— Ты прекрасно понимаешь, что я не про деньги, — Сергей на всякий случай обозначил свою позицию повторно, чтобы закрыть Полине этот путь к отступлению наверняка. — Просто мне непонятно, для кого ты все это делаешь. Я тебя и так люблю. Я тебя любил всякую — и беременную, и кормящую, и когда ты пятьдесят килограмм весила, и когда восемьдесят. Если ты действительно ради меня под нож опять ложишься — то я тебе говорил и повторяю: мне это не нужно! Мне это вообще больно! Я тебя люблю вместе с твоим животом, как он есть. Я обожаю твой живот! Я с твоим животом два раза по девять месяцев разговаривал! Он мне дорог как память! И ты это знаешь! Вот я и спрашиваю тебя — зачем делать операцию?! Ну скажи ты мне честно!
Полина долго смотрела на него большими злыми глазами, потом решительно выстрелила первой же удачной, пришедшей ей на ум фразой:
— Ты меня в чем-то подозреваешь? Договаривай до конца!
Сергей мгновенно угадал, какую отступную стратегию Полина выбрала на этот раз. Сейчас она разыграет этюд «Жертва патологической ревности».
— Полина, ну перестань ты! — заорал он. — Прекрасно понимаешь же все!
В глазах Полины мгновенно выступили слезы. Она обиженно отвернулась, села в кресло и заплакала. Заплакала очень жалостливо, добросовестно, всхлипывая и всем своим видом показывая Сергею, как несправедливо, буквально на ровном месте он ее обидел, а она терпит. Она все терпит.
Сергей так устал от этого театра абсурда, что окончательно потерял контроль над собой:
— Перестань реветь! Перестань, я сказал! Хватит изображать из себя жертву сволочного мужа! Господи, ну зачем, зачем тебе надо, чтобы я в твоих глазах сволочью выглядел?! Можешь ты мне объяснить? Почему ты все и всегда выворачиваешь так, чтоб я вину перед тобой почувствовал? Зачем тебе надо, чтобы я все время был перед тобой виноват?!
В ответ Полина зашлась настоящим плачем. Сергей понял, что достучаться до нее он уже не сможет, и раздраженно махнул рукой:
— Да пошла ты на хер! Сука…
На него мгновенно навалилось острое чувство досады. Он понимал, что, в сущности, этих самых слов Полина на самом деле от него и добивалась, чтобы обидеться насмерть, лечь в клинику, не сказав мужу ни слова, вернуться после операции так же молча и не разговаривать с ним еще месяц. Все предыдущие операции происходили именно по такому сценарию. Сергей был против «улучшений». Просил объяснить — на фига? Умолял поверить, что он любит жену и так. Полина упорно отказывалась сообщать истинные мотивы своего внезапного желания оперироваться. Сергей злился. Полина доводила его до белого каления. Сергей срывался. Полина ложилась в клинику и спокойно делала себе операцию. Потом долго не разговаривала с мужем, а перед знакомыми разыгрывала одну и ту же трагедию: вот, мол, боюсь стать ему неинтересной, режусь вся, терплю муку, а он… Зачем? Зачем ей все это?!
Сергей вышел на просторный балкон-веранду, уставленный кадками с цветами и плетеной мебелью. Открыл створку окна, взял со столика сигареты, облокотился на парапет и закурил.
— Это все какая-то игра… — пробормотал он себе под нос, нервно выдыхая сизый табачный дым и присматриваясь к серому осеннему небу. — Бред! Не понять! Не понять!!
[+++]
Утром Полина не сказала Сергею ни слова. На кухню она вышла в джинсах и пиджаке, то есть собравшись в дорогу. В прихожей стояла ее сумка. Сергей, сидевший за столом, выжидательно уставился на жену.
Ромка и Катя переглянулись.
— Что не ладно в датском королевстве? — спросил Ромка, оторвавшись от чашки с какао.
— Мама опять операцию делать собралась, — со вздохом ответила ему Катя.
Сергей подумал — какое счастье, что они погодки. Кате тринадцать, Ромке — двенадцать. По крайней мере, им всегда есть с кем поговорить и от кого получить моральную поддержку. Они как сообщающиеся сосуды и полностью автономны от родительских заморочек, слава богу.
В такие моменты Сергей даже начинал верить, что некий высший разум все же существует и в определенные моменты подкладывает неразумным людям соломки. Полина не хотела рожать Ромку. Он получился совершенно случайно. Полина кормила новорожденную Катю и пренебрегала контрацепцией. Есть такое мнение, будто во время кормления новая беременность не наступает. Дескать, организм к новой беременности не готов. Ничего подобного. Возможно, в далекие, голодные, доисторические времена так и было. Но сейчас, когда женщины имеют возможность насыщать свои организмы витаминами, минералами и микроэлементами, питаться сочным мясом или рыбой каждый день, — кормление их от беременности не спасает. Ромка — живое тому доказательство.
