Ознакомительная версия.
— Господи Иисусе, — сказала Фрэнни.
Они рванули от нас, как будто это она была в страшном костюме, а на мне надета самая ужасная из всех масок.
Я схватил маленького мальчишку и спросил его:
— Что случилось?
Но он только орал, и извивался, и попробовал укусить мое запястье, он был мокрый и дрожал, от него как-то странно пахло, его костюм скелета расползался у меня в руках, как промокшая туалетная бумага или сгнившая губка.
— Гигантские пауки! — безумно заорал он. Я отпустил его.
— Что случилось? — прокричала им вслед Фрэнни, но ребята исчезли так же мгновенно, как и появились.
Перед нами расстилались футбольные и баскетбольные поля, темные и пустые; в самом их конце, как огромные корабли в окутанной туманом гавани, стояли здания общежитий и школы Дейри. Они светились редкими огоньками, как будто все рано улеглись спать и только несколько старательных учащихся жгли, как они выражались, полночную лампаду. Но мы с Фрэнни знали, что в школе Дейри есть только несколько «старательных» учащихся, и едва ли даже они в субботний вечер в Хэллоуин сидят за учебниками; и уж конечно, темные окна вовсе не означали, что там кто-то спит. Возможно, они там, в темноте, пили, возможно, издевались друг над другом или над схваченными детьми. А может, там, во мраке, зародилась новая религия, которая свела всех с ума, и отправление ее ритуалов требовало непроглядно темной ночи, а Хэллоуин был ее Судным днем.
Что-то было не так. Белые деревянные ворота на ближнем краю бейсбольного поля казались какими-то слишком белыми, хотя это была самая темная на моей памяти ночь за всю мою жизнь. Что-то было в этих воротах слишком очевидное, неприкрытое.
— Хотелось бы мне, чтобы с нами был Грустец, — сказала Фрэнни.
«Будет с нами Грустец, как же», — подумал я, зная то, чего еще не знала Фрэнни: отец сегодня отвел Грустеца в ветлечебницу на усыпление. В отсутствие Фрэнни состоялась печальная дискуссия о необходимости этого. Лилли и Эгга с нами тоже не было. Были отец, мать, Фрэнк, и я, и Айова Боб.
— Фрэнни этого не поймет, — сказал отец. — А Лилли и Эгг слишком малы. Спрашивать их мнения нет смысла: они еще не научились рационально мыслить.
Фрэнку было наплевать на Грустеца, но даже он, казалось, погрустнел, услышав смертельный приговор.
— Я знаю, что от него плохо пахнет, — сказал Фрэнк, — но это же не смертельная болезнь.
— Для отеля смертельная, — сказал отец. — Пес постоянно переполнен газами.
— И он уже старый, — сказала мать.
— Когда вы будете старыми, — сказал я матери с отцом, — мы не будем вас усыплять.
— А как насчет меня? — спросил Айова Боб. — Полагаю, я следующий на очереди. Надо следить за своими газами, а то еще кончу в доме для престарелых!
— Тут уж ничем не поможешь, — сказал отец тренеру Бобу. — Только Фрэнни по-настоящему любит собаку. Она единственная, кто действительно расстроится, а мы просто должны сделать все, что в наших силах, чтобы это не было так тяжело для нее.
Отец, несомненно, считал, что преждевременное уведомление только усилит страдания: не спрашивая мнения Фрэнни, он не то чтобы струсил, он, конечно, знал, каким оно будет, но от Грустеца надо было избавиться.
Мне было интересно, сколько мы проживем в отеле «Нью-Гэмпшир», прежде чем Фрэнни обнаружит отсутствие старой вонючки, прежде чем она начнет рыскать вокруг в поисках Грустеца, когда отцу наконец придется выложить карты на стол.
— Ну, Фрэнни, — представлял я себе, как отец начнет с ней разговор. — Ты знаешь, что Грустец моложе не становился и все меньше мог себя контролировать.
Проходя мимо мертвенно-белых ворот, под черным небом, я передернулся, подумав о том, как Фрэнни это воспримет.
— Убийцы! — назовет она всех нас, и мы все будем выглядеть виноватыми.
— Фрэнни, Фрэнни, — скажет отец, но та поднимет огромную бучу.
Я пожалел постояльцев отеля «Нью-Гэмпшир», которые будут разбужены тем разнообразием звуков, которое может создать Фрэнни.
Затем я понял, что не так с воротами: на них не было сетки. Конец сезона? — подумал я. Но нет, ведь осталась еще неделя футбола (и европейского футбола тоже). И я припомнил, что все эти годы сетки оставались на воротах до первого снега, как будто только первая пурга напоминала обслуживающей команде о том, что они забыли. На сетках в воротах лежал снег, как на плотной паутине оседает пыль.
— С ворот пропала сетка, — сказал я Фрэнни.
— Велика важность, — ответила она, и мы повернули к лесу.
