Ознакомительная версия.
В историю страны он вошел как коммунист-донкихот. Посидев в тюрьме, как все борцы за свободу, Джоши основал Коммунистическую партию Индии в 1935 году и стал ее генеральным секретарем. Тогда в партии было 500 членов, в 41-м году – 5000, а когда его выгнали из партии – уже 90 000 членов.
Смещение Джоши опять-таки было связано с «рукой Москвы». Он поддерживал Неру и Ганди, но в начале холодной войны Сталин назвал Неру лакеем британского империализма и потребовал, чтобы Компартия Индии нападала на империалистов и их индийских агентов.
Война между генеральной линией Сталина и генеральной линией Джоши дошла до того, что в 1948 году Джоши угрожали расправой, и он руководил партией скрываясь. Под давлением Москвы на политсовете партии было принято заявление о том, что отвоеванная независимость была предательством коммунистических идеалов, а Джавахарлал Неру – «бегущая собака империализма».
Москва благословила нового генсека Компартии Индии, а Джоши был отстранен и оклеветан за то, что не хотел сталинского социализма. Благодаря ему и таким, как он, Индия избежала войны с частной собственностью, репрессий, однопартийной системы и навязанного атеизма. Джоши был честным коммунистом и врагом жизни в роскоши, но социалистический эксперимент в России приводил его в ужас. Сегодня партия, созданная Джоши, работает в парламенте вместе с партией, созданной Неру, именно в направлении, заложенном Джоши.
Удивительно устроен мир. Примерно в то время, когда Джоши отстранили от руководства партией, моего отца, преподавателя марксистской философии в военных академиях Москвы, вызвали наверх и приказали в течение 6 часов покинуть столицу. Для преподавания философии ему на выбор предложили несколько городов. Это было связано с арестами и чисткой преподавателей кафедры философии МГУ и общей перетряской идеологических преподавательских кадров.
В это же время мой двоюродный дед стал кандидатом в президенты Израиля именно от Коммунистической партии Израиля. А его зять – мой английский дядя Рональд, бывший офицер британской разведки, вышел из Компартии Великобритании, поняв, что ее финансирование и руководство осуществляются из Москвы. И вступил в партию лейбористов. Ясное дело, что при этом у Компартий СССР, Индии, Израиля и Великобритании общим было только название.
В финале вечера Ранжана подошла ко мне и мягко посоветовала больше не ездить по городу в майке с открытыми плечами и заколоть волосы, чтобы не было неприятностей.
– Никаких обтягивающих джинсов и распущенных волос. Это неуважительно, – инструктировал меня дома Шумит. – Все постройки, особенно религиозные, надо обходить с левой стороны. Если наливают чай, жди, пока пригласят сесть. Уходя, надо допить чай. Если сидишь, смотри, чтобы ноги не были направлены на старшего или духовное лицо. Книги нельзя класть на пол и рядом с ногами. Это неуважение к знанию...
Казалось, что я все запомнила, но в первый же день от недосыпа и загруженности забыла даже собрать волосы.
Возле гостиницы мой мобильный снова умер. Он то просыпался, то засыпал... то посылал обгрызенные пополам эсэмэски. Обгрызенные не только по тексту – сам конвертик полученного сообщения на экране был надкусан, как кусок сыра. Нигде в мире мобильная связь надо мной так не глумилась!
В гостинице снова улыбались медлительные молодые парни на рецепшене. На вопрос о телефоне-автомате показали пальцем на двор.
– Мой папа был сноб и не любил индусов, плохо владеющих английским, – говорит Шумит.
– Представляю, как бы он любил меня, послушав мой английский... – предполагаю я.
– Когда я прилетел в Россию учиться, у меня был огромный чемодан. Я никогда не оказывался так далеко от дома и от суеты прямо в аэропорту потерял паспорт.
– И что?
– Я обратился к первому попавшемуся служителю аэропорта, и он на безупречном английском успокоил меня, отвел в справочную, я немного подождал, и паспорт вернули. Кто-то заботливо подобрал его и принес! Я сразу полюбил за это русских!
– То есть, прилетев в Россию, ты не знал ни слова по-русски?
– Конечно, мы все так приезжаем учиться и за год должны освоить язык, чтобы слушать лекции.
– Как это вам удается?
– У нас просто нет другого выхода...
* * *
Во дворе гостиницы стояла стеклянно-картонная хибара со всеми признаками однодневки, которую построили после Второй мировой, а потом забыли, что она одноразовая. Хибара вмещала в себя кабинку с телефоном и комнату с двумя компьютерами. Хозяйничал там мальчишка лет двенадцати в белой рубашке.