— Я-а-асно… — сын выпятил нижнюю губу и снова уткнулся в свою чашку.
Полина молчала. Только спина ее стала еще прямее, а плечи еще напряженнее.
— С головой проблемы у мамы нашей, — проворчал Сергей.
Дети снова переглянулись. Между ними произошел молчаливый обмен информацией. Как все же хорошо друг друга понимать без слов! Сергей тоже понял, что Ромка сообщил Кате, а Катя — Ромке. Мол, эти странные родители вступают в период боевых действий, им будет не до нас. Ну и ладно. Сохраним нейтралитет. Папа, конечно, прав. Но другой мамы у нас нет. Будем приспосабливаться к той, что имеется. Главное — не создавать папе дополнительных проблем.
Последний тезис Ромка подтвердил, подмигнув отцу. Мол, не волнуйся. От нас никаких сложностей не предвидится. Решай свои проблемы.
— Дожили… — выдохнул Сергей, остро ощущая неестественность сложившейся ситуации.
Их дети повзрослели за эти два года до совершенно самостоятельного состояния. И теперь нежно, с сочувствием смотрят на своих родителей: мол, ну что с них взять — дураки.
Полина допила кофе и повернулась к семье.
— Рома, Катя, я уезжаю, — официальным голосом сообщила она. — Милена будет приходить к вам помогать с уроками всю неделю. Я вернусь в субботу.
Она подошла к детям и чмокнула каждого в лоб. На Сергея даже не взглянула. Вышла из кухни. Через минуту хлопнула входная дверь. Пискнул датчик охраны, извещая, что замок снова закрыт.
Катя вздохнула и покачала головой. Потом коротко пожелала отцу:
— Пап, забей.
— Может, тебе подругу какую завести? — сочувственно предложил Ромка. — Мы тебя поймем.
Сергей подавился кофе и уставился на сына круглыми глазами.
Катя влепила брату подзатыльник:
— Вот тебя только спросить забыли!
Ромка насупился, вылез из-за стола и многозначительно пропел строчку из какой-то песни:
— Все на свете без меня. Эта осень без меня. Без меня апрель, без меня январь…
Сергей посмотрел на часы и хлопнул в ладоши:
— Так! Через десять минут выходим!
[+++]
Полина таращилась в окно. Парадно вылизанный Московский проспект постепенно заполнялся машинами. Пока еще можно было проехать без проблем, но минут через тридцать возле Московских ворот и на пересечении с Ленинским проспектом соберутся громадные пробки.
— У меня самолет только через час, — сказала она таксисту. — Можете сильно не торопиться.
Тот кивнул.
Полина вышла из дома на час раньше, чем ей было надо. Не хотела оставаться с Сергеем и везти детей в школу. В последнее время она отлынивала от общения с семьей все чаще. Каждый раз, когда появлялась возможность сделать это по хоть сколько-нибудь благовидному поводу. Она даже начала сочинять себе поводы. Почему и зачем она так поступает, Полина старалась не задумываться.
Постепенно у нее складывалась привычка быть «посторонней». Вроде бы дети и муж ей родные, а вроде бы и нет. Так, соседи. Странное чувство. Полине казалось, что о подобном она читала в каком-то фантастическом рассказе, давным-давно. Там было что-то про две семьи, которые живут в одной и той же квартире, но посменно. Вечером и ночью одни — потом они уходят на работу, а их место утром и днем занимают другие. Из-за перенаселенности так решается квартирный вопрос.
Впрочем, Полина тщательно избегала любых фиксаций на своем состоянии или ощущениях. Ее привычкой стало просто действовать, не думая ни о причинах, ни о последствиях. Просто делать то, что от нее требуется в данный момент или же просто хочется сделать. Все остальное не существует. Все остальное виртуально. От привычки жить подобным образом способ думать у Полины тоже трансформировался. Если раньше она подолгу, обстоятельно, как голодная собака кость, обсасывала каждый вопрос — взвешивала за и против, то теперь ее мысли представляли из себя хаотичный, бесцельный поток сознания, в котором яркими пятнами вспыхивали только отдельные впечатления. Ведя переговоры с клиентами, она так же полагалась исключительно на собственную интуицию. Она научилась болтать с незнакомыми людьми обо всем и ни о чем. Листать глянцевые журналы, не читая даже заголовков, рассматривая только картинки. Бродить по магазинам, рассматривая тысячи товаров в ярких упаковках. Не думать ни о чем, кроме «хочу».
