Ознакомительная версия.
Мент аж запыхтел — а сам не видит, что синеть начал:
— Там лучшие люди, патриоты, добровольцы, жизни своей не жалеют, чтоб русским братьям помочь свободу отстоять.
— От кого отстоять, ты че пургу метешь?
— От фашистско-бандеровской хунты, которая в Киеве захватила власть в результате вооруженного переворота.
— С какого бодуна?!
— По американским планам, на американские деньги. Ты ваще не в теме?
— На хрена?!
— Чтобы ослабить Россию, расколоть русским мир, перетянуть Украину на Запад.
А у Мента уже пот по роже покатился. Недолго он еще дискутировать тут будет. Но еще плечи расправил, грудь вперед, подбородок задрал — умора, бомж-гвардеец.
— Что, даром у Путина рейтинг восемьдесят семь процентов? Наши прадеды за эту землю кровь проливали!
— Ага — а теперь мы прольем. Кровопускание полезно народу. Чтоб против власти бунтовать не вздумал.
Но это Седой выкрикивал уже в спину Менту, который на полусогнутых покорячился в темный угол: блевать. Я этого давно ждал. Он же патриот с обостренным рвотным рефлексом. Русский феномен: голова за власть, а желудок за оппозицию. Сверху патриот, а изнутри блюет. То есть человека ввергают в муки собственные убеждения. Не позавидуешь.
Тут Синяк и говорит, что хорошо бы всем податься в Донецкую Народную Республику. Вот только здоровье поправить немного, почиститься и искать ближайший вербовочный пункт для добровольцев.
— Оденут нормально. Кормить будут. Оружие дадут! И будешь ты — власть.
— Винтовка рождает власть, — задумчиво проговорил Седой. — Прав был Мао… Правда, по-моему, китайцы не пьют…
— Мао там не Мао, а все равно подыхать, так хоть пожить немного по-человечески. И хоть гадов с собой на тот свет забрать сколько можно!
— А вот я бы пошел на ту сторону, — прогудел Федя.
— Это почему?
— Ментов бить. Они ж туда едут, поди, омоновцы разные? Вот так из акаэма в лоб — щелк! — и нет одного.
— Ты что — предатель?
— Предатель у нас — Седой. Так что место занято.
Тут Седой, умный сильно, пустился читать лекцию. Лекция шла с комментариями народа, кратко причем. Ему бы, конечно, по телевизору выступать. Значит, в девяносто первом мы границы утвердили, в девяносто четвертом Украина нам отдала все ядерное оружие, и мы опять же за это границы ей гарантировали, а в две тысячи третьем в третий раз подтвердили границы. А в четырнадцатом году подло и коварно нарушили все договора и оттяпали у Украины Крым и Новороссию. Ввели свои вой ска. Можно подумать, что-то новое сказал.
Синяку, конечно, против Седого делать нечего. А Мент блюет. Жалко его. Все выпитое ведь сблевал, что еще не всосалось.
Я говорю:
— Слушай, хрен ли тебе эти хохлы? Они же вопили: «Москаляку на гиляку!». Кстати, хоть бы кто когда сказал, что такое эта гиляка?
— Виселица, пирамидчик хренов.
— Вот! Именно! А у нас украинцев никогда не презирали. Хотя знали: где один хохол прошел — там двум жидам делать нечего. Да пошли они все — Одессу и Севастополь на украинску мову с русского языка переучивать.
— Так что теперь — убивать их?
— Зачем. Сами накроются. Потому что должны были сделать два языка государственные — русский и украинский. И два региона — русский и украинский. Федерация.
Нет, я балдею: бомжи за политику ругаются. Вот уж поистине раскололи народ своей украинской войной.
Синяк верещит:
— Фашисты они фашисты и есть. Бандеровцы всех резали! И поляков, и евреев, и коммунистов, и русских. А Новороссию Суворов у турок отвоевал!
Мент приполз из темноты, глаза красные, как у вурдалака. И тоже стал думать, что сказать — и что хочет, и чтоб не сблевать. Нашел:
— Там под Симферополем отличный был учебный центр. Палестинцев тренировали. Объекты захватывать, в том числе самолеты. И под Киевом отличный был центр. Учили их ракеты делать, чтоб далеко летели, инженеров их готовили.
А Седой Мента не любит — как кошка собаку:
— Твои арабские фашисты русских на Кавказе резали, а евреев и сейчас в Израиле убивают. Обучили на свою голову, кретины. Так что Украина правильно люстрацию провела — всех кэгэбэшников вонючих вон с работы, и коммуняк за ними! Вот кто настоящие нацпредатели!
