— Бизнесмены? — спросил я.
Один из них отвесил вежливый, ничего не означающий поклон.
— В Италии по бизнесу? — уточнил я. Это был глупый вопрос. Кто ездит на отдых в синих костюмах?
Японец снова поклонился, и я понял, что он даже приблизительно не представляет, о чем я его спросил.
— Вы говорите по-английски?
— А… нет, — неуверенно произнес второй японец, слегка покачиваясь, и до меня вдруг дошло, что они все были вдребезги пьяны. Я взглянул на третьего, и он кивнул еще до того, как я задал вопрос.
— Вы, ребята, были в баре? — Вежливый непонимающий поклон. Мне начинал нравиться этот односторонний разговор.
— Похоже, вы здорово набрались там. Надеюсь, что никому не станет плохо, — добавил я беспечно.
Лифт полз и полз, и, наконец, с глухим стуком остановился. «Ну вот, джентльмены, восьмой этаж. Выходите».
Стоя в холле, они повернулись ко мне и хором сказали: «Buon giorno».
«И вам очень хорошего buon giorno», — быстро ответил я, нажимая на кнопку номер 1.
Я прибежал в бар за две минуты до закрытия, хотя на самом деле он уже был закрыт. Сверхусердный официант успел собрать все тарелочки с орехами, пианиста нигде не было видно. Но все это не имело значения, потому что никаких закусок там не подавали. Я вернулся в свой номер, заглянул в мини-бар и нашел там два крошечных пакетика, в каждом по четырнадцать земляных орешков. Это оказалось единственной едой среди многочисленных бутылок с безалкогольными и алкогольными напитками. Стоя возле мини-бара и поедая арахис по одной штуке, чтобы растянуть удовольствие, я случайно бросил взгляд на карточку с ценами и обнаружил, что эта легкая закуска обошлась мне $4.80.
Утром я переехал в отель «Коралло» на Виа Насьонале. В комнате не было телевизора, но зато была бесплатная шапочка для душа, и она была на 50 тысяч лир дешевле. Я никогда не видел такую маленькую, как там, ванную комнату. Она была такой крохотной, что в ней не было места даже для душевой кабинки. Надо было просто закрыть дверь в ванную комнату и поливать из душа все, что там было — унитаз, раковину, вчерашний номер «Guardian» и свое свежее белье.
В отрочестве, когда приходилось бывать в людных местах, я всегда представлял, что у меня есть лучевой пистолет, которым я могу испарить всех, кто мне не нравится — бездельников, близнецов в одинаковых одеждах, детей по имени Джуниор и Чип. Я всегда воображал, как иду сквозь толпу, стреляя в выбранные мишени и крича: «Прочь с дороги! Отбросы!» Во Флоренции, куда бы я ни пошел, мне хотелось того же. Город был набит туристами и людьми, пытавшимися им что-нибудь продать. В 1972 году Флоренция тоже ломилась от народа, однако тогда стоял август, и это меня не удивило. Но в этот раз был будний день не отпускного месяца апреля, а народу было еще больше. Я спустился к дворцу Уффици, обошел вокруг Пьяцца делла Синьория, других достопримечательностей в старом городе, и всюду было одинаково — толпы людей, почти все иностранцы.
Японцы здесь шатались сотнями — не только традиционные пожилые туристы с фотокамерами, но также студенты, молодые пары и путешественники с рюкзаками за спиной. Их было не меньше, чем американцев, а кроме них были полчища немцев и австралийцев, скандинавов и голландцев, англичан и так далее и так далее. Удивительно, как много людей может вместить один город. Во Флоренции ежегодное соотношение приезжих к местному населению составляет четырнадцать к одному. Какой город может сохранять подобие самостоятельной жизни, когда он так переполнен? Ясно, что никакой.
Конечно, это лицемерие — ругать туристов, когда сам являешься одним из них. Но нельзя не признать, что массовый туризм разрушает те самые достопримечательности, из-за которых возник. И ситуация ухудшается, поскольку японцы и другие богатые азиаты-туристы становятся все более наглыми. А теперь к этому добавились еще и десятки миллионов восточных европейцев. Боже, помоги нам всем!
Нигде упадок Флоренции так не очевиден, как на мосту через Арно. Двадцать лет назад даже в августе на нем было достаточно спокойно, чтобы сделать снимок друга (в моем случае Каца), сидящего на парапете. Теперь мост напоминает палубу «Луизитании» в тот момент, когда кто-то спросил: «Это что там — торпеда?» Он запружен иммигрантами из Сенегала, предлагающими бижутерию и фигурки из дерева, разложенные на одеялах или кусках черного бархата. У меня ушло полчаса, чтобы протолкаться среди них, после чего я решил, что гораздо проще пройти четверть мили до следующего моста и перейти реку там.
