– Не знаю, – мнется Эва. – А как я буду возвращаться? Маврикий, ты же хотел поговорить о…
– Я на машине, могу вас потом отвезти, – перебиваю я и заказываю три салата с курицей, хотя вовсе не голоден, чай, черный «Эрл Грей», для себя, Маврикий пьет пиво, Эва дает себя уговорить на коктейль.
Некоторое время мы общаемся втроем, на столе появляются салаты, Эва складывает оливки на край тарелки, а Марта любила оливки, обожала просто, но Эва, к счастью, – не Марта.
Маврикий сжирает свой салат, залпом выпивает пиво и подносит телефон к уху.
– Звонок выключен, – зачем-то объясняет он и отходит на пару шагов в сторону.
Эва смотрит на него напряженно. А он говорит быстро и громко:
– Нет, я сейчас не могу, мама, я занят. Что, на самом деле так нужно? Ну хорошо, я приеду через пятнадцать минут.
Он посылает Эве извиняющуюся улыбку:
– Норрис, составь ей, пожалуйста, компанию до моего прихода, а мне надо съездить к матери, она плохо себя чувствует.
– Но ты же выпил! – Эва демонстрирует впечатляющую трезвость мысли, несмотря на коктейль.
– А я без машины. Возьму такси и вернусь через час. Вы меня подождите, пожалуйста, ладно? – он уже не садится обратно, и мы видим его удаляющуюся спину.
Через минуту он возвращается, чтобы забрать у Эвы номерок, снова возвращается, уже в куртке, чтобы отдать ей номерок обратно, бросает мне понимающий взгляд, но все-таки ведет он себя слегка неадекватно. У меня развязаны руки, а вот девушка выглядит разочарованной.
– А почему он называет тебя Норрисом? – спрашивает она.
Норрисом я стал еще на первом курсе, сейчас меня редко кто так называет. Просто фамилия моя Чакевич. У нас у каждого была какая-нибудь кличка, вот Маврикий и заявил тогда: Чакевич – значит, Чак, а Чак – значит, Норрис, хотя я вообще не похож!
Я в очередной раз пытаюсь объясниться по поводу этого Норриса, как будто мне мало Иеремиаша.
– Иеремиаш – красивое имя, – говорит Эва коротко и так, будто ко мне это не имеет никакого отношения.
* * *
Следующие двадцать минут мы проводим за взаимными исследованиями. Ну, то есть она меня изучает, я же знаю все эти вопросы с подковыркой, которые призваны выявить мои слабости и определить, на что я гожусь, в общих чертах. А на что не гожусь.
А откуда ты знаешь Маврикия?
А как долго вы знакомы?
А хорошо ли знакомы?
А каким он был во время учебы?
А какое он кино снимал?
А какой он сейчас?
Понятно, что мы беседуем о Маврикии. Но я не дам себя провести, о нет. Все эти вопросы должны заставить меня расслабиться, сказать лишнее, показать свое настоящее лицо. А я сдерживаюсь.
А она все время достает телефон и смотрит на время.
Я же потрясающе вежлив и предупредителен.
Я так счастлив, что встретил кого-то из знакомых. Мне так одиноко. А почему? Ну, потому что я в печали – меня бросили. Но я не хочу об этом говорить – это слишком болезненная тема. Теперь она начнет выпытывать подробности, я же знаю женщин, а я могу торжествовать победу.
Она смотрит на меня с сочувствием.
Если она догадается, что я не прочь поразвлечься, у меня будут проблемы.
– Наверно, это очень тяжело для тебя, – говорит она. И все! – У меня больше нет времени его ждать.
– Давай я ему позвоню, – предлагаю я, чтобы продемонстрировать, какой я заботливый.
– Нет, не звони, – просит она, и я вижу вдруг, что ей грустно.
Повисает неловкое молчание.
– Выпьешь еще что-нибудь?
– Уже поздно, – говорит она, но я вижу, что выпьет.
– Да ты не волнуйся, я тебя довезу до дома. Друзья наших друзей – это наши друзья! – уверяю я, хотя и не слишком верю в эту азиатскую чушь. – Он наверняка сейчас приедет, – вру я.
Эва выпивает практически одним глотком второй коктейль и заказывает третий. А потом вдруг наклоняется ко мне и глубоко вздыхает. Кладет руку на мою ладонь. И я понимаю, что она хочет сказать что-то важное. Ну, например, что она тоже чувствует себя очень одинокой.
Я не ошибся.
– Я тебя очень понимаю, – говорит она. – И очень рада, что ты сидишь тут со мной, хотя и уверена, что он это сделал нарочно.
– Что? – от удивления я чуть чаем не подавился.
Я так и знал!
– Ну понимаешь, он тебя использовал, чтобы сбежать. А я-то так радовалась, что он меня пригласил… Но это ничего не значило. А звонок матери – не верю я в него! – голос у нее прерывается. – Потому что он мне нравится. И теперь я как никогда понимаю, что ничего у нас не будет.
