— Что вы сказали?
— Это искусственная матка, — пояснил Фростиг. — К сожалению, пока только опытный образец. Приступить к выращиванию человеческих эмбрионов мы планировали только лет через пять. До сих пор ограничивались мышками и лягушками. Но когда Кармстайн обнаружил ваш бластоцит, мы сказали себе: что ж, так тому и быть. — Доктор скорчил страдальческую гримасу, словно только что ознакомился с плачевными результатами собственной биопсии. — Кроме того, мы допускали, что вы могли специально все подстроить. Ведь если эмбрион погибнет, вы получите возможность попасть на страницы газет, сокрушаясь о том, какие мы все тут мясники. Я прав? — Он презрительно ткнул пальцем в направлении лужайки, где собрались митингующие. — Вы один из этих неоапокалиптиков, мистер Кац?
— Нет, я еврей. — Мюррей прислушался к скандированию демонстрантов, напоминавшему шум прибоя. — И я в жизни не имел дела с газетчиками.
— Вот психи, их бы в Средние века отправить.
— Минутку, минутку, так вы говорите, там развивается, в этой штуковине, ребенок?
Фростиг кивнул:
— Да, внутри маточной ткани.
Мюррей подошел вплотную к камере. Отразившись в искривленном стекле, его лицо гротескно исказилось. И без того раздобревшее в последние годы, оно напоминало пузатую сахарницу.
— Сейчас вы ничего не увидите, — осадил его доктор. — Речь идет о клеточном образовании размером не больше булавочной головки.
— О моем клеточном образовании?
— Вашем и чьем-то еще. Скажите, это не вы, случайно, ввели яйцеклетку в свою пробу?
— Как я мог, я же не биолог. Я и женщин-то толком не знаю.
— Дохлый номер, мы так и предполагали. — Фростиг открыл верхний ящик картотеки, вынул оттуда стопку бланков, переложенных черной копиркой, словно сандвич сыром. — Как бы то ни было, нам нужна ваша подпись на отказном листе. Мы не вчера родились и знаем, что иногда у людей возникают странные привязанности. На прошлой неделе я часов двадцать кряду уговаривал суррогатную мать, выносившую ребенка по контракту, отдать малыша его родителям.
«Ребенок…» — недоумевал Мюррей, беря в руки отказной лист. Кто-то наградил его ребенком. Он боялся, что у него нашли рак, а вместо этого получил ребенка.
— А если я подпишу, это означает…
— Что вы лишаетесь всяких прав на эмбрион. Не то чтобы они у вас были. По закону это всего лишь очередная проба. — Фростиг выхватил из кармана халата шариковую ручку, словно кинжал из ножен. — Эта яйцеклетка заставит нас поломать голову: обратный партеногенез, как мы называем это на данном этапе. По большому счету так не бывает, так что для блага всех сопричастных…
— Обратный партено… что?
«Ситуация сама по себе чрезвычайная, — подумал Мюррей, — и чувства, ей сопутствующие, тоже обычными не назовешь: странное сочетание смятения, страха и приятного пульсирующего тепла в яичках».
— При обычном партеногенезе происходит мейоз яйца без оплодотворения. Это также отклонение, но оно тщательно изучено. Здесь же речь идет о развитии зародыша в сперме без яйцеклетки. — Фростиг пощупал трубку, подводящую к искусственной матке кровь, проверяя давление. — Откровенно говоря, нас это застало врасплох.
— Разве нет какого-нибудь научного объяснения?
— Ищем.
Мюррей рассматривал отказной лист, пестревший бессмысленными надписями. И правда, зачем ему ребенок? Он ведь будет книжки с полок таскать. И во что его одевать?
Он вздохнул. Права была любовница Джорджины: дети — это ужас.
— А что будет с эмбрионом?
— Лягушек мы обычно наблюдаем до второго триместра. — Фростиг взял у Мюррея бланк и положил его на стол. — Мышей — немного дольше. Основную информацию мы получаем лишь после их умерщвления.
— Умерщвления?
— Инкубатор требует серьезной доработки. Через год мы могли бы — повторяю, могли бы — попытаться провести эксперимент с кошкой. — Фростиг проводил Мюррея до двери, на мгновение остановился и взял с полки стерильную баночку. — Не возражаете? Раз вы уже здесь, Кармстайн хотел бы получить очередную пробу.
Мюррей взял баночку.
— А этот эмбрион? Он какого пола?
— А?
— Мальчик или девочка?
— Ах, пол… Не помню, кажется, женский.
Когда Мюррей вошел в донорскую, его охватило странное мечтательное настроение. Он окунулся в тихий водоворот детских колыбелек, мягких игрушек и удивительных, еще не существующих детских книжек, написанных его любимыми авторами. Интересно, что бы мог написать для детей Кафка? «Утро для Грегора Самсы началось премерзко». Мюррей рассеянно смотрел на «Мисс “Октябрь-68”». Этой было явно не до мейоза. Умертвить. Они собираются убить его ребенка. Убить? Нет, слишком грубое слово. Это будет научный эксперимент, только и всего.
