1. Я замужем. Любая женщина мечтает выйти замуж, верно ведь?
2. У меня отличные дети, пусть даже они и действуют мне на нервы девяносто процентов времени.
3. С сексом у меня все в порядке. Кажется.
4. Мне досталась целая куча не самых сговорчивых, но вполне надежных родственников, в любую минуту готовых подставить плечо. Мое. Если подумать, у меня очаровательная, ирландская такая в своей эксцентричности семейка. Мелкие проблемы с наркотиками и редчайшие случаи клептомании не в счет. Чего не простишь своей кровно-единоутробно-сводной родне?
5. Жизнь может достать кого угодно. Но уж лучше скрипеть зубами рядом со своим законным партнером, чем в одиночку. Или нет?
Прежде перечисление Радостей меня успокаивало, но теперь все меньше и меньше. Особенно пункт номер пять. Нужно будет пораскинуть мозгами и сочинить что-нибудь поновее.
Подготовка ко дню рождения Роберта прошла успешно. Во вторник, ровно в восемь вечера, двенадцать душ родственников соберутся за столом банкетного зала нового ресторана «Оливер Пейтон». Как только Роберт ступил на порог, я сообщила ему эту радостную новость — в надежде, конечно, на благодарность. Роберт изобразил улыбку.
Работа у моего мужа — смех, да и только. Он редактор модного женского журнала и основную часть рабочего времени либо толчется в типографии, либо наливается хорошим виски за счет рекламодателей, либо на презентациях дует дрянное шампанское в компании с полуголыми знаменитостями средней руки.
В прошлом тысячелетии я таскалась на эти грандиозные тусовки рука об руку с мужем, наивно полагая, что там есть с кем и о чем поговорить. К счастью, за последнюю тысячу лет я немножко поумнела. И с тоской обнаружила, что знаменитости как средней, так и всякой иной руки стремятся к бесконечно малым величинам. В смысле — все как один коротышки. Судите сами: Кейт Мосс — клоп; «Спайс Герлз» — без микроскопа не рассмотришь; Том Круз — натуральный карлик. Разумеется, это не их вина и все такое, но, похоже, только коротышки способны вызвать в нормальном человеке ощущение собственной неуклюжести, гигантизма и неполноценности. Роберту, конечно, проще — он и сам не из породы великанов; нацепив туфли на каблуках, я великодушно взираю на него сверху вниз. Да если уж на то пошло, у Роберта и талия потоньше, чем у меня, и скулы повыпуклей. Ничего не поделаешь, приходится признать очевидное — не видать мне места в рекламе, среди утренне-воскресных особ, которым свитера и джинсы мужа лишь добавляют сексуальности. Собственно, я тоже могу напялить джинсы Роберта. Для тепла. Предварительно расстегнув ширинку. Однако на этом вся сексуальность и заканчивается. Свитера, которые Роберт отвергает по причине «мешковатости», мне в обтяжку, как носили старлетки пятидесятых. А в минуты уныния я размышляю, каково это — повиснуть на локте у двухметрового атлета.
Итак, Роберт вернулся с работы. Кинул кейс на диван, туфли в угол; поцеловал меня в нос — мимоходом, но не сказать чтобы совсем уж бесчувственно; поинтересовался, что у нас на ужин. На часах девять, дети, ясное дело, разложены по кроватям. Я дегустировала белое вино, да так рьяно, что напрочь забыла привести кухню в божеский вид. Пол усыпан мозаикой и осколками «Лего», посудомойка забита чистой посудой, раковина — грязной, на столе груда утренних газет. Но курицу в духовку все же сунула. На автопилоте.
— У тебя здесь свалка, Клара, — бесстрастно констатирует мой муж. (На будущее имейте в виду: все, что Роберт ни делает, он делает бесстрастно.) — Чем ты занималась целый день?
Я уже говорила, что мы женаты восемь лет. Кое-каких успехов я за эти годы добилась: отучила его зевать во всю глотку; часами торчать перед зеркалом, изучая зубы на предмет дырок; сморкаться подзаборным методом; носить тошнотворные кальсоны с гульфиком. Но так и не преуспела в главном… Увы, Роберт по-прежнему убежден, что дни напролет я возлежу на диване с корзиной отборного винограда под боком и в окружении благоухающих маслами голых чернокожих массажистов. Не судите строго, если мой ответ прозвучит резковато для вашего уха, да еще и с привкусом уксуса:
— Да так, знаешь ли, дорогой… Пыль выковыривала из пупка. Хрустальные туфельки примеряла. Чипсами обжиралась. Роберт!!! Что за дурацкий вопрос? Отвезла мальчишек в школу. Подготовила твой день рождения. Оплатила счета. Купила подарок Алексу — это друг нашего сына, если ты помнишь; в субботу Чарли идет к нему на обед. Забрала твои шмотки из прачечной. Каждые тридцать секунд отвечала на телефонные звонки. Привезла ребят из школы. Накормила…
— Ладно, ладно, я понял. — Роберт улыбается, но я еще не закончила. Хуже того, несмотря на улыбку, он не скрывает скуки.
