Малыши, которым сказали, что они никуда не поедут, взбунтовались, пообещали сбежать в лес и там дожидаться возвращения мужчин.
Мужчины не собирались связывать себя обещаниями возвращения. Но прежде чем отъехать, следовало что-то сделать, чтобы отпугнуть детей от леса. И вот собрали всех мальчиков, как возвращающихся с Мароной на женский берег, так и тех, которых Хорса брал с собой, и приставили к ним вооруженных охотников. До лесного лагеря путь неблизкий, все в тот день устали, выдохлись, а мальчиков было много. Такое слово — «много» — используют летописи. Чтобы выйти к вечеру на берег, предстояло поднажать. Мальчики узнали место в лесу, раздались радостные возгласы, но тут же смолкли. В самой середине поляны разлеглось семейство больших хищных кошек. Детей доставили туда, чтобы они полюбовались на этих убийц. Увидев их, дети замерли от ужаса. Куда девались свиньи, которые за пару дней до этого украли двух мальчиков? Большая свинья лежала поперек ручья, поблескивая клыками и зубами. Она запрудила ручей, расплескивающийся лужами по обе стороны от нее. Для кошек свинья была великовата, не взять им ее. Что за животные могли спугнуть стадо быстрых, сильных свиней? Возможно, стая собак.
Дети молча смотрели на свой потерянный рай, некоторые заплакали. Оставаться там было опасно, даже и с охотниками. Марона с младшими мальчиками отправилась на женский берег. Мальчиков отбирали произвольно, по росту и размеру. Ребятишки побольше — звучит так, как будто их было около десяти, — в сопровождении молодых охотников отправились обратно к мужчинам. Перевалило за полдень. Засветло не вернуться. Команда мальчиков вышла на берег. Сколько? — «Немало». Они остановились на отдых на плоском пляже, ночь провели голодными, все время испуганно озираясь, а незнакомые волны грохотали рядом, отступая все дальше вместе с отливом.
Так завершился день, в который Марона и Хорса «примирились». И женщины вернулись к своей размеренной жизни. Хроника сообщает об их беспокойстве за судьбу Хорсы, о неопределенности его планов, а больше всего — об ушедших с ним детях.
Детям, которых Хорса взял с собой, сообщили правила поведения: их следовало запомнить и неукоснительно выполнять. За нарушения обещали наказывать. Мальчиков пытались приучить к послушанию. Если Хорса и раскаивался в том, что взял с собой детей, он в этом так и не признался.
Первый же день показал, что Хорса не имел представления о том, за что брался.
Представьте себе возбуждение детей, каждый со своим плотом, лодкой из тростника или даже из древесного ствола, только что отваливших от берега в самом начале путешествия. Одурев от радости, мальчики бешено гребли палками и связками палок, иногда просто ладонями, ничего перед собой не видя, путаясь на пути взрослых, попадая под более крупные суда, падая в воду. За ними прыгали, вытаскивали. Все они, разумеется, отлично плавали, никто не боялся, что они утонут, но из-за них продвижение «флота» Хорсы невероятно замедлилось. Дети требовали непозволительно много внимания. К концу первого дня стало ясно: чтобы сохранить хоть какую-то надежду на успех экспедиции, следует избавиться от этой обузы. Чтобы войти во «флот», надо сначала вырасти. Означало ли это достижение половой зрелости? Или возраст? Во всяком случае, это означало толпу мрачных мальчиков, плачущих, жалующихся на несправедливость.
Но Хорса остался неумолим. Младшие мальчики были списаны на берег под охраной молодых охотников и следопытов и составили сухопутную часть экспедиции Хорсы, в задачу которой входило следовать по берегу параллельным курсом. Вечерами они должны были воссоединяться для пира и ночлега. Да, слишком много хитросплетений подготовила жизнь Хорсе, проявившему себя этим «эдиктом» как вождь, ожидающий, что трудности сами собой рассосутся.
Береговая линия оказалась изрезанной заливчиками, в море впадали ручьи и речки, иные весьма немалого стока. Болота и солончаки, скальные россыпи и заросли — даже при поддержке парней постарше путь для мальчиков оказался весьма нелегким. Встречались и дикие звери. Всех мальчиков вооружили. Каким оружием? Упоминаются ножи из раковин и заостренной кости, пращи, луки и стрелы. Мальчики оказались вполне способны к самозащите. Но очень скоро они утомились, принялись ныть и капризничать, плакать и жаловаться. Пожаловались и сопровождавшие их, порядок смягчили. Чтобы следовать параллельно флоту, береговая партия не обходила препятствия, углубляясь в прибрежный ландшафт, а преодолевала болота и заросли, заставляя основные силы болтаться у берега в ожидании, выслушивая стоны и жалобы с берега. Все эти стенания, слезы да хлопоты породили сардонические песни того времени, повествующие о том, как бравые воины, оставив свое ремесло и приключения, превратились в нянек, принялись подтирать сопливые носы желторотой малышне.
