Я нащупал в кармане нож, достал, дрожащими руками сбил льдинку с предохранителя.
Когда до медведя оставалось тридцать метров, я выстрелил в него разрывной пулей. Попал в глаз.
Медведи как люди – падают вперед. Затылка не было. Черно-красные мозги медленно впитывались в снег.
Пот оседал инеем на моей трехдневной щетине.
Тридцать километров на лыжах я пробежал молча, даже ни о чем не думая.
Мне протянули стакан водки, и я выпил его залпом, жадно, как рассол с похмелья.
– Я убил медведя, – сказал я.
Меня отвели спать.
Я проспал сутки.
Пахло едой.
Из лап застреленного мной медведя приготовили пельмени. Они ароматно дымились в огромной деревянной плошке посередине стола.
Я попросил баранины.
Вертолет доставил меня в аэропорт.
Лады нет дома. А я думал, она ждет меня на завтрак.
Она уехала. Домработница сказала:
– Учительница ваша с ней. Вместе они.
Позвонил Ладе.
Лада хорошо водит. По-мужски. И ей нравится. Говорит, что это ее успокаивает. А то бы давно водителя взяла.
Она опять где-то бросила свою машину. Около какого-то очередного ночного клуба.
У меня было только одно условие – больше чем бокал вина за рулем не выпивать.
Видимо, выпила больше.
Они у толстого Ларчика. С Дашей.
Я сам за ней заехал. Лада не спустилась.
Повторял все эти идиотские звуки и учил тупые скороговорки.
Смеялся и дразнил ее.
Она краснела и иногда дерзила.
В понедельник Лада объявила, что у нее начинается пост. Она подарила домработнице книгу о вегетарианской диете.
Ее пост продлится до 22 апреля.
Это будет строгий пост. В нем не будет ни мучного, ни жареного, ни мясного, ни секса.
– Дорогая, ты с ума сошла? Полтора месяца без секса?
Да она сама столько не выдержит.
– Я бы на твоем месте тоже придерживалась бы поста.
– Мне кажется, я пока не готов.
– А зря.
– Лад, я понимаю – мясо. Что там еще? Мучное. Но при чем тут секс?
– Ну это же не я придумала.
– А мне-то что делать?
– Я тебе сказала.
– У тебя крыша поехала от пьянства.
– После этих слов я бы рекомендовала тебе бежать в церковь и ставить свечки. И знаешь что?
– Что?
– Будь добр относиться с уважением к тому, что я делаю.
Во вторник Лада продемонстрировала мне билет бизнес-класса Москва-Цюрих. На завтра.
– Я улетаю с Валькой в горы. На десять дней.
– Это потому, что на беременных и странствующих пост не распространяется?
У Лады было отличное настроение. Она хихикала, рассматривая свой сноубордический костюм.
– Это, кстати, тоже серьезный плюс. А поскольку забеременеть я не могу, то приходится путешествовать.
У меня никогда не будет детей. Диагноз – аспермия. Не лечится.
Соответственно у Лады никогда не будет детей.
И она никогда не сможет сослаться на беременность во время поста.
Я предупредил ее об этом до того, как сделал ей предложение.
– Это точно не лечится? – Она смотрела на меня с ужасом.
– Точно.
Она сказала, что ей надо подумать. Я согласился.
Она не звонила четыре дня.
Я решил, что никогда уже не увижу ее. Я не выпускал из рук телефон ни на минуту.
Она позвонила ночью, когда я уже спал. Телефон лежал рядом с подушкой.
– Я не поняла, ты вообще сделал мне предложение?
– Пока нет.
– Ах вот как! – И она повесила трубку.
Через полчаса я был у нее. И в моей машине было столько цветов, сколько могло в ней уместиться.
Лада сказала, что мы возьмем несколько букетов, а за остальными спустимся утром.
Утром Ладин сосед, сочувственно наблюдая, как мы таскаем цветы из машины, сочувствующе поинтересовался:
– Что, цветочная палатка прогорела?
Лада собирала вещи.
– Но через неделю – Восьмое марта! Ты хочешь уехать на Восьмое марта?
– А смысл мне оставаться? Ты все равно меня не поздравишь и весь день проведешь в банке.
– А если я обещаю тебя поздравить и вообще не ходить в банк?
– Поздно. На самом деле я думаю, что в душе ты мне благодарен. Я избавлю тебя от огромной головной боли под названием Восьмое марта.
– Спасибо, дорогая.
– Не за что, дорогой.
Сразу же после выборов займусь своей семейной жизнью.
– Да?
– Насть?
– О, привет! Как дела?
– Ничего. Сейчас ругалась с домработницей.
– А чего она?
– Да раздражает меня, носки один в другой засовывает! Я ей тысячу раз это говорила! Ужас!
– Во-во. А моя и чулки так складывает.
– Да эта тоже, блин!
– Ты чего сегодня будешь делать?
