— Я художница.
Обычно это заявление вызывало у собеседника всплеск интерес, но на Федора оно не произвело никакого впечатления.
— Главное, чтобы бабки платили, а чем заниматься не важно, — сообщил свое мнение он. — Тебе платят?
— Бывает, — уклончиво ответила Дана. Рассказывать этому человеку о своих делах ей не хотелось.
— Значит не очень. Но ты не расстраивайся.
— Я не расстраиваюсь.
— Вот и правильно. — Неожиданно он довольно больно хлопнул ее по плечу. В это мгновение заиграла музыка. — Пойдем, пляшем.
Не дожидаясь ее согласия, он силой заставил Дану подняться. Ей ничего не оставалось сделать, как подчиниться.
Ансамбль играл медленный танец, и Федор плотно прижал Дану к себе. Он дышал ей почти в нос, обдавая прогорклым запахом виски. При этом он сжимал ее так крепко, что вырваться из его объятий не было никаких шансов. Оставалось лишь смириться.
Внезапно Дана почувствовала напрягший член своего партнера.
Обычно это мгновенно вызывало у нее всплеск желания, но сейчас она не испытала ничего. И по этому признаку Дана поняла окончательно, что каким бы великим этот Федор не был любовником, сегодня это не вызовет у нее ответной реакции. Самое лучшее улизнуть из ресторана. Но Федор явно не собирался выпускать добычу из своих медвежьих лап.
Они вернулись за столик, и он снова заставил ее выпить виски. Дана почувствовала, что если это еще раз повторится, ее вырвет. Федор заметил, что с ней что-то не так.
— Тебе что плохо? — спросил он.
— Мутит, — призналась Дана.
— Это потому что тут душно. Посиди чуток, попрощаюсь с корешами, и свалим.
На улице Дане действительно полегчало. К ней снова настойчиво стала лезть мысль: как избавиться от своего спутника? Но спутник по-хозяйски положил свою руку на ей на плечо и не думал ее отпускать.
— К тебе или ко мне? — предложил Федор альтернативу.
Дана окончательно поняла, что ей не отвертеться.
— А ты живешь далеко? — спросила она.
— Три остановки на автобусе — и в моей конуре.
— Тогда лучше ко мне, всего десять минут пешком.
— Пойдет. А то мне утром на службу. От тебя и поеду.
— А где ты служишь?
— Я че не сказал? Я мент. Старший лейтенант. Мы сегодня отмечали повышение Петьки, догнал гад меня, теперь тоже старлей. Ничего, в следующем году обещали мне капитана. — В голосе Федора прозвучала нескрываемая гордость.
Настроение Даны и без того упадническое, опустилось еще на большую глубину. У нее еще не было полицейских и большого желания свести с ними знакомство ближе, она не испытывала. И надо же было именно сегодня так вляпаться.
Оказавшись в ее квартире Федор даже не взглянул на картины. Он сразу же схватил Дану и стал жадно целовать. Из его рта обильно сочился мерзкий запах виски, и Дане снова стало немного не по себе.
Федор оказался неплохим любовником — страстным и долгим, но при этом грубым и примитивным. Но Дане было на это сейчас плевать, ее обескураживало то, что она впервые в жизни не испытывала никого удовольствия. А уж о том, чтобы кончить, не могло быть и речи. Оставалось ждать, когда это случится с ним.
Наконец это произошло, Федор мгновенно утратил интерес к Дане, зато у него почти тут же возник большой интерес ко сну. Он повернулся к ней спиной и через минуту громко захрапел. И хотя его храп мешал ей спать, Дана по этому поводу печалилась не слишком. Она хотела одного, чтобы утром он покинул бы ее квартиру и больше бы она его никогда не видела.
41
Дана пребывала в полной прострации. Она и не знала, что ей дальше делать и не хотела ничего делать. Ее не отпускало ощущение какого-то финала, после которого больше уже ничего нет. Она и раньше попадала в сложные ситуации, но, пожалуй, такой полной безнадежности еще не испытывала. К ней даже полезли мысли о самоубийстве. Разумеется, к реальной действительности они отношения не имели, кончать подобным образом жизнь она не собиралась. Но все же это был явный симптом того, что дела ее не просто плохи, а очень плохие. Хуже, в самом деле, может быть только смерть.