Хорса, должно быть, проклинал день, в который принял решение взять с собой малышей, но ничем своих эмоций не выразил.
Пока экспедиция не ушла слишком далеко, от нее откололось еще несколько женщин, вернулось на женский берег, и каждая из них брала с собой мальчиков для защиты от зверей. Хотя вполне можно предположить, что Хорса рад был любой возможности избавиться от пацанов под любым предлогом. На женском берегу население росло, увеличилась скученность, уменьшился комфорт.
Возвратившиеся женщины рассказывали, что путешествовать с Хорсой — невелика радость, не в последнюю очередь из-за недостатка в женщинах. В первый раз за все время упоминаются устойчивые пары. Хорсе это не нравилось, ибо вызывало зависть и ссоры, даже драки.
— Ох, и тиран этот Хорса! — жаловались возвратившиеся.
Хорса… личность вождя… Кто он такой? Прежде всего, он, Хорса, покончил с соперничеством мужских групп, подчинил их все себе, повел за собой. «Лес стал безопасным, — говорят женские хроники, — мы теперь можем повсюду следовать безопасно, объединившись в группы».
Это, несомненно, лучшее в Хорсе — блестящий командир, подчиниться которому готов каждый. Он организовал жизнь в лесу, держал детей в безопасности на деревьях, выбирал охотников и следопытов, разработал распорядок жизни лагеря, обеспечивал бесперебойное обеспечение костров, питания, уборки строений. Хищники держались на почтительном удалении от лагеря. Но в то же время именно на Хорсе лежит ответственность за постигшую экспедицию катастрофу. Две разных личности? Имена в те давние времена давались по качествам. Марона — как будто всегда имя предводительницы женщин. Хорса обладал талантом дипломата и чутьем, необходимыми командующему таким количеством людей. (И опять: каким — таким?) Но в руководстве экспедицией Хорса проявил некомпетентность; женщины обвиняли его в глупости, упрямстве, неосторожности. И, как кажется, вполне справедливо.
Долгое время — как раз период беременности — путешествие проходило сравнительно гладко, спокойно, в благоприятных условиях. Долбленки и камышовки, лодки и плоты подвигались вдоль пляжей; мужчины наблюдали за мальчиками, высаживались на берег для приема пищи и на ночлег. Путешествие не приносило особенных сюрпризов, сложностей, неприятностей.
Затем случилось неизбежное. Хорса должен был бы предвидеть, что в море случаются штормы. Итак, разразилась буря, а когда ветер и волны стихли, флот его превратился в раскиданные по берегу обломки. Восстановить их особого труда не составило, через некоторое время мужчины воссоздали несколько суденышек, но Хорса не поспешил дальше. Его люди остались на берегу: жгли костры, охотились в лесах, жарили мясо, собирали фрукты и съедобные травы… Ждали. Чего? Экспедиция не удалась, а разбитые плоты и лодки — лишь завершающий штрих в общей картине.
Слишком много хлопот причиняли пацаны, которых нельзя сравнивать с нашими детьми того же возраста. Десяти, одиннадцати, двенадцати лет, в мужское тело еще не вышли, однако могут пользоваться «взрослым» оружием, охотиться вместе с охотниками, идти по следу со следопытами. Мальчики, однако, сохраняли такие знакомые всем свойства, как плаксивость, почти женскую вздорность, вечное всем недовольство. Каждодневные тяготы истирали их неустоявшиеся характеры. К физическому изнурению добавлялось сознание неполноценности, привязанность к берегу. Ребятишки ожидали ярких попугайских красок приключения, а получили серое воронье уныние нижней ступеньки субординации. Самым младшим было по семь-восемь лет, их взяли за хорошее физическое развитие. Они частенько тосковали по теплой уютной мамочке или хотя бы по ласковому женскому слову, уходу. Почти с самого начала Хорса осознал, что дети станут обузой. Но теперь они ушли так далеко… очень далеко от своего лесного дома, еще дальше от женского берега.
Хорса вознамерился отправить детей обратно под охраной молодых людей, но те наотрез отказались следить за этими безобразными неуправляемыми существами, да еще такое длительное время. Это единственный описанный в хрониках случай, когда кто-то осмелился возражать Хорсе. Что же ему оставалось: смириться с поражением и вернуться домой?