– Не знаю. У меня машина в сервисе. Надо забирать ехать.
– Лад, а чего ты водителя не заведешь? Я не представляю, как самой по сервисам ездить!
– Ну, я у Влада беру, когда надо.
– А выпивать? Ты же вечно ее бросаешь где-нибудь!
– Зато никто не знает, где я и с кем.
– Тоже правильно. Все-таки они все стучат.
– Ага.
– Тебе массажист не нужен? Клевый!
– Нужен.
– Он делает аюрведический массаж.
– Это как?
– Скраб сначала, потом массаж и растяжка.
– Как тайский?
– Ну, такое – все вместе.
– Мне надо стол купить.
– Ольга купила. За тринадцать тысяч. Он там с подогревом, весь электрический, какие-то валики, еще чего-то.
– Клево.
– Ага. Я возьму у нее адрес.
– Возьми.
– Ну, ладно, заберешь машину, звони, окей?
– Окей.
Я взял Дашу, и мы поехали к Толику на шашлык.
Зима наконец-то закончилась. От нее остались только грязные разводы на когда-то белоснежном фасаде Толикова дома. И утренние морозы.
Пили виски. Пить на улице хорошо тем, что можно выпить много.
И свежий воздух – полезно.
Пели караоке. Я спел всего одну песню – «Орел». Но с душой.
Даша не пела.
Она пила вино и болтала с девушками. Надеюсь, мне не придется нести ее на себе.
В машине начали целоваться. Наверняка утром буду жалеть.
Поднялись к Даше домой.
Она сварила отвратительные пельмени.
Я все их съел.
После длительного препирательства я лег спать в комнате ее подруги.
Когда я проснулся и открыл глаза, то сначала испугался.
Рядом с моей тяжелой гудящей головой лежало несколько розовых подушек-сердечек. На окне стояла нарядная кукла в золотой короне. Одеяло было с кружевами.
Гнетущая тишина давила на уши.
Я подумал, что я в раю. Может, я умер? И это ад? Хотя все указывало на то, что это скорее рай. Для девочек.
Тогда где они?
Открылась дверь, и появилась Даша.
Слава богу, я не умер.
Я искренне обрадовался Даше, и она это оценила.
Утренний секс – обычно лучшее, что случается за весь день. Если, конечно, это – хороший секс.
Но самый главный его плюс в том, что ты думаешь: если уж утро началось так прекрасно, то каков будет день! Обманчивое ожидание.
И сердце прыгает в груди, как мячик во время игры в пинг-понг.
Не вовремя приехала Дашина подруга. И сразу уехала.
На какое-то мгновение мне захотелось остаться в этой комнате навсегда.
Но я не мог. Этот рай был для девочек.
– Да?
– Привет, Валь.
– Привет, моя дорогая. А я как раз собиралась тебе звонить.
– Да?
– Помнишь, тот мужик, который тебе понравился в ресторане?
– Конечно, помню. Разве его можно забыть?
– Это Сашкин знакомый. Если хочешь, он может организовать совместный ужин. И ты как бы случайно появишься.
– Неплохо.
– Правда, Сашка сказал, что он – альфонс.
– Да? Ну тогда я ему точно понравлюсь.
– Ха-ха. Значит, договариваюсь?
– Давай. Только прямо на ближайшие дни, а то я потом в горы улечу.
– Может, вместе и улетите?
– Ха-ха.
– Ну ладно. Позвоню.
– Целую. Слушай, а ты его помнишь? Он ведь и вправду симпатичный?
– Да он офигительный!
– Ну, клево. А то я думаю, может, я просто много выпила?
– Нет-нет-нет. Он – супер!
– Ну ладно.
– И у него, кстати, все друзья клевые.
– Окей!
Если бы моя акула была просто ленивая, она бы не носилась по аквариуму как атомная подводная лодка. Значит, это не лень. Никакого другого объяснения тому, что эти несчастные разноцветные рыбешки еще живы, я найти не мог.
Зашел Димка.
– Слушай, у Зюганова в кабинете портрет Пушкина висит. А ты кого собираешься повесить?
– Мы – за развитой социализм. Мы…
– Брежнева, что ли?
– Брежневым у Ярослава все стены обвешаны и еще на потолке портрет.
– Да, я видел. С нимбом.
– Поэтому у меня будет Ленин.
– Патриотично. И без всякого намека на левый радикализм.
– Энди Уорхолла. У него есть два: один с голубой бородой, другой с красной. Как думаешь, какой лучше?
– С голубой как-то… Тоже, конечно, позиция. И электорат дополнительный подтянется…
– Да, но братву потеряем. Поэтому пусть Ленин будет с красной бородой.
– Аминь.
– Узнай, можно его купить?
– На последнем «Сотби» Уорхолл ушел за десять с половиной. Не помню, чей портрет.
– На правое дело денег не жалко.
– А может, Мэрилин Монро? Мне нравится.
