Тогда джип, стоящий за мной, заедет на тротуар и только так сможет объехать меня. Поравнявшись со мной, нетерпеливый водитель джипа просигналит мне еще раз, рявкнет мне что-то не очень приятное, но ничего этого я не услышу. Я словно оставлю эту машину, эту жизнь и буду бежать. Далеко-далеко.
Я буду далеко. Там, где с сыном гоняю мяч. Там, где дочка сидит у меня на коленях, щекочет мое лицо кудряшками, а я рассказываю ей сказки собственного сочинения.
Жила-была маленькая красивая девочка. Однажды она гуляла по берегу моря. И в это время из воды появился большой дракон. Маленькая девочка очень испугалась, но тут она заметила, что у дракона добрые глаза. Она подумала, что это добрый дракон. И дракон действительно оказался добрым…
* * *
Проходит еще много лет.
Мы стареем. Моя голова уже совсем седая. Кожа вокруг ее шеи становится натянутой.
Умирают наши родители. Один за другим, вначале отцы, потом матери, с интервалом в полтора-два года.
Наш брак вступает в период наивысшего комфорта. Может, все дело в том, что мы просто смирились. Мы понимаем, что остались одни друг у друга, что как-то надо дожить эту жизнь до конца.
Мы очень любим наш дом. Часто меняем обстановку, добавляем какие-то детали. Надо же куда-то девать свободное время.
Часто путешествуем. Куда-то ведь надо тратить эти деньги. Наш холодильник усыпан магнитками, привезенными из разных стран.
В душе я ненавижу этот холодильник, ненавижу эту жизнь. Мысленно я беру широкий нож для разделки мяса и смахиваю им все эти магнитки. Вверх, вниз, вправо, влево. Я разбиваю их на мелкие осколки. Замок Иф в Марселе. Статую Свободы. Морскую звезду из какого-то испанского города. Голландские башмаки. И даже Девичью Башню.
Я ненавижу все эти города, ненавижу Баку. Чтобы жить дальше, мне нужно что-то ненавидеть…
Потом я поправлю одну из магниток, вернусь в гостиную, где сидит на диване она. Я сяду в кресло, раскрою книгу, буду листать страницы, вспоминая, где остановился.
— Какое сегодня число? — спросит она.
— Двадцать пятое, — отвечу я.
— Завтра мы приглашены на день рождения.
— Помню. Хочешь, не пойдем?…
Мы едем домой, слушаем в дороге Сезарию Эвору. Я хочу сменить диск на радио, но она не разрешает. Ей нравится этот заунывный голос. Она смеется и говорит, что я ничего не понимаю.
— У тебя стало больше седых волос на висках, — говорит она.
— Пора бы, — отвечаю я.
Я проезжаю перекресток на зеленый сигнал светофора.
Как всегда, все происходит очень быстро. Вначале нас освещают яркие фары автомобиля, выскочившего из какого-то двора или проулка на встречную полосу, я поворачиваю вправо, избегая столкновения лоб в лоб, влетаю на тротуар, сношу рекламный лайтбокс и, не успев затормозить, врезаюсь левой передней частью машины в угол здания.
Сезария Эвора больше не поет.
Последнее, что я помню, это раскрывшиеся подушки безопасности.
И пронзительную боль. Это больно. Это так больно.
Когда приходишь в себя после наркоза, ты полностью дезориентирован во времени и пространстве. Ты не знаешь, сколько времени прошло, какое сейчас время суток, не знаешь, где находишься.
В тот момент я еще не знаю, что был наркоз и, собственно, операция. Я только пытаюсь раскрыть глаза и увидеть собравшихся вокруг людей. Перед глазами все плывет, чтобы разобрать лица, мне нужно зажмурить один глаз. Рядом с кроватью (я лежу на кровати, да) стоит она. Я вспоминаю аварию, ту жуткую боль. Вижу, что с ней все в порядке. Самое главное, с ней все в порядке. Подушки сработали.
Она не плачет, но глаза красные от слез. С другой стороны стоят мои родители — мама тихо плачет, отец держит ее за руку и что-то говорит. В палате еще люди, но разобрать кто я уже не могу.
Мне хочется встать и уйти из этой палаты, но сил на это никаких нет. Я только могу крутить головой. Хочется пить.
— Воды.
Спустя десять дней я буду дома.
Я буду лежать на диване, заросший щетиной, лохматый и исхудавший.
Я буду лежать на диване, укрытый пледом, а моим лучшим другом станет пульт от телевизора. Смотрим все подряд, весь эфир мой, у меня вся жизнь впереди.
