Амариллис обхватила мое лицо ладонями и поцеловала меня.
– На самом деле это даже лестно. Для тебя было так важно не сплоховать, что ты переволновался. Но ничего страшного. Не получилось сейчас – получится в другой раз, так что прекрати терзаться и давай просто отдохнем вместе.
В который раз я почувствовал себя юнцом, внимающим опытной наставнице. Амариллис склонила голову мне на грудь и крепко сжала меня в объятиях, и всех моих забот как не бывало.
– Так хорошо?
– Чудесно, Амариллис.
– Вот и давай полежим так немножко. Рассказать тебе сказку?
– Да-да, расскажи мне сказку. Амариллис.
– Я расскажу тебе одну очень смешную сказку. Ее сложили там, откуда ты родом. Ты читал «Дядюшку Римуса»?
– Да. Какую сказку?
– Про Братца Кролика, Братца Лиса и Смоляное Чучелко. Тебе она нравится?
– Одна из моих любимых. Интересно, а ты ее откуда знаешь?
– Мне ее как-то читали вслух.
– Здесь, в Англии?
– Да. Ну что, рассказывать?
– Давай, – сказал я. И стал слушать, прижавшись лицом к ее груди и вбирая каждое движение голоса.
– Итак, – начала она, – как ты, должно быть, помнишь, Братец Кролик долго водил Братца Лиса за нос и каждый раз выходил сухим из воды. Но в конце концов Братец Лис придумал-таки, как ему перехитрить Братца Кролика… – Тут она перешла на негритянский диалект и продолжала как по писаному: – »Вот вскоре после этого пошел Братец Лис гулять, набрал смолы и слепил из нее человечка – Смоляное Чучелко…»
И досказала все до конца без запинки, вплоть до победного Кроликова возгласа: «Терновый куст – мой дом родной, Братец Лис! Терновый куст – мой дом родной!» И каждое слово произнесла точно так же, как я, когда в последний раз читал эту сказку вслух.
– Здорово! – похвалил я. – Где ты научилась такому выговору?
– Просто повторяю так, как мне читали. Ты что, уже засыпаешь?
– Немножко.
– Может, тогда вздремнем, а ты устроишь зазор? Забросишь нас на эту темную дорогу, только чуть подальше «Сосен»?
– К сувенирной лавке?
– Питер…
– Что?
– Всякие плохие места, которые остались в прошлом… Если в них не возвращаться, как ты думаешь, они придут к тебе сами?
– Наверно. А что, с тобой такое бывало?
– Пока нет, но, боюсь, вот-вот случится.
– А место очень плохое?
– Очень. Потому-то я и хочу в ту сувенирную лавочку. Там было так хорошо, так уютно.
– Хочешь собраться с силами?
– Да, именно. Знаешь, хорошие места из детства – это как доброе волшебство. Там и вправду становишься сильнее… А что, для тебя эта сувенирная лавочка – опасное место? Или просто наводит грусть?
– Да, скорее уж так. Ничего опасного. Если там ты сможешь набраться сил – что ж, давай туда и отправимся.
Амариллис обняла меня:
– Ты настоящий друг, Питер! У меня никогда не было настоящего друга.
– Теперь есть, Амариллис, – заверил я и поцеловал ее. – Ну что, вперед?
– Погоди. Ручка и бумага есть?
Я дал ей бумагу и ручку.
– Меня зовут Амариллис Файф, – сказала она, записывая. – Я живу на Бофорт-стрит. Вот мой адрес. Вот телефон. На этот раз можно лечь вместе.
– Ты сама устроишь зазор? Или мне начать?
– Лучше ты, мне так спокойнее.
Пока мы укладывались, у меня и в мыслях не было ничего, кроме предстоящего зазора. Но, обретя ее адрес, телефон и фамилию, я неожиданно воодушевился, все сложилось один к одному, и любовь из зазора переметнулась в реальность, так что сон сморил нас не сразу.
И снова мы очутились на темной дороге. Где-то позади остался мотель «Сосны», впереди ждала сувенирная лавка. Воздух трепетал, как живой, овевая лицо прохладой; я дышал глубоко, всей грудью вбирая сосновую свежесть. Полная луна плыла по небу, белая и безмятежная, как богиня, увенчанная жемчужным облаком.
– Вокруг нас – сфера ночи, – сказала Амариллис, – со всеми оттенками тьмы, а мы – внутри. И тот лесной дух, может быть, шагает с нами в ногу среди сосен.
Голос ее был темен, как ночь. Уханье совы, стрекотание сверчков – я чувствовал эти звуки почти что на вкус. И дорога под ногами отдавалась барабанной дробью.
Амариллис положила мою руку себе на талию и прижалась ко мне.
– Наш первый раз в реальной жизни… – проговорила она. – Не хуже было, чем в зазорах?
– Еще лучше, – заверил я и поцеловал ее. – О таком мне и в зазорах не мечталось.
