Оркестр заиграл национальный гимн, и все встали, Лючио Марандино — чуть позже других. «Странно, — подумала Юханна, — они оба толстенькие, и в обоих что-то ребяческое. Если у них родится ребенок, он будет толстый, как поросенок…» Все снова сели. Сири поглядывала по сторонам, желая увидеть, какое впечатление произвел на присутствующих ее итальянец. Левую руку она положила на крышку парты так, чтобы все видели ее обручальные кольца. Он был в финском обществе впервые. Время от времени Сири прижималась к нему, желая показать, что он принадлежит ей.
— Майла, ты видишь, как она себя ведет? — шепнула Юханна. — Не разговаривай с ней сегодня, я сама ей все выскажу.
Майла пристально посмотрела на сестру, а потом, как ни в чем не бывало, отвернулась.
После доклада и хорового пения, все вышли в коридор, где подавали кофе и сок. Сири и ее муж не подошли к столу, а уединились в гардеробе.
— А ты не хочешь выпить кофе? — спросила Юханна по-фински.
— Нет, спасибо, мы ничего не хотим.
— Если ты будешь прятаться здесь, в гардеробе, то не сможешь поговорить с людьми. Нечасто доводится тебе говорить на родном языке, кроме как у нас дома.
— Я разговариваю с Лючио! — вызывающе ответила Сири, словно искала ссоры.
— Смотри останешься одна. Им он не понравился, — сказала Юханна.
Она пожалела о сказанном, но было уже поздно.
— Это есть очень финский праздник, — сказал на плохом английском Лючио Марандино.
Взгляд его колючих глаз говорил, что он прекрасно все понимает.
— Он хочет сказать, что ничего интересного этом празднике нет, одна скучища, — добавила Сири, — И он абсолютно прав. По мне, так это старичье из финского общества — ужас какие зануды!
— Не срамись, — укорила ее Юханна, — Не смей реветь. Вот тебе носовой платок. Ступай в туалет, вымой лицо и успокойся.
Сири взяла платок и пошла в туалет.
«Плохо дело, — думала Юханна, — Сири смеется над нашим обществом. Единственная связь с домом, который мы покинули, для нее ничего не значит. А ведь только здесь мы можем раз в месяц говорить со всеми на родном языке. Спросить: „А ты помнишь?“ Нет, она откололась от всех со своим итальянцем, с которым она и говорить-то не может, с этим жуликом. Что он понимает в нашей жизни!»
Юханна повернулась к нему и сказала по-английски:
— Уходи прочь. Оставь в покое мою сестру. У вас нет денег, чтобы завести свой дом, а в нашем доме вы жить не можете! Ты никому не нравишься. С тобой ее ждет одна беда.
А он ответил:
— Вы мне не нравиться. Вы есть ужасная женщина из Финляндии.
Оркестр заиграл народные танцы, и все снова уселись на свои места. Сири сидела прямая, как палка, рядом со своим итальянцем. Ее красное платье выглядело здесь нелепо. Кто-то начал читать еще один доклад. Но Юханна уже не могла слушать, она лишь думала про деньги, которые взяла с собой, чтобы выкупить Сири у итальяшки, спасти ее от горькой участи. В кармане ее передника лежал толстый бумажник из черной кожи со всеми сбережениями, которые ей удалось собрать. Бумажник был спрятан надежно, но она то и дело совала руку в карман проверить, там ли он еще.
Когда итальянец поднялся, она пошла за ним. Он вышел на школьный двор покурить. Было довольно темно, но при свете, падавшем из освещенного зала, она могла разглядеть его лицо. Они были во дворе одни.
— Вы не сильный, вы есть ничто. Оставьте мою сестру. Денег нет, дома нет. Мы не помогать. Уходите, — сказала Юханна.
Он начал быстро-быстро говорить по-итальянски. Когда он наконец замолчал, Юханна подошла к нему вплотную и заявила:
— Вы вор. Я знаю. Я пойду в полицию.
Лючио Марандино на мгновение замер, потом раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но Юханна крикнула еще раз:
— Я пойду в полицию!
Тогда он достал словарь и протянул ей спички. Юханна зажигала спички одну за другой, пока итальянец искал нужные слова. Под конец он сказал:
— У вас нет доказательств.
— Но я это знаю, — ответила она.
— Нет доказательств.
Тут Юханна достала бумажник и, протянув его итальянцу, приказала:
— Считайте!
Он сосчитал деньги и, не моргнув глазом, без тени смущения сунул их себе в карман.
— А теперь уходите, — велела она.
Мгновение он стоял и смотрел на нее.
«Можешь ненавидеть меня, — думала Юханна, — я выдержу все, а уж тебя-то я не боюсь».
Итальянец пересек двор и вернулся в зал.
Они продолжали жить в чужой стране, жизнь у них потихоньку налаживалась. Каждый месяц Юханна писала домой: «У нас все хорошо. Ничего особого не случилось».
