– Я очень рада за вас, Ойген Генрихович, – ласково обратилась к высокому, Алла Суфиевна. А теперь позвольте прочитать вам. Хотя, возможно ли это? И наш гость прочтет нам, – и она явно протянула мне лист исписанной бумаги.
– Что это? – только и умудрился спросить я.
– Мадмуазель пишет послания из сферы, – скрипуче промяукал дворецкий и обдал меня циничным взглядом.
Я взял написанное. Начал читать….
…И интересно, если бы я сейчас уснул.
То во сне я вновь увидел бы ее? Плод моих восхищений и желаний. Я подошел к ней и заговорил. Но она не поворачивалась ко мне. Она подарила мне свой сон. Как это произошло, я не понял. Но она, как бы это объяснить, отдала мне частичку своего внутреннего, даже не прикоснувшись ко мне. Будто она так захотела. Что бы сегодня мне снилась не она. И не свой собственный сон я смотрел. А ее. Стоя за зеркальной стеной, подернутой легкой изморозью, я понимал и принимал все, что шло именно от нее. И не моим это было. Не моим.
….. сначала небо дрогнуло, где то в степи заполыхало. Пламя костров гналось на перегонки с закатом. Или это и было закатом. И вой. Где то далеко, далеко выл волк. Сильный и гордый. От одиночества своего получающий непомерное удовольствие. И не спит он. Болит у него в груди. И огонь этих костров, закатов, не пугает его совсем. Это его часть сущего. Он понимает, что все, что окружает его сейчас, включая меня, как наблюдателя. Это всего – то его смешная жизнь. И если бы он смог засмеяться, он бы так и поступил. Но он воет, даря миру свою прощальную песнь. И искры заката тают, уходя краем в горизонт. И даже если кто – то в данную секунду крепко спал, то проснулся в неприятной дрожи. И слыша его закатную песнь, люди понимают то же что и я, или каждый свое.
Но зверь пел свою песню ей….своей. Только своей. В музыке ветра, он отчетливо слышал биение ее сердца. Хотя она и находилась порядком далеко, в его снах. И воздух вибрировал от его тягучей песни, ища место, куда бы приткнуться. И не находил цели. Улетая в степь, ложась в пространстве беззвучным пластом. Затем… по небу полетели другие волки, вернее это уже были люди… и будто с крыльями как у ангелов. Но я отчетливо понимал, что такого быть не может. Но она закрутились в огромной центрифуге. И я будто стоял уже рядом с ней и смотрел заворожено на кружение этого ангельского потока.…и я понял….все понял и решил больше не смотреть такой сон.
Сон о той….которой я не снился… ни… ког… да.
Я дочитал. В комнате зависла тишина. Нарушила ее сама же хозяйка.
– А теперь, нам пора расходиться. Надеюсь вы все поняли, о чем мы будем говорить в следующий раз.
И все пристально посмотрели на меня.
– Понимание уже вошло в вас, – уверенно прошипел, дергая рукой, взъерошенный в линзах. Так что мы и послушаем вас, уважаемый, к стати меня зовут Сантуцио. Август – Сантуцио. И я то же, как и вы живу вечно.
– Предметная и интереснейшая будет эта беседа? – тонко попыталась спросить дама в боа.
Я растерялся и даже не знал, что им и ответить. Но общество сферы не стало дожидаться моего утвердительного разъяснения. Все начали вставать и уходить. Ушла и хозяйка, прежде, загадочно подмигнув мне. Кот же, фыркнул и засеменил, за ней, еле поспев.
Вечер удался на славу. И хотя я определенно был поражен таким сложившимся опытом. Все же не понял, что и в каких подробностях я должен рассказывать этим странным людям, да еще и в какой – то неопределенный и следующий раз?
Бред.
– Решение само по себе придет к тебе, – прощаясь на автобусной остановке, одобрительно сказал мне Димка или Сережка или арлекин, совсем я что то запутался, и запрыгнув во чрево транспортного гиганта, скрылся за поворотом моей вечерней жизни. Я же побрел домой пешком. Думать мне не хотелось вовсе. И даже странно это казалось мне сейчас. Странно само по себе то, что мыслей совсем не было в моей голове. Там было пусто. Чистый лист. Прохлада и ночь. Единственное, что проскользнуло молнией в подсознании….август….самый мой любимый месяц в году. Самый нежный, теплый и благодатный, мой август.
Так размышляя, я пришел домой.
Глава пятнадцатая. Ойген Генрихович
Ойген Генрихович по утрам пах обычно свежестью. Мягкими, набитыми чистым пером и пухом подушками. Шерстяным одеялом. Свежими носочками и удачным вступлением в новый день с определенно нужной ноги. А так хотелось уже пахнуть другими женщинами.
