Это пришло мне на ум, когда я сидел за пустым листом бумаги и все ждал, когда же явятся ко мне какие-либо мысли относительно наших финансовых проблем – налогообложения, прибыли, убыли, рентабельности производства. Но увы!
Наша экономика для меня самая непостижимая вещь. Я не пронимаю, например, как можно заплатить государству за неполученную еще прибыль, и что такое НДС, как не двойное налогообложение?
И что такое «возврат НДС от государства»? Вы никогда не пробовали что-либо вернуть от государства?
Или вот: почему платежи из банка в банк идут несколько дней?
А еще есть строгое указание насчет того, что за рубеж можно вывезти только такое-то количество валюты.
Она твоя, но на нее еще нужно получить разрешение. А если нужно получать разрешение, то точно ли она твоя?
А налогов-то, господи, и налог такой, и налог этакий.
Вот монастырская десятина равнялась десятой части и послужила поводом для нескольких бунтов.
Знал ли я, что это когда-нибудь будет меня интересовать?
Раньше слово «налог» для меня ровным счетом ничего не значило, хотя во времена прошлые с меня брали подоходный налог и еще «налог на бездетность», но все равно – это было так же далеко, как и звон колоколов где-то там, в Москве или же Тамбове.
Но теперь… теперь, как оказалось, это меня интересует, волнует, и я могу об этом говорить без умолку, часами могу говорить, не понимаю, но говорю и не могу остановиться – сам на себя гляжу со стороны и не могу, – потому что сама остановка в тот момент, кажется, сопряжена с чем-то ужасным, с какой-то катастрофой, – кажется, остановись, и что-то лопнет.
* * *
Как только приезжаю куда-нибудь, так сразу бросаюсь к телевизору и смотрю новости – как там Россия.
Это просто болезнь какая-то. Я же каждый раз обещаю себе не смотреть. Но всякий раз, побросав чемоданы, впериваюсь в этот проклятый ящик – ВВС, CNN и все прочее, местное.
И тут – то же самое: прилетел в Турцию на ежегодное морское плавание, и вместо этого – бегом к телевизору.
Ну прилетел ты плавать, ну и плавай! Так нет же – ну как там?
И мне показали, «как там». По местному телеканалу идет какая-то ерунда, потом показывают Путина – он говорит о том, что возобновляются рейды нашей стратегической авиации, потом еще какая-то чушь и вдруг… показывают кадры о том, как русские наци перед телекамерой казнят кого-то, отрезая голову.
– Кого? – спросил я у окружающих, потому что таких, как и я, жаждущих вестей с родины, набралось несколько человек.
– Дагестанца, кажется, – был мне мрачный ответ.
Черт бы их побрал!
Потом все это еще раз повторяли на разных телеканалах других стран.
Настроение – самое поганое.
Теперь можно сколько угодно говорить о росте престижа чего-то там за рубежом и всем рассказывать про наш светлый облик. Они показывают нас в одном блоке с взрывами в Ираке и казнями заложников в Афганистане.
Черт бы их побрал!
Теперь никому не нужны ни наши успехи, ни достижения, ни золото, ни валюта, ни рост ВВП, ни Дума, ни президент, ни национальные программы. Мы для них дикари, и этих дикарей надо держать за забором.
И это из раза в раз – приезжаю в любую страну, и там мне сначала показывают моего президента, а потом тут же какой-нибудь блок с наци, ужасами в армии, погромами, милицией, дубинками, ОМОН.
По-другому просто не бывает.
И чем дальше, тем всего этого все больше и больше.
Я, конечно, понимаю – информационная война, но отношение к русским за границей нашей горячо любимой родины хорошо если просто прохладное.
А то и вовсе к нам никакого отношения.
Весь мир будут сотрясать межэтнические столкновения, но как только появляемся мы, про все другое забывают мгновенно.
Так что полеты нашей стратегической авиации можно, конечно, и возобновлять.
А можно и не возобновлять – все едино.
* * *
О том, как мы перегнали Америку.
Недавно американцы отметили у себя пик цен на бензин. За три доллара почти четыре литра.
На наши деньги у них литр стоит 19,5 рубля. У нас как минимум на рубль дороже.
Так что мы теперь впереди.
Предлагаю объявить общенациональный праздник и назвать его «День Перегона».
* * *
Кстати, об авиации.
Тут в Жуковском авиасалон проходит, и я вспомнил одну историю, как я как-то жаловался одному знакомому авиатору, что в Самару летал за двенадцать тысяч рублей.
– Чего ж так дорого-то? – спросил я его тогда. – За такие деньги можно до Мадрида слетать и обратно.
