— «Как-то после полудня я вдруг почувствовала, что больше не в силах выносить это длящееся восемь лет однообразие жизни».
— Я ее понимаю, — сказала Мелони горько, но без надрыва.
— Твои слова, Мелони, причиняют мне боль, — мягко проговорила миссис Гроган.
— Я ее понимаю, — повторила Мелони. — И ты тоже, Солнышко, — добавила она. — А пожила бы Джейн так целых шестнадцать лет! Что бы она тогда сказала?
— Успокойся, деточка, не растравляй себе душу, — уговаривала Мелони миссис Гроган.
И Мелони вдруг расплакалась. Она была уже совсем взрослая и не могла уткнуться в колени миссис Гроган, чтобы та погладила ее по головке. Взгляд миссис Гроган говорил, что Гомеру лучше уйти. Но он еще не дочитал главы, не кончил даже абзаца.
«Я жаждала свободы»… — продолжал он и вдруг замолчал: слишком жестоко продолжать. Джейн Эйр облекла их чувства в слова. Они с Мелони пережили несколько таких вечеров — когда от безысходности не хотелось даже шевельнуть пальцем.
В ту ночь снаружи воздух был лишен запахов, лишен истории. Было просто очень темно.
Вернувшись к себе в отделение, Гомер узнал от сестры Анджелы, что Джона Уилбура усыновили и уже увезли.
— Такая хорошая семья, — радостно сообщила сестра Анджела. — Отец семейства тоже долго писался по ночам. Они будут добры с Джоном.
Вечером того дня, когда очередной воспитанник покидал Сент-Облако, д-р Кедр немного менял вечернее благословение.
— Давайте порадуемся за Джона Уилбура, — сказал он в тот вечер, обращаясь к темной спальне. — Джон нашел семью. Спокойной ночи, Джонни.
— Спокойной ночи, Джонни! Спокойной ночи, Джон Уилбур, — нестройным хором повторили за ним мальчики.
Сделав торжественную паузу, д-р Кедр прибавил свое обычное:
— Спокойной ночи, принцы Мэна, короли Новой Англии!
Перед сном при свете свечи Гомер немного почитал «Анатомию» Грея, это ему позволялось. В ту ночь некому было писать в постель, но отсутствовали какие-то еще привычные звуки. Гомер скоро понял какие: д-р Кедр распорядился перевести Фаззи Бука с его шумной аппаратурой в больницу. Его поместили в отдельную палату рядом с операционной, поближе к сестрам. Видно, ему с его хозяйством потребовался дополнительный уход.
Познакомившись с работой расширителя и кюретки, Гомер понял, на кого похож Фаззи Бук — точь-в-точь человеческий эмбрион, только говорящий, такая же прозрачная кожа, изогнутая серпом спина, потому-то он и выглядел таким уязвимым. Как будто находился в той стадии, когда плоду еще положено зреть во чреве матери. Д-р Кедр объяснил, что Фаззи родился недоношенным и легкие у него так никогда и не расправились. Что это значит, Гомер уразумел, разглядев несколько узнаваемых органов во время банальной операции — удаления продуктов зачатия.
— Ты меня слушаешь, Гомер? — спросил Уилбур Кедр, закончив операцию.
— Да, — ответил Гомер.
— Я не утверждаю, что это правильно, понимаешь? Я говорю только, что это ее решение. Женщина вправе распоряжаться своей судьбой.
— Точно, — кивнул Гомер.
В тот вечер он долго не мог уснуть, все время думал о Фаззи Буке. Спустился вниз и пошел в палату рядом с операционной, в ней никого не было. Он стоял, прислушиваясь к ночным звукам. По хрипам легких, шуму водяного колеса и вентилятора он всегда легко определял местопребывание Фаззи.
Тишина ударила его по барабанным перепонкам сильнее, чем стук упавшей на крышу змеи, Мелони тогда еще прикусила ему палец. Бедняжка Мелони, слушает «Джейн Эйр», как будто ей читают про ее собственную жизнь; в последние дни она только однажды прервала его чтение. Напомнила про обещание («Помнишь, ты обещал, что не уедешь, пока я здесь? Ты дал мне слово»).
— Где он? — спросил д-ра Кедра Гомер. — Где Фаззи?
Д-р Кедр сидел за пишущей машинкой в кабинете сестры Анджелы, в котором допоздна засиживался почти каждую ночь.
— Я думал, как лучше тебе сказать, — тихо произнес д-р Кедр.
— Вы говорите, что я ваш ученик, да? Тогда говорите мне все прямо. Вы мой учитель. Не надо ничего утаивать от меня.
— Точно, Гомер, не надо, — согласился д-р Кедр.
Как изменился этот мальчик! Время в приюте измеряется другими мерками. Как же он не заметил, что Гомеру уже пора бриться? Почему не научил его этому? «Раз уж я взвалил на себя эту ношу, я в ответе за все», — напомнил себе Кедр.
— У Фаззи были очень слабые легкие, Гомер, — сказал он. — Они так до конца и не расправились. Он не был защищен от дыхательных инфекций.
