— Марафетишься? — понимающе усмехнулась генеральша. — Есть для кого? — и своим мощным торсом втиснулась в кресло.
Лариса вздохнула.
— Могу погадать, хочешь? — интригующе предложила тетка.
— А почему бы и нет? — племянница быстро достала из ящика стола карты.
Вообще-то, она не очень в это верила. Где-то: пятьдесят на пятьдесят. Но тетка действительно умела гадать. А завтра у нее такой волнительный день…
— Сдвинь своей рукой, — попросила генеральша, протягивая колоду карт Ларисе и присаживаясь на тахту, чтобы раскидать бумажные картинки понятным ей узором в определенной последовательности.
Племянница всё еще сидела перед зеркалом, прореживая пинцетом брови.
— В общем, — в казенном дому ждут тебя хлопоты, — начала генеральша, — очень близкие хлопоты.
— Прямо завтра с утра, — предположила Лариса.
— Может и так, — кивнула тетка Катерина. — Еще какой-то злодей и злодейка тебе выпадают в том же казенном дому. И от них — даже удар…
— Кажется, я даже знаю, о ком речь. Злодей — это мой начальник. А злодейка — его секретарша, которая наушничает, во сколько я прихожу на работу и когда ухожу. В моем казенном доме это незыблемо, — вздохнула Лариса.
— Да, хоть, король этот тебе нехорошо падает, — продолжила генеральша, — но тебе повышение по службе выходит, не глядя на все его козни… Переплюнешь ты через него.
— Так я плююсь в его сторону постоянно, — усмехнулась Лариса, — а вот насчет повышения — это вряд ли… Мой начальник непотопляем и ему еще девять лет до пенсии. Карты врут, — заключила она с грустью.
— Ларка! — тетка так зычно вскрикнула, что племянница даже вздрогнула. — Не каркай под руку. И запомни: в моих руках карты никогда не врут. Ну, вот, всю мысль перебила, — сказала она с досадой.
— Молчу, молчу, — виновато вздохнула Лариса.
Какое-то время генеральша сидела молча, созерцая карты и всё еще недовольно сопя.
— Значит, — начала она снова, — король этот поганый станет тебе по барабану. Отскочит от тебя, как горох от стенки. И знаешь, почему? Потому что тут один благородный король очень клинья к тебе подбивает. И именно он своим благородством всю твою грусть и печаль перекроет. Понимаешь? И ложится его масть к тебе со свиданьицем, расположением и любовью. О как.
После этих слов родственница замерла на время, внимательно изучая карты.
— Ой, Ларка! — вскрикнула она вдруг, всплеснув руками, Ларка, что я вижу! С королем-то этим у тебя постелька выходит, да еще какая…
— Что, прям, завтра? — игриво поинтересовалась племянница, откладывая пинцет в сторону и разворачиваясь лицом к тетке.
— Насчет завтра — сказать не могу. Но очень близко, совсем рядом выходит, — тут генеральша вздохнула и неожиданно перешла на шепот, — такая постелька, о которой все бабы мечтают, да не всем суждено…
— Какая — такая? — не поняла Лариса. — Страстная, что ли, очень?
— Любовь без страсти не бывает, — назидательно сказала тетка. — Но я не об том сейчас толкую. Я о постельке, которая… — и женщина запнулась, подбирая слова, — про которую говорят, что она… судьбе — порог.
— Как? — переспросила племянница и засмеялась. — Тетка, тетка Катерина, по тебе словарь крылатых народных выражений можно составлять.
И Лариса повторила в задумчивости, глядя в зеркало: «Судьбе — порог»…
— К жизненным переменам, что ли?
— К очень жизненным, — кивнула генеральша.
— К замужеству, что ли? — неуверенно переспросила Лариса.
— Тсс, — тетка Катерина приложила палец к губам. — Тсс. Экая ты бестолочь, Ларка. Не видишь разве: я слова этого избегаю всячески, чтобы вслух его не произносить, чтобы не спугнуть удачу, — и она быстро-быстро перемешала на тахте карты, сбив их в бесформенную кучу. — И ты слова этого вслух не произноси. И никому про гаданье это не рассказывай. Ни подружкам. Ни даже им, — генеральша кивнула на двери Ларисиной комнаты, за которыми находились родители. — Я тоже молчать буду.
И, видя ироничную улыбку на лице племянницы, добавила:
— Можешь даже не сомневаться, Ларка. Всё: отпрыгалась, девка. Стопроцентно. Да и пересидела ты уже. Перестарочка-тридцатилеточка, сама знаешь. Давно пора. Скоро платье будешь шить или покупать… тсс… сама знаешь, какое. Вспомнишь еще мои слова. Очень скоро вспомнишь…
И генеральша, с видом заговорщицы, приложив палец к губам, покинула комнату племянницы, посмотрев на нее восторженным взглядом, словно на засватанную уже невесту.
