Ознакомительная версия.
Не так ли история Трои началась для европейского мира задолго до ископаемых черепков и бижутерии, найденных среди малоазиатских холмов немецким любителем-археологом? Предметы, что говорить, убеждали своей весомостью, их можно было пощупать, но ведь они, как оказалось, имели меньше отношения к подлинной Трое, чем эпос — он остается для нас первичной реальностью.
Изучение текстов только лишь началось, мы не знаем имени сказителя или певца, донесшего до наших времен творение келасского Гомера и, вполне возможно, исчезнувшего вместе со слушателями-земляками где-то в казахских степях. Как остается пока неизвестно, кто и когда сделал запись, а потом перепечатал ее на старинной, судя по шрифту, машинке. То, что до нас дошло — перевод без оригинала, оставшиеся не растолкованными слова даны в латинской транскрипции, с вопросительными знаками, иногда с комментариями переводчика.
Наличие в непереведенных словах корней, которые можно считать семитскими, навело некоторых исследователей на мысль, не обосновались ли на здешнем побережье в глубокой древности потомки одного из утерянных колен Израилевых, тех, что не вернулись из Вавилонского плена, то ли растворились среди других, то ли разбрелись почему-то в разные стороны. Претенденты на звание таких потомков, как известно, заявляют о себе до сих пор то в Индии, то в Африке, то где-то даже в бразильских джунглях. Сторонники этой версии обращают внимание на строки поэмы, где живописуется бурный поток, отделяющий жителей страны от остального мира:
Ворочает камни, кипит, с течением не совладать,
Не переправиться, не переплыть — верная смерть.
Строки эти заставили исследователей вспомнить известную талмудическую легенду о реке Самбатион (или Саббатион), которую невозможно было перейти в обычные дни, она затихала лишь по субботам, когда евреи не вправе были ничего предпринимать. В дошедших фрагментах нет прямых упоминаний о субботе и религиозных запретах, но герои поэмы, как можно понять, ощущают себя обреченными оставаться в местах, для них чуждых.
Течение неумолимо, как время, бесполезно сопротивляться.
Не вернуться, не двинуться дальше — как мы попали сюда?
Заблудились, забыли дорогу, забываем сами себя.
Что там, на другом берегу, нам никогда не узнать.
Легенды не уточняют подробностей, нигде, например, не говорится, был ли обитаем другой берег Саббатиона. Если поток иногда затихал, что мешало перейти его с той стороны тем, для кого запретов не существовало, хотя бы для того, чтобы поживиться, пограбить, просто полюбопытствовать? Некоторые места поэмы позволяют предположить, что герои задумываются о такой возможности. Кто-то из них, как можно понять, готов даже нарушить запрет:
Надо искать дорогу, здесь будущее закрыто.
Мы сами себя запираем, придумываем запреты.
Другие на это им отвечают:
Не ищи пути через бездну. Ушедшие не вернутся,
Забудут прежний язык, переменится память.
Здесь уже начинаются неясности. Как понимать слово «бездна»? Идет ли речь о неизбежной физической смерти в потоке («неумолимом, как время»)? Или речь идет о смерти духовной, когда народ или племя, пренебрегая запретом, утратит прежнюю память? Немного дальше возникают, пожалуй, самые загадочные строки поэмы:
Там, под сводами темной [nahpela?], открывается выход в мир,
Где покоились наши [onimas?], когда мы еще не родились.
Оставшиеся непереведенными или не растолкованными слова в квадратных скобках вызывают действительно немало вопросов. Слово «нахпела», предполагают некоторые толкователи, на самом деле следует читать как искаженное еврейское «махпела» — так называлась легендарная пещера, где были захоронены библейские предки, начиная с Адама. Кто-то вспоминал другую апокрифическую легенду — о подземном пути, который ведет на родину: не туда ли открывается выход через пещеру, не этот ли путь кажется другим «бездной»?
Толковать темные места можно как угодно, остановимся на самом убедительном. Созвучие другого непереведенного, с вопросительным знаком, слова с греческим anima позволяет думать, что речь здесь идет не о покоящихся в пещере предках, а скорей о душах, которые до рождения жили где-то в другом мире. Такое представление, как известно, ближе к греческой философии, нежели к иудейской религии.
В одном из дальнейших фрагментов уже определенно описывается пещера, в которой, видимо, побывал кто-то из рассказчиков.
Свет засиял за спиной. Страх не давал обернуться.