Мюррей взглянул на часы. Пять семнадцать. Они разрубят его малышку скальпелем, разорвут ее на клеточки.
Ребята доктора Фростига, наверное, уже разошлись. Все так просто: если лаборатория закрыта, он уйдет, если же нет, то так тому и быть.
Мюррей пересек холл и повернул дверную ручку. Дверь распахнулась. Да что он будет делать с ребенком? Оказавшись в полумраке лаборатории, Мюррей почувствовал, как его сердце забилось в ритме пульсации помп. Он щелкнул выключателем, поспешно подхватил деревянную подставку со всем ее содержимым и, пошатываясь под тяжестью ноши, направился к двери. Ребенок. Его ребенок находится в этой самой чертовой посудине.
Скользнув обратно в донорскую, он опустил прибор на пол прямо под пушистой промежностью «Мисс “Июль-72”». Пожалуй, лучше подождать, пока разойдутся эти неоапокалиптики. Если искусственное оплодотворение, по их меркам, грешно, то от обратного партеногенеза их кондрашка хватит.
Он проверил давление в трубках, точь-в-точь как это делал Фростиг. И с чего он взял, что ему удастся выбраться с этим отсюда? На него ведь в первую очередь падут подозрения. Слава богу, его эмбриончик был еще слишком молод, чтобы видеть всех этих голых баб вокруг. От многообещающих грудей у его девочки голова бы кругом пошла.
Дверь, скрипнув, открылась. Мюррей вздрогнул и подскочил. Сердце бешено колотилось.
— Ах, простите, — заизвинялся высокий темнокожий донор с залихватскими усами. Слегка наклонившись, он вынул из кармана спортивных брюк пустую баночку. — Я думал, здесь свободно.
— Не страшно, я уже закончил. — Мюррей неуклюже попытался скрыть следы преступления, бочком придвинувшись к похищенному прибору и став перед ним в нарочито небрежной позе.
Окинув взглядом комнату, чернокожий донор озорно улыбнулся.
— Им такие гранты отстегивают, могли бы и раскошелиться на парочку черных цыпок. Стимуляторы тоже только для белых? — спросил он, ткнув пальцем в прибор. — Мне вот только баночку выдают.
— Это эктогене…
— Сто сорок семь.
— А?
— Донор номер сто сорок семь. — Чернокожий сгреб руку Мюррея и воодушевленно ее потряс. — Вообще-то я тут донором только по совместительству, а на втором этаже меня все знают как Маркуса Басса.
147… откуда Мюррею знаком этот номер?
— А, вы тот самый гидробиолог, да?
— Говорят, что на Западе я главный спец по моллюскам.
— Я сегодня познакомился с одной из ваших реципиентов. Она выбрала вас после того…
— Нет, нет, дружище, и слушать не хочу. — Доктор Басе отмахнулся от него, как от назойливой мухи. — Об этом лучше ничего не знать. А то начинаешь потом разыскивать своего малыша. Просто чтобы взглянуть, понимаешь? В итоге всем от тебя одни неприятности.
Мюррей с надрывом вздохнул, выдыхая горькую смесь разочарования и облегчения. Вот и все, его попытка провалилась. Он мог обвести вокруг пальца обычного донора, но со специалистом по ракушкам этот номер не пройдет. Оно и к лучшему. Отцовство — только новые хлопоты.
— Так вы знаете, что это на самом деле…
— Камера эктогенеза, опытный экземпляр, единственный. — Доктор Басе заговорщически подмигнул. — Фростиг ужасно расстроится, если она исчезнет.
— Я лишь хотел взять ее на некоторое время. На этот раз там человеческий эмбрион. Откуда взялась яйцеклетка, никто не знает, а вот семя, похоже, мое. Обратный партено…
— Так, значит, вы — Кац? — Негр снова лукаво подмигнул и приятельски похлопал Мюррея по плечу. — Вот так дилемма. Будь я на вашем месте, мистер Кац, знаете, что бы я сделал? Взял бы эту штуковину под мышку и пошел бы себе спокойненько домой.
— Вы имеете в виду… взять ее с собой?
— Это ж не их обратный партеногенез, дружище, а твой. Мюррей уныло покачал головой:
— Они сразу догадаются, кто ее украл.
— Украл? Давай формулировать точнее. Ты ее одолжил. Не навсегда, только на девять месяцев. И не бойся, никто ее у тебя не отнимет. «Банк спермы отбирает эмбрион у отца», — с театральной жестикуляцией продекламировал Маркус Басе. — Да если газеты выйдут с такими заголовками, Фростигу останется только повеситься.