Вот хрень.
Только этого мне не хватало.
Не-на-ви-жу отношения!
– Ты делаешь неправильные выводы, – возражаю я. – Ты не знаешь мужчин. А Маврикий ведь мой друг, он бы так никогда не поступил. Говорю тебе – он вернется. Ты с ним работаешь вместе, да? Он о тебе рассказывал.
Она смотрит на меня, и в глазах у нее стоят слезы. И на хрена мне это надо?!!
– Я пойду… прическу поправлю, – говорю я и направляюсь в мужской туалет. Чтобы позвонить Маврикию, разумеется.
– Приезжай немедленно! – ору я в трубку. – Она в тебя влюблена как кошка! И теперь вот сидит и плачет, что ты с ней так поступил.
– Я?! – такого удивленного голоса у Маврикия я никогда еще не слышал. – Я ей нравлюсь?!! Да не болтай! А как же вы?
– Никак! Бери быстро такси и дуй сюда! Может, еще успеешь. А девчонка, кстати, классная – я бы ни за что такую не упустил.
– Но… я думал, что она меня не захочет, – Маврикий слегка ошарашен. – И что мне теперь делать-то?!!
– У тебя двадцать минут, а потом все, ничего не получится.
– Старик, я еду! Только задержи ее… Любым способом! – кричит Маврикий, и я иду ее задерживать.
Когда я возвращаюсь за столик, она сидит повесив голову – у меня аж сердце сжимается.
– Я посижу тут с тобой, пока он не вернется, – говорю я убежденно.
– Он не вернется. Женщины всегда чувствуют такие вещи. Что-то с самого начала пошло не так. Он все время крутился, как будто был недоволен, что мы сюда пришли, и еще под таким глупым предлогом…
– Ты ошибаешься, – я говорю это так уверенно, что она поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. Красивые у нее глаза, зеленые. Маврикий был прав. – Спорим?
– Нет, – улыбается она. – Но я бы выпила еще один коктейль. Знаешь, в случае чего… если он вернется – я уже буду пьяная и можно будет все списать на это. И если не вернется – то мне тем более лучше напиться…
Вот она, женская логика.
Я заказываю ей еще один коктейль, а сам пью минералку – чего не сделаешь ради друга, который вот-вот должен появиться. Красивая девушка, Маврикий правду говорил.
Когда он вырастает в дверях, я вижу, как изменяется выражение ее лица. Она смотрит на меня сияющими глазами – и правильно, хотя она и понятия не имеет, как велика во всей этой истории моя заслуга. А Маврикий словно мешком стукнутый. Подходит в куртке и начинает блеять, вот же придурок!
– Сорри, что так долго, но мама еще не была готова, и мне пришлось с ней подниматься наверх, ну, то есть ее сумку, с покупками которая, – вот ведь идиот, ну не станет пожилая женщина ходить за покупками в девять часов вечера! – Не сердись, – это он Эве, – глупо вышло! – а это то ли мне, то ли ей, непонятно.
Я встаю.
– Ладно, мне пора, спасибо за компанию, вручаю тебе эту женщину слегка навеселе, но в сознании!
На нашем столике, словно по мановению волшебной палочки, появляются новые бокалы со спиртным.
Эва привстает и целует меня в щеку.
– Было очень приятно поболтать с тобой, спасибо!
Маврикий стискивает мне руку:
– Спасибо, старик, спасибо!
И я понимаю, что на этот раз он абсолютно искренен.
Завтра я ему позвоню, и мало ему не покажется…
* * *
Я возвращаюсь домой по почти пустым улицам. Идет дождь, свет фонарей отражается в мокрых тротуарах. Голые ветки в холодном свете фонарей и ночь – неплохой кадр.
Начало фильма об одиноком неудачнике.
Или конец.
Я вхожу в пустую квартиру – и как-то это все мне перестает нравиться.
Человека должен кто-то ждать.
Я даже телевизор не включаю, сразу иду спать.
Я должен найти себе девушку.
Сама она ко мне не придет, а рассчитывать на друзей не приходится.
– Не знаю, готов ли я к свиданиям, даже с такой исключительной девушкой, как ты, – говорю я. – Я еще не совсем оправился после расставания… Не знаю даже, могу ли я тебе предложить что-то… – Я вешаю голову, но краем глаза вижу, что лицо Мальвины яснеет, хотя до этого момента она в интернете проявляла недюжинную осторожность и подозрительность.
Она моя.
Да, я не ошибся.
Для женщины ничего не может быть желаннее, чем убедить какого-нибудь парня, что не все они одинаковые!
А еще мне кажется, что ход их мыслей довольно прост: раз он так переживает – значит, он неплохой парень, порядочный. А я и правда порядочный и неплохой. Так что нытье в некотором смысле очень даже полезная штука, и незачем из этого делать проблему.