Гомер ничего не ответил. Он жалел, что Фаззи видел его фотографию. Он становился взрослым; в душе его шла работа, рождающая чувство ответственности. Фотография сильно разволновала Фаззи; конечно, ни Гомер, ни сам д-р Кедр не могли помочь его легким, но лучше бы он этой фотографии не видел.
— Что вы скажете малышам? — спросил Гомер.
Уилбур Кедр посмотрел на Гомера. Господи, как он любил это свое творение. Отцовская гордость мешала ему говорить. Любовь к Гомеру действовала на него, как эфир.
— А ты как думаешь, что им сказать? — ответил он на вопрос вопросом.
Гомер задумался, ему предстояло принять первое взрослое решение. В 193… году — ему немного не было шестнадцати лет. Он начал изучать медицину, когда сверстники учатся водить машину. Гомер водить еще не умел, а Уилбур Кедр так никогда и не научится.
— По-моему, — начал наконец Гомер, — малышам надо сказать то, что вы говорите всегда. Скажите, что Фаззи Бука усыновили.
Гомер менялся не по дням, а по часам. Д-р Кедр записал в «Краткой летописи»: «До чего я ненавижу отцовство! И те чувства, которые оно рождает. Они убивают объективность, перечеркивают правила честной игры. Меня огорчает, что я лишаю Гомера детства, что никогда в жизни он не был просто мальчишкой. А ведь многие сироты предпочли бы вот так лишиться детства, только бы избежать пустого, сиротского. Может, лишив его детства, я спасаю его от чего-то гораздо худшего? Черт бы побрал эти путаные ощущения отца! Родительская любовь, как облако, застит верную линию поведения». Написав эту строку, Уилбур Кедр вспомнил обманчивое облако, кокетливо обрамляющее фото дочери миссис Уиск — продукцию фотостудии начала века. И перешел к следующему абзацу, посвященному погоде и облакам (во внутренних районах Мэна погода всегда ужасна, облака в Сент-Облаке и проч.).
Взвесив совет Гомера, д-р Кедр решил ему последовать. Никакой лживой бахромы, украшающей это решение не было. И на другой день вечером он отправился в спальню мальчиков, намереваясь произнести вечернее благословение с довеском, предложенным его юным учеником. Но должно быть, из-за того, что предстояло сказать неправду, он сбился с привычной последовательности и начал не с Фаззи Бука, а с благословения.
— Спокойной ночи, принцы Мэна, короли Новой Англии, — обратился к темноте д-р Кедр; спохватившись, что говорит не то, охнул, да так громко, что один из малышей подпрыгнул на кровати.
— Что случилось? — воскликнул Лужок, которого рвало при каждой удобном и неудобном случае (но почему-то не вырвало при виде женщины, пожирающей кишки пони, хотя мутило сильно).
— Ничего страшного, — с чувством проговорил д-р Кедр, но вся спальня уже переполошилась.
В этой ожившей темноте ему предстояло сказать обычные слова о необычном.
— Давайте порадуемся за Фаззи Бука, — произнес он, нарушив порядок вечернего благословения.
В спальне воцарилась тишина, «слышно как муха пролетит», Гомер знал эту поговорку.
— Фаззи Бук нашел семью, — продолжал д-р Кедр. — Спокойной ночи, Фаззи.
Промах д-ра Кедра сгустил в спальне смутную тревогу, и Гомер сразу уловил ее.
— Спокойной ночи, Фаззи, — уверенно прозвучал его голос, и следом пискнуло еще несколько голосов.
Когда д-р Кедр закрыл за собой дверь, Гомеру вспомнилась еще одна поговорка: «тишина оглушала».
Первым тишину нарушил Лужок.
— Гомер, — позвал он.
— Да, — откликнулся Гомер.
— Кто мог взять Фаззи, а, Гомер?
— Правда, кто? — подхватил Уилбур Уолш.
— Тот, у кого есть дыхательный аппарат получше, чем у доктора Кедра, — ответил Гомер. — Его новая семья производит такие аппараты. Это их бизнес.
— Счастливчик Фаззи, — сказал кто-то. — Аппараты, семья, бизнес…
— Спокойной ночи, Фаззи, — прошептал Лужок, и Гомер с облегчением вздохнул — мальчишки поверили.
Гомер Бур, которому не было еще шестнадцати лет, ученик врача-акушера, ветеран бессонницы, спустился вниз к реке, в воды которой кануло столько артефактов Сент-Облака.
Шум реки успокаивал лучше, чем сонная тишина спальни. Гомер стоял на берегу в том месте, где еще недавно нависала веранда «барака пильщиков». С нее он смотрел, как коршун камнем упал с неба, и змея не достигла спасительного берега, а ведь плыла так быстро.
Если бы Уилбур Кедр увидел сейчас Гомера, он опять бы разволновался, слишком уж рано Гомер прощается с детством. Д-ру Кедру помогал засыпать эфир, а у Гомера лекарства от бессонницы не было.
