Кулагин был небрит, выглядел каким-то разобранным; впустив меня в квартиру, Коля вернулся на диван, с которого, судя по разворошенным подушкам и соскользнувшему на пол одеялу, он и поднялся, чтобы открыть дверь.
Оказывается, мой дорогой Кулагин был аскетом. Журнальный столик, два кресла, тумбочка с телевизором. Голые стены. Комната напоминала гостиничный номер.
Я вышел на кухню за пепельницей. Там царил идеальный порядок. Создавалось впечатление, что Кулагин питается исключительно диетической, обезжиренной пищей. Никаких запахов, чистота, на кухонном столике скромная вазочка с чуть увядшими яблоками. Мне почему-то стало невыразимо скучно.
– Что ты приехал? – слабым голосом спросил Кулагин, когда я вернулся в комнату и опустился в кресло. – Что-то себя неважно чувствую. – Руки его нервно теребили бахрому одеяла, глаза были красны. – Бессонница. И лихорадит.
– Просто ехал мимо, – сказал я и щелкнул зажигалкой. – Может, тебе нужны какие-то лекарства?
– Ничего мне не надо. – На лице Кулагина появилась легкая улыбка. – Разве что – по чуть-чуть. Ты как?
– За рулем, – выдал я дежурную фразу и поднялся.
– Куда? – Его тонкие брови поползли вверх.
– Схожу за бутылкой.
– У меня есть! В холодильнике. Там и закуска.
Я достал из практически пустого кулагинского холодильника бутылку водки, два помидора, огурец, кусок колбасы, из шкафчика над плитой – две маленькие стопочки.
– Ты вроде бы любишь запивать, – наблюдая, как я расставляю принесенное на журнальном столике, сказал Кулагин. – Там есть еще и «Спрайт». Не заметил?
Я принес пластиковую бутылку «Спрайта» и высокие стаканы, налил ему и себе. Садясь, Кулагин задел лежавший на диване пульт телевизора, и телевизор включился.
– Извини, – сказал он.
– Ничего. Пусть работает. – Я разлил водку по стопочкам.
Кулагин поднял свою стопку, подмигнул: мол, будь здоров и не кашляй!
Мы выпили. Водка была очень холодная и пилась как вода.
– Ты что-то не такой, – сказал Кулагин и взял с тарелки ломтик помидора.
– Все нормально, Коля, – сказал я. – Вот найду работу и…
– С работой сейчас не густо, геноссе. – Кулагин прожевал помидор, вытер губы тыльной стороной руки. – Есть пара вакансий в редакциях, но тебе все равно придется халтурить – платят мало. В фирменных агентствах платят хорошо, только туда сразу не устроишься. Надо искать концы. Да ты и не любишь доказывать, что лучше других. Для тебя это уже ясно, но этого мало. Пока могу отправить в какую-нибудь горячую точку. Их сейчас тьма. Хочешь? Сделаешь хороший репортаж, с тобой сразу рассчитаются…
– Пяток дней назад ты говорил совершенно противоположное. – Я налил по второй. – А впрочем, мне как раз не хватает горячей точки. Куда? И на сколько?
– Мог бы вот с ним поехать. – Кулагин указал пультом на экран телевизора. – Он, говорят, порядочное говно, но работа есть работа.
Я перевел взгляд на экран: шел репортаж из аэропорта, мой милый Бай стоял у трапа самолета и давал интервью.
– Сделай звук! – попросил я.
– Ты что, не знаешь, что он может сказать? – Кулагин взял свой стаканчик и поднес к губам. – Пиздобол, каких мало!
– Звук!
Кулагин нажал кнопку на пульте, и комната наполнилась байским голосом. Я сразу отметил: что митинг, что интервью – те же самые интонации, та же самая истовая, предельная убежденность в собственной правоте и непогрешимости.
– Главное – взвешенная, спокойная позиция, – говорил Бай. – Есть силы, стремящиеся дестабилизировать обстановку. Мы им противопоставим…
Кулагин начал регулировать яркость и случайно переключил канал.
Вместо моего дорогого Бая появилась эстрадная сцена, на которой, широко расставив ноги в ажурных черных чулках, тряся пережженными осветлителем волосами, какая-то блядовитая кошелка хрипела о злой девичьей доле.
– Я хотел послушать, что он скажет! – повернулся я к Кулагину. Тот допивал водку, глазами показывал мне на мою стопочку – давай, мол.
– В газете прочитаешь! – Кулагин поставил стопку на место и выдохнул. – Я знал этого голубчика. Когда работал в НИИ. Он был первым секретарем райкома ВЛКСМ. Редкая дрянь. Его отец, кстати, когда-то был начальником твоего отца. Не знал?
Я выпил, поставил стопку на стол.
– Его отец был железнодорожником. То есть не в том смысле «был», он и сейчас жив. Я его видел на прошлой неделе.
Кулагин пожал плечами.
