусткие снаружи и мягкие внутри. Народ мало разбирается в вафлях и жрет все, что ни подсунут. Самая роковая ошибка — напечь гору вафель и только потом подавать их на стол. Съедобными будут лишь две-три верхние. Самое то — печь вафли на глазах у гостей и тут же раздавать. С момента готовности вафли до ее употребления в пищу должны проходить считаные секунды. Это самое красивое в вафлях, что они живут так недолго. Поэтому их никак нельзя ни продавать, ни покупать в кафе и ресторанах, где они иногда часами лежат под пленкой или плексиглазовой крышкой. Тогда это уже не вафли. У меня руки чешутся самой их напечь.
Праздник удался. Те же гости, что и в прошлый раз, плюс Рагна. Все сидели за столом, пили пиво и вино, а я пекла вафли и раздавала их по часовой стрелке, как мама. Каждый съел столько, сколько в него влезло. Вафельница была в ходу почти три часа, все успели слегка набраться, и каждая вафля удостоилась причитающегося ей внимания. Безупречным вафлям аплодировали: таким, которые пеклись ровно столько, сколько нужно, и лучше быть не могли. Если поднять свежеиспеченную вафлю за сантиметровый краешек, она должна держать свой вес, но едва-едва, а когда она рвется, в сердцевинке все равно должна сохраняться вязкость. Вот что я называю вафлей. И я рада, что вечер прошел так, что гости еще долго будут помнить меня и мои вафли. Я пила только безалкогольное пиво. Глупо было бы набраться, когда тебе скоро за штурвал самолета. Еще не хватало не справиться только потому, что мозги в парах алкоголя. Консуэло и Луис вроде бы нашли друг друга, вот и ладненько. И птенец орла растет и крепнет, как было нам доложено. Констанция тоже не пила, и у меня мелькнула мысль, а не беременна ли часом и она, но не может же психогейр быть таким идиотом. Покончить со всеми удовольствиями, не успев начать. Констанции для счастья нужен не ребенок, а лошадь. Мне казалось, такие простые логические построения психологи проходят в первом семестре в универе. Но все, что касается психогейра, меня не удивляет. Рагна оказалась очень милой. И без конца восхищалась вафлями. Сама печет их лет восемьдесят, а надо же, не утратила остроты восприятия. Заставила меня подробно написать ей рецепт и пошаговую инструкцию по выпеканию. Странно думать, что из всего мной написанного это чуть ли не единственное, что меня переживет.
27 июня
Это последняя запись. Сегодня я не спала, ждала, когда наступит время ехать на аэродром. Сейчас уже три, я собиралась двинуться через полчасика. Чтобы завести мотор самолета сразу, как развиднеется. Я поеду на такси, скажу, что у меня очень ранний самолет. Это ведь чистая правда. Я собрала пляжную сумку с собой, в ней пара бутылок воды и орешки. Буду сидеть в самолете, щелкать орехи и смотреть с высоты на Африку до самого удара.
Вот именно сейчас я явственно чувствую, что мама, папа и Том видят меня и что они напряженно следят за тем, что происходит. Я думаю, им не видно, что я тут пишу, но они поняли, что я к чему-то готовлюсь. Через несколько часов мы будем вместе, где бы они ни находились. Я думаю, все будет хорошо. И уже хорошо. За все спасибо.
Возможно, июнь
ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ ЧЕРТ! ЧЕРТ
ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ!
ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ!
Многое указывает на то, что я в очередной раз сумела не погибнуть. Я не знаю, как чувствуют себя мертвые, поэтому не могу быть уверена на все сто, но по своим ощущениям я бы никогда не подумала, что я покойница. Я сижу в тени самолета, который частично зарылся в песок. У меня осталась сумка с водой и орешками, и этот вот дневник. И у меня много ран, синяков и мыслей. Я продолжаю думать. Это была бы самая жестокая шутка бога (все еще с маленькой буквы, но теперь с совсем маленькой), если бы в загробном мире все продолжалось так же, как до смерти. Чтобы человек оставался какой был, с теми же мыслями и той же тоской. Вот это и был бы сущий ад. Может, я в аду? Ладно, до выяснения буду считать, что я жива. Нет, ну надо?! Черт возьми! Да плюс жара эта. Она еще больше распаляет унизительность того, что мне опять не удалось покончить с собой. Не знаю, сколько прошло времени, я очнулась в самолете несколько часов назад. У меня засохшая рана на лбу, но при этом я вопиюще жива. Это не может быть правдой. Те, кто падает в самолете, умирают. Только не я, конечно же. Словно бы кто-то играет мной.
Видимо, все же июль
Я могла легко рухнуть в море, но разве мы ищем легких путей? Нам подавай Африку. Вот теперь расплачиваюсь. Вода и орехи почти кончились, я все больше понимаю, что на этот раз я недолго буду ходить в неудачниках, что через несколько дней я сдохну от жажды, но я отказываюсь поддаваться на эту провокацию, пусть это и безрассудно. Я в ярости. Я не желаю умирать в этой песчаной преисподней.
Совершенно точно июль
Нашла в самолете НЗ. Под задним креслом. В нем печенье, шоколад и литров десять воды. Плюс фонарик и аптечка первой помощи. Попыталась настроить радио, но слышу только треск. Я не знаю, где я, но летела я не строго на восток, как собиралась. Удерживать самолет в воздухе оказалось очень сложно. Его болтало из стороны в сторону, я психанула, и все пошло не так, как я думала. Должно быть, я летела на юг, потому что я очень долго видела берег. Потом я свернула в глубь материка и уже было решила, что это пустыня, но внизу снова возник берег. Когда бензин кончился, я тихо спланировала вниз. Упасть камнем у меня не хватило духу. Я струсила, зажмурилась, легла на задних креслах, закрыла голову руками и подтянула ноги к подбородку. Я кричала и звала на помощь. Потом раздался удар, и все померкло.
Июль совершенно точно
Выкопала яму под самолетом. В песке на глубине гораздо прохладнее, чем наверху. Лежу в яме, ничего не делаю. У меня еще есть шесть-семь литров воды. Думаю, мне надо держаться поблизости от самолета, чтобы иметь хоть какой-то шанс быть найденной. Но для этого надо, чтобы меня искали, а с чего им меня искать? Я могу быть где угодно, скорей всего на дне моря. Так они наверняка и думают. Никто не предполагает, что я жива. А я вот она. И не одна я, а еще и тот, кто живет во мне. Это все заметнее. Вчера я почувствовала что-то странное. Он пошевелился. Или она. Оно шевелится. Абсурдное ощущение. Отдельный от меня человек дрыгается внутри моего живота. Меня все время душат слезы. И чувство беспомощности. Все должно было быть не так. Раньше я имела контроль над процессом. А теперь потеряла его, и скорей всего это уже навсегда.
