Не потому, что я не доверял рассказу Ангела – отнюдь, но я подумал, что в наших родных нюансах изощренного советизма, да еще вынесенного на такую сытно-притягательную почву, как Западная Германия, мне будет разобраться гораздо легче, чем честному и отважному Мальчику-Ангелу, который так мужественно пытался стать Хранителем.
Именно поэтому я и попросил уже сегодняшнего – взрослого и замечательного моего «сокупейника» Ангела разрешить мне посмотреть на то, как будут развиваться дальнейшие события.
Тем более что меня даже не нужно было перемещать из одного Времени в другое. Что, подозреваю, сильно облегчало Ангелу исполнение моей просьбы…
Я так и думал, что в нашем советском посольстве маленький, чистый и смелый Посланец Неба обязательно вляпается в какое-нибудь наше совковое дерьмо!
Бедный Мальчик впрямую воспринял просьбу Цыпы к Господу направить Лешку и Гришу к самому «ответственному и решительному» сотруднику советского посольства в Бонне.
Поэтому оба герра – и Самошников и Гаврилиди – оказались в кабинете действительно самого «ответственного и решительного». У начальника так называемой «Инспекции» – представителя Комитета государственной безопасности при любом советском дипломатическом корпусе, находящемся за рубежами нашей великой Родины…
– То вы, задравши хвост, убегаете и предаете свою страну самым бессовестным образом, а то, поджавши хвост, просите вернуть вас обратно – домой, – с ласковым упреком говорил «ответственный и решительный». – Как у вас, у артистов, все это легко и просто!
– Но я же объяснял вам, как случайно все это произошло, – упавшим голосом говорил Лешка. – Я никогда и не думал…
– Вот вы не думаете, а нам приходится расхлебывать.
«Ответственный» решительно встал, порылся в металлическом шкафу, достал оттуда тонкую картонную папочку с несколькими листочками и газетной вырезкой и спросил:
– А чего же это вы в свою организацию не обратились?
– В какую это «свою»? – удивился Лешка. – В ВТО, что ли?
– Куда? – не понял «решительный».
– ВТО – Всероссийское Театральное Общество.
«Ответственный» даже рассмеялся:
– Ну, зачем же… Я имею в виду вашу еврейскую общину по месту вашего сегодняшнего проживания на территории ФРГ.
– А я-то тут при чем?! – Внутри у Лешки стала подниматься мутная волна ненависти к этому «ответственному и решительному».
Хозяин кабинета раскрыл картонную папочку, перелистал бумажки и поднял на Лешку внимательные глаза:
– Мамаша же у вас, извините, так сказать, еврейской нации. А там таких, как вы, только и ждут, понимаешь.
– Ах вон оно что!…
Лешка скрипнул зубами, еле удержался, чтобы не вцепиться в глотку этому «решительному и ответственному», Гриша Гаврилиди мгновенно просек Лешкино состояние и быстро заговорил, стараясь сгладить внезапно возникшую напряженную ситуацию:
– Я, конечно, дико извиняюсь!… Но вы поймите, у Алексея Сергеевича счас очень тяжелая обстановка в семье! Младший братик в колонию попал…
– Яблоко от яблоньки, как говорят по-русски, – усмехнулся «ответственный».
– Послушайте!… – плохим голосом сказал Лешка Самошников и неожиданно стал приподниматься.
Но Гриша Гаврилиди рванул его сзади за куртку и усадил на стул, не прекращая своей тирады:
– Дед Алексея Сергеевича – в Великую Отечественную командир взвода разведки – умер от инфаркта, бабушка хворает, мать и отец разрываются между домом, работой и колонией… Ну, случилось такое!… Ну, не вешаться же! Ну пожалуйста…
– А вы хотите, чтобы из-за вас мы все тут на уши встали, да? – «Решительный и ответственный» перестал играть в дипломата. – То – туда, то – обратно! Вы уверены, что ленинградские органы вас по головке погладят и с оркестром встречать станут?
– Будь что будет… Только верните меня, – хрипло проговорил Лешка и, перешагнув через самого себя, добавил: – Умоляю вас…
– А вы представляете себе, во что это влетит нашему советскому государству? Переписка, запросы, выяснения, депортация… Здесь, знаете ли, ничего даром не делается!
«Где это „здесь" – в Западной Германии или в советском посольстве?» – хотел было спросить Лешка, но Гриша больно наступил ему на ногу и не оставил «решительному» ни малейших сомнений:
– Мы все оплатим! Мы за все рассчитаемся!
Ответственный начальник решительной «Инспекции» что-то прикинул в уме и спросил у Гриши Гаврилиди:
– А вы кто будете гражданину Самошникову? Я что-то не понял.
– Я его менеджер. Концерты его устраиваю, выступления… Гаврилиди моя фамилия.