Я провел четыре дня, гуляя по Флоренции и стараясь полюбить ее, но так и не смог. Везде был мусор, постоянно докучали цыгане и сенегальские уличные торговцы, машины парковались на узких тротуарах, так что приходилось постоянно выходить на мостовую, чтобы обойти их. Все было пыльным и неухоженным. Казалось, что город никто не любит. Даже богатые бросали мусор на землю без зазрения совести.
Почему флорентийцы не понимают, что в их интересах убрать мусор и поставить скамейки, оградить прохожих от приставаний цыганок и сенегальцев? Во Флоренции собраны уникальные сокровища — двадцать один дворец, пятьдесят пять соборов, восемь галерей, двадцать музеев — согласно докладу ЮНЕСКО, больше, чем во всей Испании. Тем не менее ежегодные суммы, выделяемые из бюджета на реставрацию города, составляют менее пяти миллионов долларов. Неудивительно, что город выглядит нелюбимым.
Больше всего меня доставали цыганки. Они сидят почти на каждой улице, держа на коленях грязных детей лет трех-четырех, чтобы разжалобить сердобольных туристов. Фактически, детей эксплуатируют, но карабинеры, которые ходят по улицам с напыщенным видом, не обращают на них ни малейшего внимания.
Единственной цыганкой, не вызвавшей во мне раздражения, была маленькая девчушка, которая обчистила мои карманы. Это случилось воскресным утром, когда я выписался из отеля и направлялся на вокзал, чтобы поехать в Милан. На улице ко мне подошли трое детей с мятыми вчерашними газетами, предлагая купить их. Я отмахнулся от них. Одна девочка лет восьми, тараторящая и немытая, была особенно настойчивой и так навязывала свои газеты, что я пригрозил ей пальцем и стал строгим голосом читать нравоучение. Она засмущалась и убежала, а я пошел дальше самоуверенной походкой человека, который знает, как вести себя на улице. Через десять метров, даже не ощупывая карманы, я почувствовал, что в них чего-то не хватает. Осмотревшись, я увидел, что внутренний карман моей куртки расстегнут и зияет пустотой. Девочка ухитрилась, пока я читал ей лекцию о хорошем поведении, залезть в мою куртку, расстегнуть молнию на кармане и вытащить два дорожных чека. Я не рассердился. Я был поражен. Я обследовал рюкзак и другие карманы, но больше ничего не пропало. Да больше ничего и не было. Девчушка, которой, конечно, уже нигде не было видно, стащила чеков на полторы тысячи долларов — совсем не плохо для пятисекундной работы.
Я отправился в полицейский участок на вокзале, но сидящий там полицейский не хотел, чтобы его беспокоили в воскресный день и направил меня в Квестуру, центральное полицейское управление, с большой неохотой записав адрес на клочке бумаги.
Я сел в такси и сказал водителю, куда меня отвезти. — Карманники? — спросил он, глядя на меня в зеркало заднего вида. Поездки в Квестуру были, очевидно, частью его обычного воскресного расписания.
— Да, — сказал я немного смущенно.
— Цыгане, — прибавил он с отвращением и плюнул. На этом наш разговор закончился.
В Квестуре я был направлен в комнату ожидания, голое помещение с серыми, отклеивающимися обоями и высоким потолком. Иногда в него входили мужчина или женщина — полицейские, и вызывали одного из ожидавших. Я прождал час. Входили другие люди, и их принимали раньше меня.
У меня с собой был путеводитель по Италии, включавший в себя англо-итальянский разговорник. Я просмотрел его в надежде найти что-нибудь подходящее для объяснения моей встречи с шустрыми цыганятами. Но он был полон фраз типа «Где я могу купить шелковые чулки, план города, фотопленку?» и «Мне нужно: купить бритвенные лезвия, постричься, побриться, помыть голову, послать телеграмму в Англию (Америку)». Полная бесполезность путеводителей не перестает меня поражать. Возьмите, к примеру, такую фразу из разговорника: «Не приготовите ли вы мне ванну на семь часов, десять часов, половину одиннадцатого, в полдень, в полночь, послезавтра?» Подумайте, зачем кому-то может понадобиться заказать ванну на полночь послезавтра? В книге не говорится, как сказать «Спокойной ночи» или «Добрый день», но сообщается о том, как найти шелковые чулки и заказать ванну в любое время суток. Интересно, в каком мире живет автор этого разговорника?
Невозможно не испытывать удивления, читая его. Только послушайте: "Мы бы хотели получить кабинку для переодевания на двоих, пляжный зонт, три шезлонга ". Почему шезлонга три, а кабинка только на двоих? Один будет переодеваться снаружи? А чего стоят такие незаменимые при общении в чужом городе фразы, как «Я бы хотел увеличить эти два снимка» и «Не подкачаете ли вы воздуха в мои шины?»