– Я всегда в себе сомневаюсь, Питер. То, что у нас было… Это по-другому было, чем с другими женщинами?
– Да, совсем по-другому. Ты не похожа ни на кого из тех, кого я знал раньше, и я сам стал другим с тех пор, как встретил тебя.
– Другим – это как?
Я задумался, подбирая слово.
– Теперь я живу как будто поперек всего привычного.
– Ну, я тоже всегда поперек всего жила, но это еще не все. Бывало и другое. Надеюсь, теперь я тоже совсем другая.
Вдруг я услышал наши слова точно со стороны и занервничал: такое люди говорят за секунду до того, как их самолет врежется в гору. Я стиснул Амариллис в объятиях и снова поцеловал ее, а потом отстранился и прочел надпись на ее футболке:
«С тяжелым сердцем мы послали им вдогонку троекратное «ура» и вслепую, точно судьба, пустились в пустынную Атлантику».
Герман Мелвилл. «Моби Дик»[115]
– Что там? – спросила Амариллис.
Я сказал ей.
– Это что – из ящика «Опасения и сомнения»? – Она глядела мне прямо в лицо.
– Ты на этой дороге не единственная, кто в себе сомневается.
– Ты боишься?
– Да.
– Чего?
– Потерять тебя.
– Каким это образом, интересно, ты можешь меня потерять?
– Не знаю. По-моему, я боюсь тебя потерять только потому, что не потерять тебя – для меня самое важное на свете.
– А по-моему, невелика была бы потеря.
– Ты сама не понимаешь, чтó ты для меня значишь, Амариллис!
– А чтó я для тебя значу?
Свет вспыхнул в отдалении – желто-розово-оранжевый, как японский фонарик. Я его сюда не звал; усилием воли я попытался убрать его, но он все приближался.
– Амариллис, – сказал я. – Я знаю, что ты о себе не слишком высокого мнения; я и сам не слишком высокого мнения о себе. Но если мы с тобой, при всех наших недостатках, будем друг другу верны…
Амариллис вдруг задохнулась, будто ее ударили в живот.
– Питер! – воскликнула она. – Ты знаешь, что я люблю тебя. Но раз уж наступил момент истины, я должна сказать, что единственное, чего мне не удавалось никогда, – это хранить верность.
– Мне тоже, но раз уж у нас с тобой все оказалось по-иному, чем с другими, может, и в этом отношении все выйдет иначе.
Амариллис вцепилась мне в руку.
– Помнишь, Питер, – прошептала она, – там, в отеле «Медный», ты сказал, что мы будем вместе отныне и докуда бы то ни было.
– Помню.
– А как ты думаешь, это будет докуда?
– Да выбрось ты из головы все эти «докуда», Амариллис! Мы с тобой будем вместе отныне и всегда, до бесконечности, – успел проговорить я, прежде чем Финнис-Омисский автобус навис у нас над головами, – но в сувенирную лавку мы сегодня, кажется, не попадем.
Амариллис уставилась на автобус, не веря своим глазам. Лицо ее исказилось от гнева; такой рассерженной я ее еще никогда не видел.
– Это же твой зазор, Питер! Ты должен был меня охранять! А теперь нам обоим крышка.
– Я не нарочно, – сказал я. – Да и вообще, это же не конец света! Последняя поездка на этом автобусе, если ты помнишь, закончилась приятным вечером в отеле «Медный».
– Ты не понимаешь. Это совсем другое дело… теперь все очень серьезно… На этот раз мы ведь не дожидались его на остановке. Он сам меня выследил, а тебе не достало силы его отогнать. – Амариллис покачала головой и вздохнула. – Ну да ладно, это не твоя вина… рано или поздно он бы все равно до меня добрался.
– Он за мной, – возразил я, – а не за тобой.
И попытался оттащить Амариллис от автобуса. Но мы уже были внутри, и она поднималась по лестнице. Я оглянулся на двери – дверей не было.
– Это всего лишь бумага, – заявил я и пнул изо всех сил.
Бумага прогнулась, как резина, но не прорвалась.
– Как же так? – изумился я. – Это ведь мой зазор, а я ничего не могу с ним поделать!
Амариллис обернулась и взглянула на меня сверху вниз.
– Это больше не твой зазор, – сказала она. – Это что-то такое, что таилось в нас обоих, дожидаясь удобного случая. Когда ты забросил нас на эту дорогу, оно вырвалось на волю и настигло нас. А все из-за того, что мне захотелось в эту треклятую сувенирную лавку!
Мы все карабкались и карабкались вверх по лестнице, и вдруг она кончилась. Ряды пустых сидений тянулись вдоль стенок автобуса. Окон не было – куда мы едем, не понять. Мы сели и тут же почувствовали, как смыкается вокруг нас западня зазора. Автобус рванул, набирая ход; пламя свечей в бамбуковой люстре всколыхнулось, тени заплясали на стенах.
– А в прошлый раз тоже окон не было?
