Карл фон Крейль (с подозрением). Но я не разбираю рояли, как этот зловещий гость. Я разрубал их… Так что вам угодно – разобрать или разрубить? Гонорар мне пригодится.
Кренгель. Я думал скорее о разборке, не о разрубке – это слишком варварский способ. О гонораре договариваться нет нужды. Вы получите незаполненный чек, и, кроме клерка, ведущего операции по моему личному счету, никто не узнает, какую сумму вы с него сняли. Даже я не стану проверять. Рояль у меня очень ценный, на нем – почти стопроцентная вероятность – играл сам Бах. Разобрать на части такой музыкальный инструмент – в этом (с искренним, волнением) я вижу высшее духовное начало, своего рода божественный протест против обманчивости музыки, против роскоши, голода, жажды, против войны и всяческой нищеты, а также любой формы материализма. Вы спрашивали о моей дочери – она показалась вам симпатичной, интересовались, не здесь ли она. Нет, ее' здесь нет, и то, что я предлагаю вам сейчас, задумано как прощальный концерт, так сказать, для моей дочери Хильды. (Короткая пауза.) Я делал для нее все, что обычно делают для своих детей, когда их любят, а я ее люблю. После школы она специализировалась в агрономии, потом приобрела вторую специальность – экономиста. Она сопровождала меня на приемы, балы, вечеринки, а после смерти моей жены стала хозяйкой дома, устраивала обеды, приемы, помогала мне принимать друзей, компаньонов. Знаете, отчего умерла моя жена? От страха, болезненной фантазии и апатии. Она не выносила вида денег – сразу вспоминала о золотых коронках, вырванных у убитых… Но куда она могла спрятаться, чтобы не видеть денег? В Хильде я растил свою преемницу, ведь у нас старый фамильный банк… но вот уже много месяцев она больше не бывает на приемах, балах и тому подобном. Когда же я предложил ей стать сначала моей помощницей, а потом поверенным в делах, знаете, что она мне ответила? «Лучше умереть в Никарагуа, чем жить здесь». И вот она собирается уехать в Никарагуа. Мы обсуждали с ней это несколько месяцев кряду, беседовали ночи напролет, какие только доводы я ей не приводил, хотя мы почти не спорили: мы любим друг друга. Но каждый раз после всех моих доводов она отвечала одно и то же: «Нет, папа, лучше умереть в Никарагуа, чем жить здесь. Я пришла к этому решению в результате исследований, эмоции появились потом».
Карл фон Крейль. Не знаю, должен ли я выразить вам соболезнование или, наоборот, поздравить. При таких обстоятельствах я не могу принять ваш заказ, а тем более гонорар за него. Не уверен также, что ваша дочь воспримет символическое разрушение ценного объекта как прощальный подарок.
Кренгель. Но я хотел доказать ей свою любовь, а не только симпатию. Деньгами я ее, разумеется, снабжу. Не стану утверждать, что понимаю ее, и тем не менее я испытываю к ней не только любовь и симпатию, но и уважение. (Устало.) Я хочу ей это доказать, продемонстрировать и я подумал, что вы…
Карл фон Крейль (серьезно). Слушая вас, я прихожу к выводу, что будет лучше, если вы сами разберете на части ваш рояль. Не разрубите, а именно разберете; я же на такую филигранную работу просто не способен. Хотите идею? Вы устраиваете домашний концерт, заказываете в типографии приглашения и программку; собираются празднично, словно на свадьбу одетые гости, а вы – вы начинаете оголять инструмент, в то время как приглашенные заранее пианист или пианистка барабанят пальцами по стене в точном соответствии с партитурами Бетховена, Шопена или Моцарта. Исполнителя или исполнительницу можно посадить и за непокрытый стол, тогда они смогут отстукивать партитуры там. А после концерта вы познакомите гостей с решением вашей дочери. Вот это будет демонстрация!
Кренгель. Я не артист, молодой человек!
Карл фон Крейль. Я тоже, я ведь юрист. Поэтому если вам потребуются практические советы, обратитесь к мастеру по роялям, он ознакомит вас с деталями инструмента, так сказать, как хирург: общая конструкция, сборные узлы. Никаких щепок, все должно быть сработано с предельной аккуратностью. Вероятно, вам потребуется только отвертка и совсем маленькая, но прочная лапочка. Кренгель. Лапочка – это что такое?
Карл фон Крейль. Лапой, или лапочкой, называется ручной инструмент, ведущий свое начало от обыкновенного лома. (Делает соответствующие движения.) Иногда зубные врачи используют инструменты, похожие на лапочки. Можно назвать это и рычажком. Ни в коем случае не сдирайте лак, материал надо уважать. Многие элементы рояля держатся не на винтах, а на шипах или клею, это надо учитывать.
Кренгель. У вас есть такая лапочка?