Лариса глянула в зеркало и вздохнула. Ну, тетка, ну, тетка Катерина… Но на душе у самой посветлело. Гадание родственницы было, сейчас, словно, сеанс психотерапии. И так кстати. Особенно, для поднятия самооценки. А что там у нее с самооценкой? Всё замечательно.
Она двинулась к гардеробу, извлекая оттуда свои многочисленные наряды. И взгляд ее упал в этот момент на телефонный аппарат. Как же ей уже давно хотелось сделать этот тайный, секретный звоночек.
Журналистка подошла и быстро набрала номер телефона, который дала ей Антонина, предварительно плотно прикрыв трубку рукою.
— Пронто, — отозвался на другом конце провода мягкий баритон. — Пронто, — услышала Лариса дважды повторенный итальянский аналог русского «алло», и далее еще быстро прозвучало несколько певучих слов, которые Лариса не разобрала.
Женщине просто хотелось услышать его голос, она столько думала о нем, смотрела на его фото. Какой приятный тембр… Сердце ее колотилось. Нет, сегодня еще нельзя. Это она так. Просто из женского любопытства. Не выдержала. А вот завтра… Завтра утром она позвонит с работы, и они уже точно условятся о встрече. Спасибо Тоньке. Уезжая, она предупредила Антонио, и завтра он будет ждать ее звонка.
Лариса посмотрела на часы. Они показывали одиннадцать вечера. Женщина на минутку попыталась представить этого итальянца в его номере «Интуриста» на улице Горького, куда он пришел отнюдь не после праздного, а насыщенного встречами и делами трудового дня. Конечно же, он устал. И, наверное, уже собирается ложиться спать.
Баритон, еще звучавший в ней отголоском, безошибочно помог выбрать и наряд для завтрашнего дня.
Журналистка быстро натянула на себя темно-синюю удлиненную юбку, которая так красиво подчеркивала ее изящную фигурку, а к ней примерила нежно-бирюзового цвета кофточку из тончайшего кашемира с глубоким вырезом. От выреза шел ряд маленьких очаровательных перламутровых пуговиц.
«Надо всё предусмотреть на всякий случай, — усмехнулась женщина, — рассматривая себя в облегающей кофточке, — а вдруг… Какие симпатичные пуговки. И начинаются на уровне такой соблазнительной ложбинки. А не слишком уж соблазнительной и откровенной? Может, сюда какой кулончик прицепить»?
Она открыла ящик и быстро порылась в своих украшениях, и, найдя там золотую цепочку, которую венчал изящно обработанный камень бирюзы, осталась очень довольна.
Качнувшийся, как маятник, кулон замечательно сочетался с расцветкой кашемира. «Украшение будет одновременно привлекать и чуть отвлекать взгляд собеседника, — подумала Лариса. — И утомленному, наверняка, холодной и серой Москвой итальянскому путнику, блеск бирюзы может напомнить о теплых водах южных морей, в которых можно понежиться и согреться»…
— Стоп, — приказала себе вслух женщина. — Не будем бежать впереди паровоза. Я устала, а мне надо еще слова итальянские повторить. И я должна выспаться, чтобы завтра хорошо выглядеть.
Лариса еще раз окинула себя оценивающим взглядом.
— А еще будут высоченные каблуки… И завиток к завитку, и ресничка к ресничке, и пухлые губки бантиком… И запах «Шанели». Море «Шанели № 5»… Даже, если какая-то сердечная дама у него уже есть в Москве на примете или в далекой Италии, что для такого красавца весьма вероятно, — размышляла вслух женщина, — увидев меня, он мимо просто так не пройдет. Антонио, ведь, ничего не знает о том, что ждет его завтра. А поджидает его Мадам Неожиданность — союзница женщин. И эта Мадам — залог ее завтрашнего успеха. Особенно, если к нему, успеху, подготовиться заранее…
И Лариса самой себе в зеркало состроила лукавые глазки.
Уже засыпая, она вспомнила, что у нее завтра разгрузочный день, который она себе делает раз в неделю. Просто попивает тихонечко минералку из бутылочки, а вечером позволяет себе легкий ужин. И пару дней после этого не ест мяса и рыбы.
Впрочем, если возникнут определенные обстоятельства, при которых ее пригласят поужинать в кафе или ресторан, она, конечно, это свое правило нарушит. Ну, а так — ничего менять даже не стоит. Потому что в этот день она во всем теле чувствует легкость необыкновенную, порхая, как бабочка. И глаза ее блестят как-то по-особому. Пусть блестят. Завтра ей это даже очень кстати.