– Не знаю. Может, он и был железнодорожником, но звание у него было генерал МГБ. Ладно, хер с ними, с Байбиковыми! – Кулагин взял кусок колбасы, начал перемалывать ее своими костистыми челюстями. – Ну, так ты готов?
– К чему? – спросил я.
– К работе. С ним. Позвони, но считай – работа уже твоя! Спрайтику, спрайтику! И поешь! Поешь, геноссе!
А ведь когда-то я был с ним не разлей вода! В яслях ползали бок о бок в сетчатом садке, бегали друг за другом во дворе детского сада, сидели за одной партой с первого до десятого.
Тенью он ходил со мной на свидания с Лизой.
– Этой мой друг, – говорил я ей. – Можно он с нами пойдет в кино?
Она кивала, брала меня за руку. Бай шел следом. Идти следом – такое не забывается. За такое можно не только напеть милиции, можно уделать и самому. В благоприятный момент.
Теперь вместо Лизы была Татьяна.
В подъезде отцовского дома было тихо и прохладно. Я поднялся по лестнице, останавливаясь возле каждого выходившего во двор окна. Гранитные плиты казались ровными, без трещин, но подоконник того окна, о котором мне говорила Татьяна, имел глубокую трещину у самого левого края.
Моя рука легла на нее. Я, словно минер, пытающийся почувствовать ход часового механизма, закрыл глаза. Считаные мгновения до взрыва.
Другой рукой я вынул из кармашка кофра ключи от квартиры отца, выбрал длинный и тонкий ключ от главного, секретного замка, вставил ключ в трещину. Руки работали как бы отдельно от меня, и вскоре из трещины, после слежавшегося мусора, с самого дна, появились два плотных рулончика бумаги.
Ключи, упав на подоконник, звякнули.
Хотя я разгладил эти рулончики только в квартире отца, уже там, на лестнице, я знал, что это такое: то были половинки обертки шоколада «Аленка».
Значит, все так и было! Значит, у этого окна каждый день она, влюбленная тринадцатилетняя дура, ждала, когда Бай вернется домой!
Я даже услышал его раскатистый басок:
– Кого мы так ждем? А? Кого? Зайдешь в гости? Напою чаем. Ну? Не бойся!
– Вы сегодня рано, – пролепетала она.
Он взял ее за плечо, повел к двери своей квартиры.
– Я знал, что ты меня ждешь. Спешил. Отложил все дела.
– Правда?
– Конечно! Конечно, правда. Ты что, не веришь мне?
– Верю!
Дверь квартиры захлопнулась сразу, как только они вошли.
Мышка попалась.
Байбиков запер дверь на ключ, повернулся к ней:
– Ты такая красивая девочка! Самая красивая! Ты скучала без меня?
– Да…
– Я был в командировке. Знаешь, что это такое?
– Конечно!
– А что ты еще знаешь? – Он засмеялся, подвел ее к большому зеркалу, снял с волос Тани резинку и дал им свободно упасть на испуганно приподнятые плечи. – Ты уже большая девочка. Большая, да? И многое знаешь. – Он взял ее за подбородок. – И умеешь. Например, ты умеешь молчать?
– О чем мне надо молчать? – закрывая глаза, спросила она.
Чем пахла Таня? Тем же, что и Лиза? Вдруг – теми же барбарисками? Бай должен помнить ее запах. Надо только будет схватить его за грудки, как следует встряхнуть. Если забыл, тут же вспомнит. Вспомнит как миленький!
А потом он ей и дал шоколадку, но прежде немного подавил на психику, пообрабатывал в прихожей, когда она, опухшая от слез, несколько раз безуспешно пыталась открыть дверь.
– Тебе же все равно никто не поверит! – говорил он так, словно у себя на бюро увещевал проштрафившегося комсомолиста. – Тебя же и накажут, дурочка! Танечка! Ну не сердись на своего вечного воздыхателя! Я же твой вечный воздыхатель!
Сквозь слезы она улыбнулась:
– Правда?
– Конечно!
В квартире отца, сидя за столом в большой комнате, ключами я разгладил половинки обертки, а разгладив, сложил. Совпадением это быть не могло. Идиотская девочка в платочке, с налитыми диатезными щечками, смотрела на меня и чуть в сторону.
Я был готов его убить!
Не вставая с места, я придвинул к себе кофр, достал из него оставленный Татьяной конверт, вытряхнул содержимое на стол.
Фотографии Бая соблазнительно легли так, чтобы мне было удобно их получше рассмотреть. Я выбрал одну – ту, на которой господин Байбиков, находясь в центре кадра, весь умудренность и опыт, отвечал на вопросы журналистов.
«Да, – подумал я. – Это будет интересная работа!»
Похлопывая фотографией по краю стола, я набрал номер Кулагина.
– Привет, – сказал я. – Слушай, мне прямо не терпится приступить. Ты не можешь дать его телефон? Или телефон его секретаря?
