Тому есть множество примеров, но только это не имеет ничего общего с истинным сексуальным наслаждением, столь же древним и столь же сильным. Короче, я был не согласен; но, как всегда, понимал, что спорить бесполезно.
– Пройдемся? – предложил Бредан, допив пиво.
Я пошел за ним в первый зал пыток, а все остальные за нами. Мы находились в подвале со сводчатым каменным потолком. Музыкальный фон слагался из очень низких органных аккордов, на которые накладывались вопли истязаемых. Музыка транслировалась через громадные усилители. Повсюду были красные прожекторы, маски и орудия пыток в специальных подставках; на оборудование, должно быть, угрохали целое состояние. В углублении, похожем на альков, висел прикованный мужчина, истощенный и лысый, ноги его были зажаты деревянными колодками на высоте полуметра от пола, а кисти наручниками прикреплены к потолку. Его повелительница, облаченная в черный латекс, сапоги и перчатки, расхаживала вокруг него с хлыстом из тонких ремешков, инкрустированных драгоценными камнями. Сначала она долго хлестала его по ягодицам размашистыми ударами с оттяжкой; мужик этот, совершенно голый, повернутый к нам лицом, орал от боли. Вокруг собрались зрители.
– Она, я думаю, на втором уровне, – шепнул мне на ухо Бредан. – Первый – это когда останавливаются при появлении крови.
Член и мошонка у парня болтались в пустоте, длинные и будто свернутые набок. Повелительница обошла его кругом, порылась в сумочке у себя на поясе, извлекла оттуда несколько крючков и всадила их в мошонку; проступили капельки крови. Половые органы она хлестала аккуратней. Тут все было на пределе: зацепившись за крючок, ремешок разорвал бы кожу. Валери отвернулась, прижалась ко мне.
– Пошли, – умоляюще проговорила она, – пошли, я тебе после объясню.
Мы вернулись в бар; все остальные были настолько поглощены зрелищем, что не обратили на нас внимания.
– Эту бабу, которая его хлестала, я знаю, – сказала Валери вполголоса. – Я видела ее всего однажды, но не сомневаюсь, что это она… Это Одри, жена Жана Ива.
Затем мы сразу ушли. В такси Валери неподвижно смотрела в одну точку. В лифте она продолжала молчать. И только закрыв за собой дверь квартиры, обернулась ко мне:
– Мишель… ты находишь, что я несовременна?
– Да нет же! Я и сам этого не переношу.
Палачей я еще хоть как-то могу понять, они мне отвратительны, но я знаю, что существуют люди, которым нравится истязать других; с чем я не в состоянии смириться, так это с поведением жертв. Как человек может дойти до того, чтобы предпочитать страдания радости? Не знаю, таких надо перевоспитывать что ли, любить их, учить наслаждаться.
Я пожал плечами, показывая тем самым, что это выше моего понимания – как в последнее время и все остальное в моей жизни. Человек совершает какие-то поступки, он согласен вынести то-то и то-то… Можно ли тут сделать какой-то общий вывод, уловить некий смысл? Я молча стал раздеваться. Валери села на кровать рядом со мной. Я чувствовал, что она напряжена и никак не придет в себя.
– Самое страшное, – продолжила она, – что при этом нет никакого физического контакта. Все в перчатках, все пользуются инструментами. Кожа не соприкасается с кожей, ни поцелуя, ни ласки. На мой взгляд, это противоречит самой природе секса.
Она была права, но приверженцы садомазохизма видят, должно быть, в своих действиях апофеоз секса, его высшее проявление. Каждый замурован в собственной скорлупе и наслаждается своей уникальностью; это тоже мировоззрение. Во всяком случае, подобные заведения все больше входили в моду. Я с легкостью допускал, что Маржори с Жеральдиной, например, их посещают, а вот представить себе, как они отдаются, ну и вообще занимаются сексом, не мог.
– Все проще, чем кажется, – произнес я наконец. – Сексуальное влечение у людей, которые любят друг друга, – это одно; сексуальность у тех, кто не любит, – это другое. Когда человек не может слиться с другим, ему остаются страдания и жестокость.
Валери прижалась ко мне и прошептала:
– Мы живем в странном мире…
Защищенная от окружающей реальности непомерной занятостью на работе, так что ей едва хватало времени заскочить в магазин, отдохнуть и начать новый день, она в некотором смысле осталась наивной.
– Мне не нравится мир, в котором мы живем, – добавила она.
Наши опросы показали, что потребители ждут от нас трех вещей: безопасности, новых эмоций и эстетического наслаждения.
