Здесь на одном из лож Агриппу поджидал хозяин, который, завидев гостя, энергично поднялся навстречу и радушно развел руки.
Был он еще не стар. Высокий рост и мужественная внешность гармонично сочетались с живым лицом, на котором доминировали близко посаженные умные глаза. Квадратный подбородок, свойственный скорее северным народам, чем италийцам, свидетельствовал о властном характере. Светлые, слегка волнистые волосы, выгоревшие на солнце, вопреки моде несколько небрежно спадали с гордо поднятой головы. Поговаривали, что к его крови, скорее всего, примешана и частица германской. И неудивительно, ведь прабабка его провела значительную часть жизни в колонии на Рейне вместе с мужем, наместником из всаднического сословия, который частенько и подолгу отсутствовал по делам службы.
Хозяин дома был не кто иной, как Тит Петроний Секунд, префект претория, человек настолько могущественный, что даже сам император вынужден был считаться с ним.
Мужчины обнялись как близкие друзья, знакомые не первый день. Затем хозяин взял Агриппу под локоть и подвел к ложу, призывая устроиться поудобней. Усадив гостя и жестом приказав бесшумно появившемуся перед ними рабу налить им вина из дорогой работы серебряного кратера, стоящего на отполированной до зеркального блеска гранитной плите стола, он осведомился:
- Итак, что же заставило отважного Агриппу покинуть прохладные стены своего дома и выйти на улицу в столь душный час?
- Я думаю, достойный Петроний не изволит гневаться, узнав какие обстоятельства вынудили меня нарушить его уединение во время отдыха, – ответил молодой человек, покосившись на отступившего в сторонку юношу-раба.
- Слушаю тебя, благородный Агриппа, – подбодрил хозяин дома.
Агриппа, еще раз мельком глянул в сторону юноши, немо вопрошая: не нарушит ли конфиденциальность беседы его присутствие. Секунд, перехватив его взгляд, улыбнулся и успокоил:
- Ах это... Тебе нечего опасаться, мой друг. Можешь смело говорить все, о чем пожелаешь. Боги обделили беднягу слухом и речью – он глух как пень.
Агриппа про себя удивился (что проку с глухонемого раба?) но не подал виду. А Секунд, почувствовав невысказанный вопрос, пояснил:
– Мой дорогой друг, мне достаточно того, что он прекрасно понимает жесты. И весьма расторопен... Согласись, удобно всегда иметь под рукой слугу, который не проболтается. Нет необходимости даже отрезать ему язык, как бывает, поступают на Востоке, ха-ха... Но, прошу тебя, говори!
- Важные известия, Петроний, – продолжил Агриппа.
- Что же это за известия, заставившие моего юного друга прервать путь к наслаждениям, которые ему сулила сегодня прекрасная нимфа. Ходят слухи, она красавица, Агриппа? Весь Рим только и судачит о твоей несравненной сарматке. Она же сарматка, твоя наложница? Как ее имя? – Секунд улыбнулся.
- А... Гера... – Агриппа сделал вид, что не придал его словам особого значения, – Она родом из Нижней Германии. К тому же холодна... Но какая, скажи, разница?
- Гера – греческое имя.
- Она дочь вождя племени семнонов, но у нее были греческие воспитатели. Может статься, Гера – не настоящее имя.
- А не считаешь ли ты ошибкой так легкомысленно относиться к молодой красавице, милый друг? – в голосе Секунда проскользнуло наигранное осуждение. – Созидатель Эрос требует в любви взаимности... Ха-ха… даже с рабыней. Может быть, поэтому она и не радует тебя жаркими объятиями?
- Ты прав, Петроний. Но я не о том. Мне принесли то, что ты хотел.
- Правда?! Он с тобой? – воскликнул Секунд.
- Он здесь!
- Я бы хотел взглянуть.
- Ты можешь это сделать в любой момент, но сначала... – Агриппа замялся
- Что такое?
- Это еще не все. Я думаю... Нет, теперь я просто уверен – он догадывается обо всем.
- Что же произошло?
- Сегодня за мной следили.
- Любезный друг, не заболел ли ты манией преследования?.. С чего взял, что за тобой следили и как он мог догадаться? Ведь об этом знают только несколько самых верных и преданных людей! – Секунд немного успокоился, хотя вначале Агриппа несколько напугал его своим тревожным видом. – Не забывай угощаться, достойный Агриппа, – напомнил он, указывая на элегантный калаф, все еще наполненный вином.