Каменный свод впереди растворился, исчез, стал прозрачным,
Голоса или музыка, не переводимые на словесный язык,
Говорили: смотри и вникай, здесь открыты врата
В мир другой, несомненной, утраченной, подлинной жизни.
Возникающие дальше образы не могут не вызвать в памяти другую легендарную пещеру — знаменитую пещеру Платона. В ней, как известно, за спинами неподвижно сидящих людей сиял источник света, передвигались, как над ширмой кукольника, фигуры — зрители могли видеть лишь их тени на своде или стене перед собой. Тени эти, согласно Платону, и были для них реальностью, о другой они могли только догадываться. Философ уточняет, что обитатели пещеры, то есть мы, люди, от рождения лишены возможности обернуться к источнику света. Лишила ли их такой возможности неназванная сила? Нет, люди не хотят этого сами, они боятся, что сияние подлинного мира, мира идей, окажется слишком болезненным для их неприспособленных глаз или душ. Заглянуть в него способны лишь немногие, философы, остальные довольствуются смутными образами. (Становятся, между прочим, понятны некоторые загадочные вне контекста выражения, которые можно встретить в поэме: «тень опередила его», «тень его надломилась» и некоторые другие.)
Комментаторы поэмы из числа местных краеведов поспешили с утверждениями, что именно отголоски этой древней легенды могли донестись до Эллады, подсказав греческому гению основополагающий образ его философии. Где-то в здешних местах, установили они, мог задержаться по пути домой кто-то из древних аргонавтов. Не будем сейчас углубляться в версии, скорей патриотические, чем научные.
Сюжетную связь между сохранившимися фрагментами поэмы можно только реконструировать. Судя по некоторым, она повествует о какой-то неизвестной нам катастрофе.
Обрушились в бездну врата, соединяющие миры.
Геологи подтверждают, за последние три тысячи лет в здешних местах произошло несколько землетрясений разной силы, вполне, однако, достаточных, чтобы обвалилась часть прибрежных скал, сложенных из непрочных вулканических образований. Где-то здесь, говорят они, проходит разлом земной коры, с ним связана, как выражаются некоторые, аномалия, которую можно назвать энергетической. Склонные к другой терминологии говорят о неких «вратах небес», где взаимодействуют миры физический и духовный.
Воды смешались с водами, поток растворился в море.
Где мы? Блуждаем мыслью, не двигаясь с места.
Память не сохранить, не вернуть, только творить ее заново.
Имеется ли здесь в виду ушедший под воду легендарный поток? (У побережья, между прочим, действительно отмечено течение, которое тоже можно назвать аномальным, настолько сильное, что его не могли преодолевать даже старые парусные корабли, а пловцу попасть в него вообще рискованно — можно не вернуться обратно.) Или речь идет о чем-то другом, о смешении несовместимого? Исчезла, выродилась цивилизация, доживают остатки народа, не сумевшего сохранить память. Поэзия многозначна, она говорит о реальности по-иному, чем научные документы. Пробелы, неясности ставят больше вопросов, чем утверждения — потому они всегда продуктивнее, богаче.
На побережье указывают несколько пещер, которые можно считать прообразами легендарной или хотя бы ее остатками. В одной из них не так давно были найдены странные предметы, напоминающие то ли архаичные скульптуры, то ли модернистские, вполне реалистические поделки. Вы можете сейчас увидеть их экспозицию в нашем холле. Считать ли их рукотворными, или перед нами прихотливая игра природы? Со стороны моря можно увидеть в скалах очертания фигур, которые и впрямь наводят на такую мысль. Горные породы у берега порождают иной раз необычайные, прихотливые формы, некоторые из находок явно обкатаны морскими волнами. Сходство их с известными предметами нашей цивилизации не могло не породить, как теперь бывает, версии о неземном происхождении. Указывают даже площадку с как бы обожженной породой, откуда мог стартовать межпланетный корабль. Не заставило себя ждать и ученое обоснование. Как известно, некоторые океанические народности, впервые увидев привезенные европейцами предметы, сочли их божественными и стали воспроизводить непонятные формы в доступных материалах, уверенные, что деревянная имитация самолета, скажем, будет летать. Может, и найденные объекты были предметами неизвестного культа? Остается тогда объяснить, как тысячу лет назад сюда могли попасть каменные подобия микроскопа или мясорубки.
Ознакомительная версия.