— …И каких-нибудь пять раз сыграла с ними в «Братьев Пилотов», искупала, проверила уроки Чарли — кстати, твой сын делает успехи, — почитала, поскакала немножко вверх-вниз, пока они не утихомирились. Натерла специями твоего чертова цыпленка…
— Цыпленка? — Роберт зевает. (Прилично зевает, совсем не так, как восемь лет назад.) — На ленч был как раз цыпленок. Мы сегодня с Ричардом за ленчем встречались.
— …И наконец на полминутки присела с бокалом любимого белого вина. А ты тут как тут со своими расспросами. Чем я, видите ли, занималась целый день?!! — Да, я зла. Чертовски зла. Причем не скрою, что бесспорная «семейность» ситуации только подливает масла в огонь моего раздражения.
— У него роман.
— У кого?
— У Ричарда.
— Что?!
— Роман.
— С кем?
— С Прыщавкой.
— Нет.
— ДА!
Вот! Что я обожаю в Роберте, так это его любовь к сплетням. Ну где еще такого мужика найдешь, чтобы смаковал детали с женской скрупулез… эх, да что там — стервозностью.
Прыщавка работает у Ричарда бухгалтером, и кожа у нее, как вы понимаете, не ахти. Видите ли, хорошая кожа — это мой пунктик, от прыщей меня тошнит. Кроме того, о девицах вроде этой самой Прыщавки моя мамуля Кейт нежно отзывается «растрепы». Ничего не могу добавить: у девицы вечно такой вид, будто она только что вылезла из-под очередного партнера. Очень может быть, что так оно и есть. Любая тряпка выглядит на ней пижамой, по которой истосковалась стиральная машина. На голове неизменный колтун. Секси, что и говорить. Мужики с дерьмовым вкусом слетаются на таких, точно мухи на переваренный сливовый джем. Черт с ней, не жалко. Но кожа у нее все равно паскудная, особенно для девушки двадцати трех лет.
Хочу напомнить, что Ричард — это муж Наоми. Меня раздирает на части от желания узнать, как, когда и почему Ричарда потянуло на сторону, но одновременно обидно за Наоми. Она, конечно, манерная, но сердце у нее доброе, да и старается изо всех сил — целыми днями вертится на кухне да полирует свое красное дерево. И в перерывах сдувает пылинки с Ричарда, рагу каждый божий день ему стряпает. А дети у них вообще будто со страниц дорогого каталога сошли.
— А как же ее тренинг? — переживаю я. — Свинство! Натуральное свинство.
Разве нет? Кому теперь нужны ее паховые мышцы? Кто теперь оценит их почти юную упругость?
— Да у него это так, только ради секса. — Закурив, Роберт валится на диван.
— Так и у Наоми тоже! На черта ей, по-твоему, сдались эти упражнения? Она ж не хочет налить под себя в самый ответственный момент. Боится дать течь, Роберт, и не смей ее винить.
— И не думал даже. Однако согласись, что заниматься любовью с Наоми — все равно что крутить педали велотренажера и в уме подсчитывать количество сжигаемых калорий.
— А со мной?
— Клара, я за тобой не поспеваю. Что «с тобой»? Мы говорим о Ричарде.
— Со мной — тоже как с тренажером? — Смахивает на истерику, но мне уже не остановиться.
— Секс с тобой? Нет, дорогая, с тобой на тренажер не похоже. — Роберт ухмыляется. Надеюсь, по причине каких-то приятных воспоминаний. А еще я надеюсь и на другую реакцию, в данный момент скромно прикрытую краем пиджака. Не сводя с меня прищуренного взгляда, Роберт выдерживает глубокомысленную паузу. — Я бы сказал, — наконец говорит он, — с тобой все наоборот. Никаким режимом и не пахнет. Секс с тобой, дорогая, — это безалаберность и беспорядок. Ты и сама такая же. И кухня у нас точно такая же.
— Но ведь заводит, да?
— Кухня?
Ну почему он строит из себя кретина?
— Нет, секс. Со мной.
Мне это нужно знать. Необходимо. Глупо всю жизнь заниматься сексом с одним-единственным человеком и не знать, что он об этом думает. А вдруг от моих ласк его наизнанку выворачивает? Вдруг ему тоже с любой прыщавкой приятнее, чем со мной?
— Заводит? — переспрашивает Роберт. — Иногда. Возможно. Ужинать будем?
Проснулась жирной. Чего и следовало ожидать. Сегодня ведь день рождения Роберта, и вечеринка в ресторане, и хочется выглядеть хоть чуточку обворожительной. Потому и проснулась жирной. Хуже того — это случилось безо всякой причины. Разве я натрескалась на ночь? Нет, не делала я этого. Разве стащила у мальчишек остатки шоколадного печенья? Ничего подобного. Держалась изо всех сил, чтобы не проснуться жирной. Но именно такой и проснулась. Поверить не могу. Не желаю верить собственной поросячьей физиономии.