Мент в него кружкой — швырк! — и по кум полу-то лысому блестящему звонко так: банг! Седой на него понес — матерится он художественно, это концерт. Богато человек языком владеет. А Мент сидит и лыбится:
— Спасибо, — говорит, — браток, мне сразу хорошо стало. В своей тарелке. Хоть еще выпить, да нету уже.
А Федя говорит:
— А ведь если поеду и поступлю в украинский батальон — вот-то я вас, сук, нащелкаю. А то развонялись, политики.
А Седой уже никого не слушает — в пространство речи толкает, для невидимой международной аудитории:
— Есть жесткая историческая закономерность между степенью авторитарности режима и его агрессивностью. Никогда демократическое государство не нападало на другое государство с целью захвата территории и установление желаемого для себя режима, не будучи к тому вынуждено. Внутренняя емкость демократического государства с точки зрения государственной энергии очень велика. Демократическое государство постоянно само потребляет энергию своей системы — всячески устраивает свою жизнь, жизнь и деятельность граждан.
Авторитарный режим вынужден все жестче и полнее контролировать все сферы деятельности своих граждан, поэтому их скрытое сопротивление растет все больше. И, с одной стороны, власть должна как-то отвлечь народ и сплотить вокруг себя против внешнего врага. А с другой стороны — и это главное — у авторитарного режима, когда он закрутит гайки внутри страны, образуется большой и нерасходуемый запас авторитарности, запас авторитарной энергии. Если система создана — она должна исполнять свою функцию. Авторитарная система существует, чтоб все авторитарно упорядочивать. И когда внутри государства порядок наведен и гайки закручены — энергия авторитарной системы обращается наружу, вовне, в международное пространство. И этой системе потребно расширять свою территорию авторитарным методом, то есть через агрессию, и там тоже закручивать гайки на свой манер. Возьмем Северную Корею или Кубу с их малым потенциалом, но агрессивной идеологией. Казалось бы, им следует заняться собственной слабой экономикой и культурой, но…
Федя зевнул, тоненько заскулив, как собака, и перебил:
— Ты знаешь, что это: в одно ухо влетает, в другое вылетает?
— Что?
— Лом.
— Людям дорого, чтобы их страна была мощной и уважаемой. Общее главнее личного, — сказал Мент и прижал руку к подложечке.
— В дерьме сдохну, но империю не отдам, — глумился Синяк.
Седой плюнул и предложил им всем коллективно заняться онанизмом — это у них может получиться лучше, чем политика. Ему сказали, что пусть этим сначала правительство займется, у него тоже это лучше получится.
Вот я и прославился второй раз в жизни. Причем с другой стороны. В смысле — в противоположном положении. То есть не как новый русский, а как старый бомж. М-да. Богатая биография. Живешь-живешь — до всего доживешь.
Сижу я, стало быть, на цокольном выступе, ну этом выпуклом канте дома, по верху фундамента идет. На южной стороне улицы. Греюсь спокойно и на прохожих смотрю. Я лично себя не стесняюсь. Стараюсь не вонять, ссаться в штаны обыкновения не имею, лицо и руки мою каждый день, и барахло поновее прежде всего надеваю на себя, а меняю и пропиваю уже во вторую очередь.
А метрах в сорока, возле «Бытовой техники», припарковалась «газель» с эмблемой TV. Мужик раздвинул треногу и насадил камеру, а девочка в джинсах и красной курточке стала совать прохожим микрофон.
Забавно смотреть, как люди клюют на микрофон. Как рыбки на наживку. Лица такие смешные — тупость и важность одновременно, и при этом неуверенность в себе. А остальные идут мимо — и косятся, тоже хотят, чтоб их спросили и в телевизоре показали. На улице шум, мне их слов не слышно, да и хрен ли они могут сказать. Свое куцее одобрение политике Кремля или неодобрение росту цен все равно на что.
Я никогда в жизни не был в театре. Не срослось. Ни случая не было, ни потребности. Вот улица — это лучший театр. Здесь всего насмотришься.
И тут девушка поворачивает голову в мою сторону, а оператор ей что-то толкует. И они кочуют будто ко мне.
И в самом деле ко мне. Охренеть. Сразу народ стал собираться. А девушка милая сует вперед свой микрофончик и начинает:
— Можно задать вам вопрос?
— Смотря какой. — Конечно, мне любопытно. Прошли те времена, когда эта братия по два часа меня в приемной ждала. Уж и я не я, да и они не они.
— Скажите, пожалуйста, у вас есть собственное жилье?
Ага; а то по мне не видно.
— Есть, — говорю, — и даже два. А в перспективе будет еще одно.
Ознакомительная версия.