Однажды, он уже пробовал пропитаться женским естеством. Но вышло это и ни удачно и ни красиво и вообще. Получилось, что по большей части он провонялся женщиной, нежели впитал ее. Так, что бы весь день тайком от коллег по цеху нюхать это. И главное, знать. Что так пахнет только он, потому что у него есть она….его женщина.
А тут вдруг захотелось прямо много и сразу и беспорядочно. Наплевательски отнестись к выбору. Брать, так сказать, все что плохо лежит. А ежели не лежит, то первоначально уложить, а затем и брать. Или, если кто и положил, да плохо присматривает, так же брать. Рассуждал он всегда запросто логически. Главное это стабильность. А в наш век немыслимых скоростей, стабильность, это …куда женщину с вечера положил, там ее с утра и взял. А иначе бардак. Уложить ему, по всей очевидности было нечего, да и хлопотно было, опять же по его же соображениям, содержать в доме предмет своего желания. Так что, выходило по всем статьям, приходилось рассчитывать на чужое. Вернее очень уж желалось и виделось. Ну, или мелькало на безоблачном горизонте.
В молодости нам хватает совсем немного пространства для жизни. Нам даже хочется иметь кровать поменьше, что – бы прижаться друг к другу и лежать так вечность. Потом мы становимся старше и наша кровать, как и наши жизненные амбиции увеличивается в размерах. И только для само удволетворения мы называем это «аэродром». Хотя, вряд ли отсюда взлетают юркие истребители. Скорее и по большей части садятся тяжелые, ленивые и неповоротливые грузовые суда. И взлетная полоса превращается в посадочную, в глиссаду которой и не всегда попадаешь, особенно по пятницам.
И, тем ни менее…
План был прост (до боли в пояснице и не только), применительно было начать абордаж сразу нескольких объектов. Причем с полной самоотдачей и не замутненностью сознания.
В этом, совершенно нелегком деле, ему вызвался помочь сосед. В прочем роль его не многогранна в нашем повествовании. От того лишь, что дав адрес дамы в боа, и рассказав историю про компьютер, он ни заслуживает большего упоминания, как оное. О даме этой, сосед выразился так…
– Жила была Сара Иосифовна Бронштейн. И было у нее две руки, две ноги, голова и огромное самомнение.
О чем это я?
Ах… да!!!
Так именно и звали уважаемую даму в боа, знакомую нашему радиослушателю по собранию общества сфер.
Уж и не знаю, откуда у этой прелестной женщины образовался талантище? Но факт был естественно… и на лицо преобладал. Да еще и так, что мало кто вознамерился бы его осудить и тем более…. (упаси Господи).
Поначалу она пробовала гадать на картах. На кофейной гуще и на осадке соленых помидор в трех литровых баночках. Но, как это и случается всегда в жизни, в одно обыкновенное пенсионное утро, до нее дошло. И дошло до Сары Иосифовны следующее.
Смотреть нужно ни куда нибудь, а именно туда, где человек чувствует себя менее защищенным. Ведет себя естественно и непринужденно. Где он увлекается мыслительным процессом, где пролетают музы и философией пропитан каждый сантиметр площади. Речь шла о туалете.
Теперь, с этого самого простого дня, гадание на дому у Сары Давыдовны проходило по накатанной. Клиент приходил, сначала долго выплескивал ей в душу, свою сырость. Затем шел в туалет. И после, гадалка умелым взглядом всматривалась в произведение, и констатировала свой вердикт. При чем не редко, пользуясь всего одной фразой. Самой, как ей казалось емкой и нужной, что бы без баловства, там какого ни будь и подвоха. Выглядело это и необычно и пошло и смешно….НО! Главное, что и преследовали просящие, был очевидный результат. А результат присутствовал, как тайно, так и явно. И дело пошло.
Сегодня, к ней пришли не гадать. Прямо с утра заявился старый клиент. С огромным букетом полевых ромашек и с увесистым тортом. Благодарить пришел.
– Чудное утро, уважаемая, – неторопливо разуваясь, пробормотал молодой человек.
– От чего же? – весело недоумевала (или делала вид) Сара Давыдовна.
– Давеча, когда я был у вас на прошлой недели…
– На позапрошлой, – поправила его хозяйка.
– Сори, – смутился гость, – ну не суть, вы же всмотрелись в мое… ну …это…
– Дерьмо, – сухо отчеканила пожилая женщина, – я же просила все в моей квартире называть своими именами.
– Да, – немного покраснев и опустив голову, произнес молодой человек, – так вы сказали мне тогда одно только слово, – компьютер! Я, конечно, извиняюсь, но, что могло вас натолкнуть, там, на это понятие?