Он услужливо распахнул дверь кабинки с креслом моего возраста, в центре которого задницы со всего мира протерли дырку до дерева. От модели телефона и остального интерьера застонал бы режиссер, ориентированный на поиск съемочной натуры послевоенных лет. Все цифры под диском были вытерты пальцами, а сам кругляш местами надорван и надгрызен.
Мне удалось набрать по этому антиквариату дом и услышать голос одного из сыновей. Только я погрузилась в описание шелестящей пальмами душной ночи, все потухло... включая телефонную связь. Если бы до этого свет не гас на открытии конференции, я сошла бы с ума от страха, несмотря на то что была за забором рядом с гостиницей.
Мальчишка чем-то шуршал, скрипел и что-то вежливо говорил, видимо, на хинди, но его не было видно. Я на ощупь вылезла из кабинки, пошла на звуки шуршания и говорения, ясное дело, он тоже пошел. Через некоторое время мы столкнулись, что-то упало, покатилось, потом нашлось, загорелось и оказалось свечкой в его руках.
Я спросила, сколько должна, по-английски. Он что-то ответил, видимо, на хинди, видимо, не по теме. Я повторила вопрос по слогам. Он начал предлагать мне воды, поднося свечку к бутылке воды. Я уже понимала, что он пытается таким образом утешить меня и принести извинения за плохую работу индийского эклектического начальства.
Я не без борьбы забрала свечку и осветила рупии, чтобы он въехал в тему. Мальчишка радостно закивал и потащил к себе сразу всю пачку. На всю пачку рупий данный салон связи можно было купить целиком. Я забрала пачку, вытащила одну бумажку, разглядеть достоинство которой в темноте было нереально, и протянула.
Он схватил бумажку и наклонился, коснувшись моих туфель. Слава богу, что Шумит объяснил мне, что это выражение наивысшего уважения, а то я совсем не поняла бы, что делать дальше.
Пока добиралась до номера, свет включили. Покрывало на постели пузырилось и взлетало от пропеллера на потолке, за окном в свете прожекторов люди в белых одеждах снова повторяли странные фигуры своего танца... сил осталось только на то, чтобы почистить зубы, полоща рот и щетку водой из бутылки.
Из постели я пощелкала пультом телевизора, выяснив, что в нем штук сто программ, в которых уйма докладывающих, спорящих, поющих, плачущих и отгадывающих слова индийцев в чалмах и сари. Тем более что интуиция подсказывала, что скоро за окном снова запоют. И, надо сказать, не подвела...
Лежа без сна, я снова думала о сати. Индийской вдове было запрещено второе замужество, даже если она овдовела маленькой девочкой, поскольку причиной смерти мужа считались ее грехи в прошлых воплощениях. Вдову выключали из жизни общества, лишали украшений, права наряжаться, есть мясо, некоторые виды овощей и соль. Ее заставляли спать на голой земле и каждые две недели совершать однодневное голодание и не пить воду.
Одним словом, смерть на костре выглядела привлекательней, тем более что обещала более комфортное воплощение. Были даже времена, когда жены спорили между собой, которая больше достойна быть сожженной. А брахманы, как грамотные деятели религиозного бизнеса, в этой ситуации старались повлиять на мужа, выбирая ту, украшения которой были мощнее, поскольку потом забирали их себе, выгребая из угольков и пепла.
Приняв решение о самосожжении, вдова садилась с веткой манго в руках возле тела мужа. Потом мылась в бане, надевала новое платье и давала выкрасить себе ноги хной. Созывали народ и испытывали ее огнем, женщина прилюдно держала палец на свече или клала руку на угли.
Если огонь не пугал ее, начинали готовиться к сати, перед которым давали дурманящий отвар трав. Отвар давали не везде, во многих случаях его заменяла атмосфера стресса, голодной молитвы и нагнетаемой экзальтации.
Из-за того, что в последнюю минуту жертва частенько пугалась и взбунтовывалась, обряд был обставлен так, чтобы для этого не было щелочки. Драматургия церемонии зависела от местных обычаев, статуса и состоятельности вдовы.
Например, в Бенгалии, на родине Шумита, постящаяся вдова шла за повозкой с разлагающимся на жаре трупом мужа иногда несколько недель, пока процессия не добиралась до Ганга. В других провинциях ее несли на носилках за трупом мужа под музыку. Некоторые вдовы совершали этот путь танцуя...
Перед тем как отдаться огню, несчастная сыпала из подола сари жареный рис и раковины, которым от соприкосновения с ней приписывались целебные свойства. Иногда вдовы впадали в транс и становились ясновидящими.
Ознакомительная версия.