Она намеревалась продолжать разыскивать Юлия далее по списку, но идти не хотелось. Все равно шансы минимальны, над ней будут только смеяться; дескать, одуревшая от любви деваха ищет бросившего ее мужика. А что иное должны люди думать, она бы на их месте размышляла подобным же образом.
Нет, сегодня она нажмет на паузу, никуда не пойдет. Возможно, завтра настроение улучшится, и тогда снова отправится на поиски. А вот что делать ей сейчас, она не представляет. Не лежать же в постели весь день. Хотя почему бы и нет.
Дана повернулась на бок и закрыла глаза, решив, что в ее ситуации самое лучшее это отдаться Морфею. Она уже засыпала, как в ее сознание проник звонок в дверь. Она вскочила с кровати; ее до смерти перепугала мысль, что это вернулся Федор.
Дина посмотрела в глазок входной двери, на площадке стоял не Федор, а Нефедов. Дана не была уверенна, что это намного лучший вариант, видеть его у нее тоже не было никого желания. Но и не пустить она Павла не может.
Дана отворила дверь, Нефедов вошел в квартиру и с удивлением уставился на хозяйку. И только сейчас до нее дошло, в каком виде она встречает гостя: она же еще не умывалась, не говоря уж о том, чтобы причесаться и приодеться.
— Ты посиди, а я скоро, — сказала Дана.
— Извини, я тебя разбудил, — произнес Нефедов.
— Ерунда, это даже к лучшему. Мне давно пора вставать.
Дана скрылась в ванной комнате, где стала приводить себя в относительный порядок. Собственное отражение в зеркале вызывало отвращение, такое помятое лицо обычно бывает после долгого запоя. Ну, ничего, сейчас она волшебно изменится.
Дана вернулась к гостю, хотя не в самом своем лучшем, но уже в вполне приличном виде. Это она поняла по выражению его лица.
Она села напротив Нефедова.
— Паша, ты чего пришел? Есть дело? — спросила она.
Дана заметила, что ее простой вопрос смутил Нефедова.
— Можно сказать и так, — произнес он. — Я пришел к тебе с деловым предложением.
— И каким же? — Дана одновременно заинтересовалась и насторожилась.
— Сейчас объясню. Хотя это не так-то просто.
— Ты уж постарайся.
— Да, я постараюсь, — кивнул он головой.
Затянувшееся предисловие раздражало Дану. Так это все может затянуться надолго.
— Паша, ты же умеешь говорить ясно и конкретно. Приступай.
— Сначала о твоем творчестве. Точнее, о тех картинах, что сейчас находятся в галерее Гершовича. Я очень внимательно их изучал. Они не твои.
— А чьи же? — удивилась Дана.
— Я не совсем правильно выразился. Не сомневаюсь в твоем авторстве.
— Тогда в чем же дело?
— Они для тебя совершенно не характерны. В них все не твое.
— Но раз я их написала…
— Да, да, — прервал ее Нефедов, — так случается. Иногда художник под влиянием каких-то обстоятельств куда-то прорывается. И получаются у него непривычные для него вещи. Они его, но по большому счету не его.
Дане вдруг стало страшновато от проницательности Нефедова. Ему не откажешь не только в таланте, но и в способности видеть суть вещей. А это, возможно, еще более редкий дар, чем художественное дарование.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Как что, разве непонятно, — удивился Нефедов. — Мне неизвестно, что произошло, как появились эти полотна. Но ты не сможешь продолжать работать в этой стилистике, она не твоя. А Гершовичу нужна именно она.
Дана молчала. Нефедов объяснил все очень ясно и правильно, ей нечего возразить. Она и сама думает точно так же.
— Предположим, Паша, ты прав. Что из этого следует?
— Именно сейчас я и хочу к этому приступить. — Нефедов опустил глаза вниз. — Я знаю, я тебе не нравлюсь, как мужчина. Но ты мне очень нравишься, как женщина. Я постоянно думаю о тебе. Я предлагаю тебе бартер.
— Что?! — изумилась Дана. — Это, в каком смысле?
— Я уже говорил, что тщательно изучил твои картины. Я могу создавать их в таком же стиле. А ты станешь выдавать их за свои. Я уже написал первую. Смотри.