– За такие деньги можно и до Бостона слетать и обратно! – был мне ответ. – А вообще-то, как посчитал один хороший человек, между прочим, владелец частной английской авиакомпании, тридцать шесть фунтов – это красная цена перелета из Лондона в Нью-Йорк. И на рейсах его авиакомпании именно такие цены.
– В чем же дело?
– Дело? В подходе к делу.
– То есть?
– У нас разный подход. Вот прилетает самолет «Lufthansa» в наше Пулково, выходит из него хрупкая девица, открывает она свой ноутбук, а к самолету тем временем со всех сторон подсоединяются датчики. Послушали – записали. Девушка глянула – параметры в норме. Если они не в норме, то заменили деталь. Все просто.
– И что?
– А теперь прилетает наш самолет, и подходят к нему пять человек с окладом в три тысячи баксов каждый, и начинают они слушать собственными ушами: как там все работает. А потом они еще и расспросят у всех кругом: не слышали ли они чего-то подозрительного. Вот вам и разница в подходе. Диагностика у нас по-разному происходит. Отсюда и цена на внутренних рейсах такая, будто мы в Бостон все летаем. Понятно?
– Понятно! Не видать нам удачи.
Так что салон в Жуковском – это очень хорошо.
Салон – это здорово, прекрасно, чудесно, превосходно, отлично, классно – молодцы!
А договоров там назаключают – аж на тридцать миллиардов.
И совместные предприятия пооткрывают – просто тьму-тьмущую.
И будут вам новые идеи, и новые принципы, и двигатели новые, и еще будет много чего-то черт-те чего!
А уж «Стрижи» с «Витязями» – то! Эти-то! Эти-то, родненькие, налетаются! Ух и налетаются, ух! Туда-сюда, с поворотами, виражами и элементами высшего пилотажа под названием «кобра». И это будет одна сплошная красота.
Но только в Самару мы на следующий год за четырнадцать тысяч полетим. Вот так.
* * *
О ровном месте.
Коррупцию не преодолеть. Так все переплетено, переплетено, вживлено, врублено – никак.
Самое время перенести куда-нибудь столицу. Здесь мы уже нагадили. Начнем все с ровного места.
* * *
Плавание в бассейне отличается от плавания в море. В бассейне больше работают ноги, чем руки.
Там можно делать длинные гребки или частые, короткие, или можно уделит внимание только скольжению. В море все зависит от ветра. Если он в лицо, то какое тут скольжение.
Ноги работают так, что кажется, они живут своей отдельной жизнью, в которой они сошли с ума. Это молочение в разные стороны, и все ради того, чтоб тебя не перевернуло. Ты плывешь на боку, на животе, потом на другом боку. Ты отчаянно стараешься удержаться. Тебя выносит на волну, ты выскакиваешь из воды по пояс, а потом опять в ней скрываешься. Ты дерешься, ты гребешь, ты вертишь головой во все стороны, потому что мало ли что может быть под тобой, сбоку от тебя или впереди тебя.
Может быть, полупогруженное в воду бревно или отмель, кусок скалы. Однажды меня испугал черный полиэтиленовый пакет – я резко бросился в сторону, потому что не знал, что это.
Вода во время ветра мутная, видно плохо.
В бассейне мимо тебя проносятся вихрем мастера спорта, и ты не должен увязываться за ними. Они плывут быстро, технично, но так они плывут только двадцать минут подряд. Потом они отдыхают, стоят у стенки, пускают пузыри, а потом они опять плывут.
А ты плывешь без отдыха – час, два, три. Ты должен привыкнуть – в море нет отдыха.
Особенно если ветер в лицо. А гребок должен быть длинный и сильный. Плечи потом деревянные, руки потом деревянные, грудь, спина – все это деревянное, но это потом, когда ты выйдешь из воды, через час после того как ты выйдешь, потому что еще целый час после моря ты бродишь и никак не можешь успокоиться.
Морское плавание – это жуткий прилив сил. Ориентир – береговая черта. Плывем от мыса до мыса.
Против ветра можно плыть час, два, десять. Берег неторопливо движется мимо.
Если ты плывешь от берега, то тогда ты плывешь, как в гору. Из-за поверхностного натяжения.
Море не плоское, оно как великий холм. В километре от берега ты смотришь на береговую черту, будто с вершины горы на дорогу, пролегающую далеко внизу. Так что, если плыть прямо от берега, – это словно на гору карабкаться – всегда гребок будет чуть вверх.
Зато возвращаться на берег – это бежать с горы.
А по ветру можно плыть очень быстро, хоть и здорово кидает тебя из стороны в сторону.
Главное, под удар волны не попадать.
Они у берега самые сильные. Могут сломать спину. Волна – это сотни тонн. Для нее человеческое тело ничто. Свернет. Она железо ломает, не то что кости.