Бернар Гильбо
30 июня из агентств поступили сводки о количестве забронированных мест. Они превзошли все ожидания. «Эльдорадор – Новые открытия» имел успех, он сразу стал распродаваться лучше, нежели традиционная программа, спрос на которую продолжал падать. Валери позволила себе взять недельный отпуск, и мы отправились к ее родителям в Сен-Ке-Портриё. Для жениха, которого везут показывать семье, я чувствовал себя староватым – как-никак я был старше ее на тринадцать лет и к тому же в такой роли выступал впервые. Отец Валери встречал нас на вокзале в Сен-Бриё. Он расцеловал дочь, долго ее обнимал, видно было, что соскучился. «Ты похудела», – сказал он. Потом обернулся ко мне, протянул руку, не глядя в глаза. Наверное, он тоже чувствовал себя неловко: я работаю в Министерстве культуры, а он – простой крестьянин. Мать оказалась намного разговорчивей, она долго расспрашивала меня обо всем: как я живу, работаю, отдыхаю. Словом, ничего особенно трудного, тем более что Валери сидела со мной рядом и время от времени отвечала за меня; мы с ней переглядывались. Я пытался вообразить, как бы я вел себя за семейным столом, если б у меня были дети, но не мог; я вообще не мог представить себе будущего.
Вечером нам подали настоящий праздничный ужин: омар, седло ягненка, несколько сортов сыра, торт с клубникой и кофе. Мне, понятно, хотелось видеть в этом знак того, что меня признали, хотя трапеза, совершенно ясно, готовилась заранее. Разговор поддерживала главным образом Валери, рассказывала о своей новой работе, о которой я знал почти все. Я тем временем разглядывал занавески, побрякушки, семейные фотографии в рамках. Я попал в семью и испытывал от этого волнение, смешанное с тревогой.
Валери пожелала непременно спать в своей детской комнате. «Лучше вам устроиться в комнате для гостей, – возражала ее мать. – В детской вдвоем будет тесно». Кровать и в самом деле оказалась узковатой, зато я чуть не прослезился, когда, оттянув трусики и поглаживая промежность Валери, думал о том, что она спала здесь в тринадцать-четырнадцать лет. Сколько времени потеряно даром, говорил я себе. Я опустился на колени возле кровати, повернул Валери к себе, снял с нее трусики. Ее влагалище сомкнулось вокруг моего острия. Я игрался, углублялся, потом подавался на несколько сантиметров назад, сжимая ладонями ее грудь. Она кончила со сдавленным криком и рассмеялась. «Родители еще не спят,» – прошептала она. Я вошел в нее снова, сильнее, чтобы кончить самому. Она наблюдала за мной с блестящими глазами и зажала мне рот рукой в ту самую минуту, когда я разрешался с глухим урчанием.
Потом я сидел и рассматривал комнату. На полке над «Розовой библиотекой» лежали несколько аккуратно переплетенных тетрадей.
– Это я писала лет в десять-двенадцать. Романы из серии «Пять юных сыщиков и верный пес» [14].
– Как это?
– Неизданные похождения «юных сыщиков», я сочиняла их сама, а персонажей позаимствовала.
Я взял тетрадки: там были «Пять юных сыщиков в космосе», «Пять юных сыщиков в Канаде». Я представил себе замкнутую девочку, фантазерку – такой я ее уже не увижу никогда.
Следующие несколько дней мы бездельничали, ходили на пляж. Валери часами лежала на солнце; понемногу силы ее восстанавливались; она никогда не работала столько, сколько в последние три месяца. Как-то вечером я заговорил с ней об этом. Мы сидели в «Океаническом баре», заказали два коктейля.
– Теперь, когда новая программа уже запущена, ты станешь посвободнее.
– Сначала – да, – она невесело улыбнулась, – но скоро надо будет придумывать что-то новое.
– Зачем? Почему не остановиться?
– Таковы правила игры. Жан Ив объяснил бы тебе принцип капитализма: либо ты идешь вперед, либо тебе конец. Разумеется, добившись решающего преимущества над конкурентами, можно отдыхать и несколько лет; но нам до этого далеко. Сама схема «Эльдорадор – Новые открытия» недурна, мы сделали тонкий, я бы сказала, хитроумный ход, но в этой схеме нет ничего реально новаторского – просто хорошо сбалансированная смесь двух ранее существовавших концепций. Конкуренты увидят, что дело пошло, и быстро заполнят нишу. Это ведь не сложно сделать; у нас трудность заключалась в том, чтобы раскрутить проект в очень короткий срок. Не сомневаюсь, что «Нувель фронтьер», например, уже следующим летом смогут составить нам конкуренцию. Если мы хотим сохранить преимущество за собой, надо придумывать что-то новенькое.