- Я никогда бы не посмел беспокоить тебя по пустякам, – ответил Агриппа, пригубив вино, – но произошло событие, которое подтвердило мои подозрения. Как ты знаешь, сегодня у меня была назначена встреча с тем купцом...
- Эльазаром. Как же, помню.
- Совершенно верно, – Агриппа состроил одобрительную гримасу и добавил, – кстати, твое вино великолепно!
- Спасибо. Но, умоляю, продолжай.
- Так вот, после того, как он передал мне меч и зелье, и я покинул лавку, где мы встречались, туда ворвалась стража. Их привел соглядатай. Хозяина, Захарию, допросили. Спрашивали – кто и с кем встречался, что друг другу передавали...
- Откуда ты узнал об этом? – голос Секунда посерьезнел.
- Мне сообщил хозяин лавки – передал записку с мальчишкой, своим рабом.
- Быть может лавочник и есть предатель?
- Нет, Захария предан нам, тем более, ему щедро заплатили.
- Да-да, он предан, пока кто-то другой не заплатит больше. Преданность в наше время дорого обходится, – посетовал Секунд. – Однако тебе виднее... И что же рассказал тебе этот преданный человек?
В ответ Агриппа коротко поведал о случившемся в лавке после того, как покинул ее.
- Захария клянется, что ничего не рассказал, – закончил он свой рассказ. – Более того, попытался пустить твоих легионеров по ложному следу.
- Не будь наивен, Агриппа, – лицо Секунда посерьезнело, – если этим делом занимается Луций... а я думаю как раз он-то им и занимается... Да-а... если этим делом занимается этот самозваный телохранитель, этот старый пес, то разоблачение – вопрос времени. Думаю, он вне сомнения подкупил чью-то «честность» в нашем окружении. Посмотри, как умно он использует моих же солдат для своих целей. С тех пор, как император приблизил его к себе, он сует нос повсюду. Всем понятно, что мои преторианцы должны охранять жизнь цезаря! Да, он умен, несомненно умен… А Домициан становится все более и более подозрительным. Перестал доверять даже мне.
- Но ты не будешь отрицать, почтенный Петроний, что охранять жизнь цезаря, – Агриппа усмехнулся, – и распоряжаться ею – это две совершенно разные вещи. У императора уникальный нюх. Возможно, он почувствовал, что кто-то хочет как раз последнего. Чему же тут удивляться?
- Ты прав, ты прав, мой друг, – теперь забеспокоился невозмутимый вначале Секунд.
- Петроний, тебе срочно надо усыпить бдительность императора! – воскликнул Агриппа. – Ты немедленно должен встретиться с ним и отвести от нас подозрения. У нас еще не все готово.
- Ты же знаешь, если он поверил в заговор, то разуверить его невозможно.
- Ну, раз императору непременно нужен заговор, тогда ему нужно помочь, Петроний.
- Помочь в чем, Агриппа?
- Найти заговорщиков и раскрыть заговор.
- Раскрыть заговор?! – воскликнул в изумлении Петроний, – что ты имеешь в виду? Уж не помутился ли от жары разум у моего юного друга?!
- Постой, постой, не торопись, – прервал его Агриппа, – ты же знаешь поговорку – самое лучшее средство избавиться от перхоти...
- ...это отрубить голову, – закончил Секунд, начиная понимать замысел Агриппы, и, прищурившись, добавил, с уважением глядя на молодого человека: – А ты не по годам умен, мой друг. Я, кстати, тоже подумывал о том, чтобы пустить его по ложному следу.
- Мне есть у кого учиться, – дипломатично вернул часть лавров своему старшему другу молодой человек.
- Думаю, медлить нельзя. Надо поскорее покончить с этим... – теперь настал черед замяться Секунду – ...с этим неприятным делом.
- Ты прав, – поддакнул Агриппа. – Кто-то должен выполнять неприятную работу. Сколько жертв, сколько жертв! Этот умалишенный изгоняет грамматиков, философов. Ты слышал, он изгнал Эпиктета? Бросает в тюрьму неугодных и убивает не только врагов, но и друзей. Самая опасная должность нынче – сенатор. Никто не уверен в том, что увидит завтрашний рассвет.
Он помедлил, а хозяин подхватил его слова:
- Но тот, кто уверен, что правит миром, даже не догадывается о том, что не всё подвластно его воле, не понимает, как зыбка и эфемерна его власть. Кстати, могу тебе сообщить, что тот, кто, возможно, будет следующим, на нашей стороне. – Он улыбнулся. – А этот... этот не способен постичь простую истину: каждый сам направляет свою судьбу!
- А как же боги, Секунд?