Начальник призадумался. Гриша воспользовался паузой:
– Да, кстати! Алексей Сергеевич в театре молодого Ленина играл! Владимира Ильича…
Лицо «ответственного и решительного дипломата» окаменело от ужаса. Он напрягся, побагровел и, перегнувшись через собственный стол к Лешке и Грише, свистящим шепотом произнес:
– Этим не шутят!
– Чтоб я так жил, – тут же сказал Гриша. «Ответственный» помолчал, отдышался и, наконец, пришел в себя:
– Вы, гражданин Самошников, выйдите в коридорчик, посидите там. А вы, гражданин Гаврю…
– Гаврилиди, – услужливо подсказал Гриша.
– А вы, значит, задержитесь, – сказал начальник, не рискуя снова запутаться в неприятной ему нерусской фамилии.
– Десять тысяч!!! Десять тысяч западных бундесмарок, сука!!! – кричал Гриша Гаврилиди.
Несмотря на тихую, пустынную окольную дорогу – «ландштрассе», куда раздерганный Гриша впилился, так и не найдя в Бонне выезда на автобан, обратный путь был очень шумным, нервным и скоростным.
– Десять тысяч!!! Курва!… Охереть можно! – вопил Гриша на скорости сто тридцать при ограничении в семьдесят километров.
– Десять тысяч… – потерянно повторял за ним Лешка.
– Да еще в течение пяти суток!… Жлобяра советская!…
– И чтобы я еще публично всю Западную Германию обосрал… Как плацдарм американской военщины, – не мог оправиться Лешка.
– На это как раз можешь болт забить… Он же сказал, что они сами напишут, как надо. Тебе только подмахнуть…
– Но почему только «американской»?! – тихо возмутился Лешка. – А где мы были на гастролях? В детском садике с танками и самоходками?! Перестройка, мать их. Ни хрена не меняется…
– Как это не меняется?! – кричал Гриша, нагло обгоняя неторопкий фургон под испуганный, истерический сигнал встречной машины. – Очень даже меняется! Когда это было, чтобы такой «бугор» брал на лапу?! То есть, конечно, брали, но не от таких, как мы… А счас, е-мое и сбоку бантик! Рассказать в Одессе – никто ж не поверит!…
– Осторожнее, Гришка, не гони… Здесь ограничение по скорости. Семьдесят кэмэ.
– Ездить надо уметь! Ты о бабках думай! Десять тысяч!!! – кричал Гриша и гнал по узкой дороге бедную старую «мазду» со скоростью сто сорок.
…Потом ели жареные колбаски и пили кофе на придорожной автозаправочной станции в районе Берцдорфа.
– Почему же он говорил о деньгах не со мной, а с тобой? – удивлялся Лешка.
– Увидел делового человека, с которым можно сварить супчик, – достойно отвечал Гриша.
– Но речь-то шла обо мне! Зачем нужно было выставлять меня в коридор? – не понимал Лешка.
– Шлемазл! Ты же – свидетель!… На кой черт ему в кабинете лишний глаз и лишнее ухо, когда речь идет о «капусте»? А от меня одного можно всегда отпереться – послать в жопу, сказать, что я – шантажист, психопат… Что хочешь! Элементарно… Кто я? Что я? Беглый грек с-под Одессы. Кому лучше поверят?
– Десять тысяч… С ума сойти! Нереально. – Лешка встал, вытер руки бумажной салфеткой.
– Отольем на дорожку? – спросил Гриша.
Пошли в туалет. Сделали свои дела, помыли руки, вышли к стоянке, где отдыхала несчастная служанкина «мазда», с которой от рождения никто не обращался так нагло, как этот беглый Гаврилиди.
Рядом со стоянкой – площадочка, где продавали разные подержанные автомобили. Машинки выглядели как новенькие.
Гриша остановился рядом, сказал Лешке:
– Пожалуй, выберу себе «фольксваген».
– Собираешься покупать машину? – удивился Лешка.
– Нет, конечно. Откуда у меня деньги?
– Тогда почему бы тебе не выбрать «мерседес»? – поинтересовался Лешка Самошников.
***
Вечером сидели у Немы Френкеля в «Околице».
К несчастью для Френкелей, народу в кафе не было, и Лешка не пел романсы, а Гриша Гаврилиди не сверкал лацканами старенького смокинга. Просто сидели за столиками и пили кофе с горячими бутербродами.
За кофе мадам Френкель с них не брала ничего, а за горячие бутерброды Нема взимал с Лешки и Гриши, как обычно, – половинную стоимость. Свои люди – сочтемся…
Сейчас мадам Френкель мыла пивные стаканы, а глава предприятия протирал их несвежим полотенцем.
– Я так и не понял, почему этот посольский тип дал нам всего пять дней? – спросил Лешка.
– Он в воскресенье улетает в Москву. В отпуск. Эти десять штук для него – как бы «подъемные».