Карл фон Крейль. Нет, я ведь разрубщик, грубо работал топором. Кстати, а что, если тот, кого вы называете зловещим гостем, узнал бы о вашем намерении? Это могло бы побудить его бросить свое дурацкое безответственное занятие. (Мягко, сердечно.) В самом деле, господин Кренгель, разберите свой рояль сами, собственноручно. Это может облегчить вам душу, снять напряжение и даже быть воспринято как метафизический сигнал, как некий нематериальный знак прощания с материальностью музыки, вознесенной до степени божественной абстракции, освобожденной, так сказать, от человеческого уха. Я бы сумел объяснить это вашей дочери.
Кренгель. Любопытно. Вы поможете мне советом? Интересная идея. Значит, вы никогда не работали этой… лапочкой?
Карл фон Крейль. Нет. Мой инструмент – топор. Зловещий гость пошел дальше меня. Наверное, он досконально изучил конструкцию рояля. В его действиях почти нет стихийности. Он все планирует, действует сознательно, чувствуется работа холодного ума.
Кренгель. Вы восхищаетесь им?
Карл фон Крейль. Нет, лишь пытаюсь представить, чем он руководствуется.
Кренгель. Он разбирает рояли только у крупных банкиров? Вы на это намекаете?
Карл фон Крейль. Да. Здесь должна быть какая-то пока еще не обнаруженная взаимосвязь, о которой ваша дочь, вероятно, догадалась. Вот я ведь не крупный банкир. Взаимосвязь между музыкой, роялями и деньгами, если определять деньги как метафизическую материю, вновь превратившуюся в то, из чего она была сотворена: в слезы, труд, пот, кровь (задумчиво), – это тоже должно найти отражение в вашем спектакле. И даже помогло бы прояснить мотивы поведения вашей дочери.
Кренгель. Могу ли я рассчитывать, что вы возьмете на себя, скажем, режиссуру?
Карл фон Крейль. Согласен.
Кренгель. Пойдемте выпьем еще по одной. (Приглушенно.) А здесь пошловато, вы согласны? Слишком много икры, шампанского и голых бюстов.
Продолжая разговаривать, оба с бокалами в руках уходят вправо. Вперед выступают разгоряченные Блаукремер и Хальберкамм.
Блаукремер (возбужденно). Я его не приглашал. Губка явился неожиданно. Как нам поступить с ним?
Хальберкамм. Принять его исключительно вежливо, он важнее посла, важнее министра иностранных дел; он сумеет помочь нам найти Бингерле и выручить графа Эрле цу Вербена. Кроме того, не забывай, что без него нам не получить акции «Хивен-Хинта».
Блаукремер. Знаю, Меня беспокоит другое – найти бабу ему по вкусу. Всякий раз ему вынь да положь порядочную женщину. Не шлюху, не стационарную, не выездную, не -фотомодель, а обязательно замужнюю, порядочную и к тому же красивую!
Хальберкамм. Очевидно, он не понимает, что как только окажутся с ним наедине, они перестают быть порядочными.
Блаукремер. Напротив, очень хорошо понимает, в этом и состоит его цель. Превратить их в непорядочных – именно этого он хочет. Должно быть, у него горький опыт с порядочными женщинами. Так что теперь обязательно подавай ему хорошенькую, да не моложе тридцати пяти. Зрелую и притом порядочную. Прошлый раз мы пытались провести его, подсунув ему профессионалку. Боже ты мой, как же он взбесился!
Хальберкамм. Что бы ему самому потрудиться. Должен же он понять, что мы не можем делать за него такие дела.
Блаукремер. Он увивается сейчас вокруг Евы, ну той, которая с Гробшем. Она как раз в его вкусе: изящная, под сорок, порядочная, хотя не прочь пококетничать. А если он узнает, что она к тому же графиня, то совсем спятит – начнет к ней приставать, и скандала не оберешься. Только этого нам сейчас не хватало.
Хальберкамм. Она ему влепит затрещину, а когда он узнает, что у нее было что-то с кубинцем, начнется такое… Жаль, что малышку Блёмер ему уже не предложишь, она с ним спала, а стало быть, непорядочная. Другое дело – твоя Труда, она ведь по-настоящему красивая, а как супруга министра, само собой, порядочная (ухмыляется) и, наверное, предпочтительней для него, чем жена левоконсервативного политика.
Блаукремер (зло). Я бы тебе сейчас врезал, да не могу на глазах у всех. I Хальберкамм. Надо отвлечь Губку от этой графини! Иначе она устроит скандал. Лучше подсунь ему Труду, пригласи переночевать в ваших гостевых апартаментах, не то он посягнет и на официанток, одна из них, кстати, в высшей степени порядочная. В отношении другой я не так уверен: она была, как говорят, последней спутницей жизни Плуканского.