Даже в темноте мы с Фрэнни могли найти ту тропинку, которой футболисты всегда срезают путь, а все остальные из-за них держатся от нее в стороне.
Хэллоуинская выходка? — подумал я. Стащить сетку с ворот… и тут, конечно, мы с Фрэнни как раз на нее и наткнулись. Внезапно сетка оказалась вокруг нас и под нами, и вдобавок в сетке были еще двое — новичок из Дейри по имени Файерстоун, с лицом круглым, как шина, и мягким, как сыр, и маленький ряженый из города. На ряженом был костюм гориллы, но по размерам он больше напоминал паукообразную обезьянку. Его маска гориллы сбилась на затылок, так что сзади ты видел обезьяну, а спереди — до смерти перепуганного, отчаянно голосящего мальчика.
Это была ловушка, как в джунглях, и обезьянки бешено в ней трепыхались. Файерстоун пытался лечь, но сетка все время не давала ему это сделать. Он столкнулся со мной и сказал:
— Извините.
Потом он столкнулся с Фрэнни и сказал:
— Извините, ради бога.
Каждый раз, как только я пытался встать на ноги, сетка колыхалась и не давала мне этого сделать, и я снова падал. Фрэнни, стоя на четвереньках, пыталась сохранить равновесие. В сети вместе с нами был большой коричневый бумажный пакет, который изрыгал хэллоуинские гостинцы, добытые мальчиком в костюме гориллы: сахарная воздушная кукуруза, липкие шарики прессованной кукурузы, леденцы в хрустящих целлофановых обертках — все это рассыпалось под нами в труху. Мальчик в костюме гориллы кричал, истерично захлебываясь, словно вот-вот задохнется, Фрэнни обняла его и попробовала успокоить.
— Все нормально, — сказала она ему. — Это просто чья-то грязная выходка. Нас выпустят.
— Гигантские пауки! — кричал мальчишка, хлопая себя по всем местам и выворачиваясь из рук Фрэнни.
— Нет, нет, — сказала Фрэнни. — Никакие не пауки. Это просто люди.
«Но я знаю, что это за люди, — подумал я, — и я бы предпочел пауков».
— Заберите всех четверых, — сказал знакомый по раздевалке голос — Вытащите сейчас же всю эту сраную четверку!
— Попались малыш и трое большеньких, — сказал знакомый голос, но не вспомнить чей — то ли блокирующего бека, то ли одного из линейных игроков.
Нас окружили карманные фонари, похожие на слепящие глаза каких-то механических пауков.
— Ба, кого мы видим, — сказал командный голос; это был квотербек по имени Чиппер Доув.
— Попались хорошенькие маленькие ножки, — сказал Гарольд Своллоу.
— Попалась нежная кожа, — сказал Честер Пуласки.
— И улыбка у нее хорошенькая тоже, — сказал Ленни Метц.
— И самая лучшая задница во всей школе, — сказал Чиппер Доув.
Фрэнни стояла на коленях.
— У Говарда Така сердечный приступ! — сказал я. — Нам надо срочно вызвать «скорую»!
— Отпустите эту долбаную обезьяну, — сказал Чип Доув.
Сетка зашевелилась. Тонкая черная рука Гарольда Своллоу извлекла мальчишку в костюме гориллы из паучьей сети и выпустила его в ночь.
— Хэллоуин! — крикнул Гарольд, и маленькая горилла исчезла.
— Это ты, что ли, Файерстоун? — спросил Доув, и луч карманного фонаря осветил блондина по имени Файерстоун, который выглядел так, будто собирался уснуть на дне сетки: колени, как у зародыша, плотно поджаты к груди, глаза закрыты, руки зажимают рот.
— Салага Файерстоун, — сказал Ленни Метц. — А ты что тут делаешь?
— Сосет свой палец, — сказал Гарольд Своллоу.
— Отпустите его, — сказал квотербек, и Честер Пуласки на какой-то момент сверкнул в свете фонаря своими угрями.
Он вытащил Файерстоуна из сети. Послышался слабый звук удара, хлопок плоти о плоть, и мы услышали, как Файерстоун засеменил по тропинке.
— А теперь посмотрим, кто у нас остался, — сказал Чиппер Доув.
— У человека сердечный приступ, — сказала Фрэнни. — Мы в самом деле шли вызывать «скорую».
— Ну а теперь не идете, — сказал Доув. — Эй, мальчик, — сказал он мне, держа фонарь перед моим лицом. — Знаешь, что я хочу, чтоб ты для меня сделал?
— Нет, — сказал я, и кто-то пнул меня через сетку.
— Чего я хочу, — сказал Чиппер Доув, — так это чтобы ты остался вот здесь, в нашей гигантской паутине, пока кто-нибудь из пауков не разрешит тебе уйти. Понятно?
— Нет, — сказал я, и кто-то снова пнул меня, на этот раз уже сильнее.
— Будь умницей, — сказала мне Фрэнни.
— Вот именно, — сказал Ленни Метц. — Будь умницей.
Ознакомительная версия.