Рядом будут сидеть она и мой врач. Я буду молчать, я устал что-то говорить и объяснять. Она будет рассказывать ему о моем состоянии, о том, что у меня периодически болят ноги. Он будет объяснять, что боль в ногах — это обычное явление, это вполне может быть после случившегося.
Потом врач уйдет, а я замечу, что она плачет. Она торопливо выйдет из комнаты. Она по-прежнему не любит, когда я вижу ее слезы.
А я буду лежать на диване. Только ноги мои болят, так болят мои ноги.
Иногда я забываюсь и после пробуждения пытаюсь подняться. У меня ничего не получается, и я падаю на пол. Я пытаюсь забраться обратно на диван, но руки все еще слабы. Я не зову ее на помощь, в ее состоянии лучше не нервничать по всяким мелочам.
Она случайно заходит в комнату и застает меня на полу. Она подбегает ко мне.
— Все в порядке, — говорю я.
Она садится на колени рядом со мной, обнимает меня.
— Все в порядке, — отвечает она.
Я глажу ее живот. Целую ее руки.
— Все будет хорошо, — говорит она.
Я повторяю ее слова, словно заклинание:
— Все будет хорошо.
* * *
Проходят месяцы, за ними годы.
Жизнь наполняется новыми звуками, ощущениями, запахами и прикосновениями.
Жизнь становится заполненной до краев. Расписанной заново, с чистого листа.
И кажется, что жизнь всегда была такой, она не могла и не может быть иной.
Без него, без нее, без них.
* * *
Проходит еще несколько лет.
За эти годы Баку становится еще более перенасыщенным — жителями, автомобилями, звуками, самой жизнью. Он по-прежнему пыльный и шумный. Я все еще люблю этот город, но в последнее время часто думаю о том, что мне трудно в нем находиться, город далекого детства разросся в бурлящий мегаполис, за которым мне трудно угнаться. Теперь уже во всех смыслах.
При первой же возможности — выходные или праздники — мы уезжаем на дачу, подальше от Баку и его жителей. Здесь в тени тутовника жизнь кажется совсем другой.
Мы очень любим дачу ранней осенью, когда уже не жарко, но еще не холодно.
Я сижу на веранде в старом шезлонге, держу в ногах раскрытый плед. Плед на самом деле совсем не нужен. Погода сегодня теплая, а во-вторых, им нечего укрывать — обе ноги я потерял в той аварии. Множественные переломы обеих голеней, компрессионный перелом конечностей, раздробление костей — там нечего было спасать.
Я сижу на веранде и смотрю в сад. Мой пятилетний сын пытается подступиться к стволу айвового дерева, куда закатился его мяч. Дерево усыпано желтеющими плодами, из-за которых ветки сильно накренились к земле. Еще полтора месяца — и будет у нас спелая айва.
Из дома выходит она. Держит на руках нашу дочку. Ей два с половиной года.
— Мы поели, а теперь наш папа расскажет нам сказку.
Она передает дочку мне. У нашей дочери мои глаза и мамины кудряшки. Эти кудряшки щекочут мне лицо.
Я люблю тебя. Я знаю, что тебе тяжело. Но наша жизнь не стала хуже, она просто стала другой. В этом я уверен.
Она собирается зайти в дом, но останавливается.
— Какое сегодня число? — спрашивает она.
Я смотрю на нее и почему-то улыбаюсь.
— Не знаю, не помню, — отвечаю я.
Она смотрит на меня, улыбается в ответ и заходит внутрь.
— Рассказывай сказку…
Сын достает мяч из-под ствола дерева, удар — и мяч улетает куда-то в сад.
— Жила-была маленькая красивая девочка… — начинаю я.
Я так люблю тебя, моя маленькая девочка. Даже когда тебе будет три годика, и четыре, и пять, и шесть, когда ты пойдешь в садик, а потом в школу, даже когда ты будешь совсем взрослая, все равно ты останешься моей маленькой девочкой.
— Рассказывай…
— Так вот, жила-была маленькая красивая девочка, и звали ее…
— Уля.
— Правильно, ее звали Уля. Однажды маленькая девочка гуляла по берегу моря. И в это время из воды появился большой дракон.
— Большой-большой!
— Да, большой, просто огромный. Маленькая девочка вначале очень испугалась, но тут она заметила, что у дракона добрые глаза. Она подумала, что это добрый дракон. И дракон действительно оказался добрым. Такое бывает…
САША ДЕНИСОВА
Бегство в Египет
— Хватит ныть, — сказала Григорук. — В Египте поноешь.
У меня роман с женатым человеком. Григорук этого не понимает.
— Все мужчины делятся на три категории, — продолжает Григорук. — Женюсь, куплю, полетим. У тебя, сама понимаешь, какая категория. И не женюсь, и не куплю. И даже не полетим. Авиабилеты тебе Людочка покупает.
